Отвлекаться на политический диалог с Европой больше не стоит.
В июне 2008 года Дмитрий Медведев, выступая в Берлине, призвал к созданию новой архитектуры европейской безопасности. Тот факт, что в первом программном выступлении новый президент России, говоря о единой Европе «от Ванкувера до Владивостока», обратился к образам из горбачевских времен, обнадежил западную аудиторию. Особенно по контрасту с хлесткой речью, которую его предшественник Владимир Путин произнес за год с лишним до этого в другом немецком городе — Мюнхене. Но по существу предложения Медведева были встречены без энтузиазма: зачем новые структуры, если уже есть НАТО, ЕС, ОБСЕ…
Прошло всего три года, но берлинская речь кажется анахронизмом. Даже российская дипломатия, для которой работа над Договором о европейской безопасности с тех пор официально считается приоритетом, перестала усердствовать. Европа так сильно изменилась и не в лучшую сторону, что стало непонятно, с кем, собственно, обсуждать новое устройство в области политики и безопасности.
Три года назад считалось, что единственной европейской проблемой является Россия. Она не включена в наиболее важные институты (Европейский Союз и Североатлантический альянс), поэтому чувствует себя обойденной при принятии решений и всячески им противится. Нужно найти способ учета российского мнения (или хотя бы создать впечатление этого), и все будет в ажуре. Война на Кавказе в августе 2008 года укрепила подобную точку зрения и заставила признать наличие изъянов в европейском порядке.
Сегодня трудно сформулировать, из чего в Европе состоит политика. Америка при Бараке Обаме и в условиях гигантского бюджетного дефицита обращает на Старый Свет мало внимания — хватает более насущных проблем. НАТО трещит по швам. Если фактическая остановка расширения альянса на восток после российско-грузинского конфликта показала пределы экспансии, то ливийская война обнажила внутренние неувязки. Кампанию в Северной Африке начали отдельные страны-члены, не советуясь с союзниками. Затем выяснилось, что необходимо срочно привлечь НАТО как организацию, но при этом главная боевая сила — США — от происходящего дистанцировалась. Публичное нежелание Германии не только участвовать в операции, но даже поддержать ее политически стало шоком — такого в рамках альянса еще не бывало. Отсутствие цели и стратегии войны довершает картину.
Европейский Союз погрузился в состояние аутизма, утонув в собственных проблемах: экономических, политических и гуманитарных (рост ксенофобии). Вступление в силу Лиссабонского договора в декабре 2009 года не превратило ЕС в единого международного игрока, а, напротив, катализировало политическую фрагментацию. Даже когда дело касается острых внутриевропейских тем, явно требующих консолидированных ответов (например, приток мигрантов из Африки, с которым не справляется Италия), единого подхода не просматривается. Попытки решать политические проблемы с Евросоюзом в целом бесперспективны, отдельные же страны, в этом заинтересованные, ограничены в действиях как раз по причине членства в объединении и необходимости оглядываться на него.
Наконец, еще одна структура, к которой принято апеллировать как к механизму управления европейскими процессами, — ОБСЕ — превращается в виртуальную. Она пальцем не пошевелила, чтобы предотвратить войну на Кавказе в 2008 году, хотя ее наблюдатели пытались достучаться до руководства и обратить внимание на эскалацию напряжения. А после того как на весь 2010 год ОБСЕ превратилась в инструмент международного пиара Казахстана, страны-председателя, которая, мягко говоря, далека от провозглашаемых организацией демократических идеалов, относиться к ней всерьез стало и вовсе затруднительно.
Так что если в 2008-м новые идеи устройства Европы не пришлись ко двору, потому что считалось, что все и так ясно и понятно, то в 2011-м они не востребованы за полной невнятностью ситуации. Старый Свет спасает одно: он перестал быть центром мировой политики и превращается в стратегическую периферию. Даже диалог о «европейской ПРО» на самом деле ведут Россия и Америка, Европа — не субъект и даже не объект, а просто место действия при обсуждении этой важной темы.
При следующем российском президенте, кто бы им ни стал, Москве придется формулировать новую повестку дня с США, определяться в своем отношении к Китаю, искать себе место в Южной и Восточной Азии, на Тихом океане. Европа останется важнейшим экономическим партнером. Но тратить время на политические инициативы в этой части мира уже не имеет смысла.