Лорд и олигархи

Президент нефтяной корпорации BP в 1995–2007 годах лорд Джон Браун провернул для своей компании операцию, без которой сейчас, после прошлогодней гигантской катастрофы в Мексиканском заливе, она, возможно, уже прекратила бы самостоятельное существование. Лорд Браун обеспечил BP доступ к российским недрам, что принесло компании за последние 6 лет порядка $14 млрд дивидендов. Успех пришел не сразу. Forbes публикует журнальный вариант одной из глав книги Брауна «Больше чем бизнес», которую готовит к выходу издательство «Альпина Бизнес Букс». Операции в России Джон Браун начал с покупки доли в компании «СИДАНКО» и потери сотен миллионов долларов…

...Владимир Пота-
нин отличался от большинства олигархов. Роману Абрамовичу, Борису Березовскому, Михаилу Фридману и Михаилу Ходорковскому приходилось самостоятельно пробивать себе дорогу, они начинали с нуля. Потанин же входил в партийную элиту и удачно перешел в бизнес из номенклатуры. Он был хорошо образован, вышколен для работы в Кремле, занимал должность первого заместителя премьер-министра. Его отец был крупным советским чиновником.

Все знали, что именно Потанин — один из архитекторов залоговых аукционов. По этой схеме он приобрел большую долю «Норильского никеля», самого крупного в мире производителя никеля, как мне тогда казалось, находившегося в весьма плачевном состоянии. Еще Потанин купил нефтегазовую компанию «СИДАНКО». Она-то меня и интересовала. Потанин был не единственным акционером, поэтому я встречался не только с ним, но и с другими участниками этого консорциума.

Иногда я не мог отделаться от чувства, что имею дело с героями Джона Ле Карре, а сюжет закручен еще более лихо, чем в любом романе. Многие кормились из одних и тех же кормушек, деловые интересы пересекались и переплетались. Некоторые из членов консорциума были с Запада, как, например, Майкл Дингман, за несколько лет до этого отказавшийся от американского гражданства ради налогового убежища на Багамских островах. На Багамах жил и Джо Льюис, сделавший состояние на спекуляциях валютой.

Все эти люди были очень богаты, очень влиятельны и, как мне было сказано, чрезвычайно надежны.

«СИДАНКО» выглядела весьма заманчиво, но я проявлял осторожность. Я знал, что риск большой, и не в последнюю очередь из-за непредсказуемой политики Ельцина, а значит, и неопределенного будущего России. Когда я сказал на совете директоров, что мне предложили инвестировать полмиллиарда долларов, чтобы выйти на российский рынок, акционеры были изумлены и даже шокированы.

Тем не менее я сказал: «Мы должны относиться к этому как к ставке в казино. Можем все проиграть».

Хорошо, что я тогда предупредил членов совета директоров. За год мы потеряли почти половину наших инвестиций.

18 ноября 1997 года. Мы объявили, что ВР приобретает 10% акций «СИДАНКО» за $571 млн. Соглашение с Потаниным подписали в Лондоне на Даунинг-стрит, 10 в присутствии премьер-министра Тони Блэра и первого заместителя министра топлива и энергетики России Виктора Отта. Блэр назвал сделку «самым крупным капиталовложением Соединенного Королевства в Россию за всю историю».

Я рассчитывал, что Потанин и «СИДАНКО» дадут нам надежное политическое прикрытие и помогут разобраться во всех сложностях ведения дел в России. Напрасно рассчитывал. Нас сразу же бросили на произвол судьбы. Вскоре мы узнали многое о местном бизнесе, бюрократии и политике. И поняли, что 10% акций недостаточно, чтобы повлиять на ход событий. Мы начали терять свои активы.

Новый закон о банкротстве, принятый в марте 1998 года, привел к неожиданному перераспределению собственности в России. Вот как это подчас происходило. Руководитель дочернего филиала компании выпускает на внутренний рынок краткосрочное долговое обязательство, якобы чтобы получить дополнительное финансирование. Это обязательство покупает дружественная компания, которая в положенный срок требует погашения долга. Руководитель отказывается выполнить эти требования. Тогда кредитор обращается в суд и становится собственником предприятия. А его руководитель получает свою долю.

С помощью такого механизма бизнесмены, часто не без участия влиятельных покровителей в местных органах власти, смогли прибрать к рукам дорогие активы практически за бесценок.

Активы «СИДАНКО» находились во множестве дочерних компаний, и в мае 1998 года они начали «испаряться». Мы не сразу поняли, что происходит: слушания по делам о банкротстве проходили в отдаленных местах, и мы узнавали о них уже после их завершения.

Складывалось впечатление, что мы не владеем ситуацией. К тому же в стране царил полный беспорядок. В августе 1998 года случился дефолт, и рубль девальвировался. Несколько банков разорились, разразился финансовый кризис. Страна падала в бездну, началась гиперинфляция и нехватка товаров первой необходимости.

В начале 1999 года «СИДАНКО» зашаталась. Дело было не только в том, что мы теряли активы: производственная деятельность, бухгалтерский учет и повседневная офисная жизнь — все шло не так. Сотрудники ВР, работавшие с «СИДАНКО», теряли терпение.

30 ноября 1999 года. Кризис достиг апогея в связи с самым крупным активом «СИДАНКО» — «Черногорнефтью», расположенной в Тюменской области, на ее долю приходилось три четверти добываемой материнской компанией нефти. Это была жемчужина в короне «СИДАНКО». Суд в далеком Нижневартовске объявил «Черногорнефть» банкротом. Потом последовал фарсовый, якобы «состязательный» аукцион.

Покупателем выступала «Тюменская нефтяная компания», или ТНК. Главным ее акционером был олигарх Михаил Фридман, глава «Альфа-Групп».

Все было как в сюрреалистическом фильме. Мы не только потеряли «Черногорнефть», она была продана за одну десятую ее настоящей цены. Так называемые долги компании могли быть с легкостью погашены ВР или другим инвестором либо рефинансированы. Не оставалось сомнений, что состоялся сговор. Лишенная всех своих активов «СИДАНКО» напоминала скелет. А мы оказались наивными иностранцами, попавшими в ловушку, специально устроенную для этого правовой системой. Я подписывал договор в присутствии Блэра, а нас выставили дураками.

Я был вне себя от гнева. Мы потеряли более $200 млн из средств, которые были вложены в «СИДАНКО». Многие тогда советовали: «Надо минимизировать убытки, Джон, и уходить оттуда».

Но я знал: если позволить выдавить себя из России, вернуться будет невозможно. Если мы уступим, то будем вынуждены уйти со всей территории бывшего Советского Союза, даже из Азербайджана. Мы должны бороться, используя все возможные законные средства.

Я не думал встречаться с Фридманом. Пусть мы прежде и не совсем понимали правила игры, теперь начнем играть с ТНК по их правилам.

К этому времени мы стали ВР Amoco, и я чувствовал, что теперь у нас достаточно мощи, чтобы получить назад наши активы у ТНК, развернув широкую международную кампанию. Прежде всего предстояло выяснить, откуда ТНК взяла деньги на покупку долговых обязательств «СИДАНКО». Большая часть средств, как мы догадывались, была получена у западных банков, включая американский Ex-Im. Мы подумали, что, если перекрыть источники кредитования ТНК, это даст нам шанс вернуть активы. Так мы и поступили.

Мы публично дали понять, что считаем сделку с «Черногорнефтью» демонстрацией коррупционной практики и что если Ex-Im будет продолжать кредитовать ТНК, его самого могут обвинить в коррупции. Мы попросили вице-президента США Альберта Гора и Тони Блэра применить свое влияние при обсуждении вопроса о ТНК с российским руководством.

В российской, британской и американской прессе начали появляться статьи о том, что ТНК участвует в коррупционных сделках. Задетый за живое обвинениями в нечестном бизнесе, Фридман через разные каналы предпринимал многочисленные попытки встретиться со мной. Я уклонялся от этих встреч. Зачем разговаривать с человеком, который «ворует» активы ВР?

Но в конце концов я с ним встретился: мне позвонил лорд Гревил Джаннер, мой давний друг (мы познакомились благодаря тому, что он проводил кампанию за выплату компенсаций жертвам холокоста). После визита в Москву он настоятельно порекомендовал мне поговорить с главой «Альфа-Групп»: «Я разговаривал с главным раввином в Москве. Он сказал, что знает Фридмана. Фридман — лучший из тех, с кем ты имеешь дело». Сначала я согласился поговорить с ним по телефону. Затем мы встретились.

Как выяснилось, все обстояло гораздо сложнее, чем я себе представлял.

Оказалось, Фридман был уверен, что, приобретая активы «СИДАНКО», он осуществляет свои законные права. В 1995 году они с Потаниным заключили частный договор в рамках залогового аукциона. Я и не догадывался, как многое в Москве определяется этими аукционами. Фридман предоставил кредит на $40 млн для покупки «СИДАНКО» и взамен получил треть компании.

Затем Потанин воспользовался лазейкой в законодательстве и выкупил долю Фридмана за $100 млн. Фридман получил прибыль, но вскоре понял, что Потанин получил еще больше, заключив стратегический договор с иностранной нефтяной компанией, то есть с ВР (мы заплатили $571 млн за 10% акций).

Фридман был в ярости. После финансового кризиса 1998 года положение Потанина пошатнулось из-за убытков в банковской сфере, и Фридман решил, что настал хороший момент, чтобы вернуть упущенное. Сначала я не поверил в эту версию событий. Но Фридман показал документ, который подтверждал его право на «Черногорнефть», если не юридическое, то по крайней мере моральное.

Отношения между двумя олигархами вконец расстроились. Раньше они вместе сражались против коммунистов, а теперь ополчились друг против друга. Вот так я стал свидетелем того, как врукопашную происходило выяснение отношений между российскими бизнесменами. Фридман боролся с Потаниным, а не с ВР. Для него наша компания была случайной жертвой сведения старых счетов.

Началась серия долгих переговоров с партнерами ТНК и «СИДАНКО». Это было похоже на шахматную партию, в которой гроссмейстерами были русские. Я не мог особо увлекаться тактикой в ущерб глобальной стратегии. В конце концов, мы согласились увеличить наш пакет акций «СИДАНКО» до 25% при условии, что компания получит назад свои активы. В ответ представители ТНК потребовали от ВР продолжить переговоры о приобретении 25% акций этой компании. Если бы мы не приняли этого условия, наша доля в «СИДАНКО» снизилась бы до первоначальных 10% и нам пришлось бы уйти из России, а значит, сократить свои запасы и объем добычи. В то время это были важнейшие для нас показатели, так как от компании требовали роста. Кроме того, кое для кого в компании было важно знать, что теперь-то мы удачно вкладываем деньги.

Фридман показал себя превосходным переговорщиком. Создавалось впечатление, что он готов пожертвовать всем, но только не уступить в каком-то одном серьезном вопросе. Он был исключительно сосредоточен на бизнесе. Проведя с ним множество встреч, я все равно практически ничего о нем не знал, кроме того, что он любит «экстремальный», как он сам выражался, отдых. Вряд ли это можно было назвать отдыхом — скорее приключениями и испытанием сил. Он хотел построить многоотраслевую империю, и ТНК представляла нефтяную отрасль, которую он намеревался развивать.

Почему ВР решила вести дела с Фридманом, человеком, который сам себя однажды назвал «русским бандитом»? Ответ: прагматизм. Мы хотели попасть в Россию во что бы то ни стало, а способов сделать это было немного. Россия была одним из самых крупных производителей нефти и газа в мире и обладала несметными природными ресурсами. ВР же — нефтегазовая компания, и для меня было делом чести внедриться в эту страну. Единственный вопрос не давал мне покоя: стоят ли перспективы всех этих усилий? Мои сомнения развеялись, когда в Москве сменилась власть.

31 декабря 1999 года. На пороге нового тысячелетия Борис Ельцин ушел со сцены, уступив место «новым политикам, новым лицам, новым умным, сильным и энергичным людям». Премьер-министр Владимир Путин стал исполняющим обязанности президента, а вскоре был избран президентом.

Перемены не происходят по волшебству. Мы понимали, что коррупция в России сразу не исчезнет, и не хотели, чтобы нас в очередной раз обвели вокруг пальца. Урок «СИДАНКО» был болезненным, но не катастрофичным. Мы допустили ошибку и не хотели наступать на те же грабли. Мы решили, что достаточно осведомлены и можем начинать переговоры с Михаилом Фридманом о совместном предприятии. Тем временем я изучал и другие варианты.

Мы решили проанализировать все российские нефтяные компании. ТНК оказалась далеко не самой лучшей — мы поставили ее на третье место. Второй была «Сибнефть», а первой — ЮКОС. <…>

ЮКОС возглавлял другой олигарх — Михаил Ходорковский. Он начинал с небольшого частного кафе в Москве, потом занялся импортом, а затем основал банк «Менатеп». Как и Потанин с Фридманом, Ходорковский получил основные активы от государства в рамках залоговых аукционов и одно время был самым богатым человеком в России. Нас познакомил Джейкоб Ротшильд, и после нескольких коротких встреч у меня в кабинете я пригласил его в гости к себе домой в Кембридж.

17 февраля 2002 года. К дому подъехало несколько черных бронированных автомобилей, из которых высыпали дюжие телохранители. Подобно многим олигархам, Ходорковский жил под Москвой за высоким забором в тщательно охраняемом доме с ночным освещением по всему периметру участка. Он был помешан на безопасности. Мой дом был намного скромнее, не так хорошо защищен, но тем не менее вполне безопасен.

Мы пообедали и обсудили возможность покупки 25% капитала плюс одну акцию компании ЮКОС. Мне казалось, что этого было мало. Когда я заикнулся о большем, он сказал: «Двадцать пять процентов, не больше — и никакого контроля. Если будете сотрудничать со мной — о вас позаботятся».

В очках, с тихим голосом, Ходорковский мог произвести ложное впечатление скромного человека. Но чем дольше мы разговаривали, тем больше я нервничал.

Он начал говорить о том, как провести людей в Госдуму, как он будет добиваться снижения налогов для нефтяных компаний, и о многих влиятельных людях, которых он контролирует. На мой вкус, он был слишком могущественным. Конечно, теперь легко говорить, но тогда я уловил в этом что-то неуместное.

Моя оценка оказалась верной. В октябре 2003 года Ходорковский сделался героем новостей всех телеканалов мира. Он был арестован по обвинению в мошенничестве, хищениях и неуплате налогов. Сейчас он отбывает срок в сибирской колонии. Активы компании были распроданы, а в 2006 году ЮКОС стала банкротом. Незадолго до ареста Ходорковского в частной беседе Путин сказал мне мимолетом, но очень жестко: «Я этого человека терпел слишком долго».

Ходорковский сделал то, чего Путин простить не мог. Он затеял политические игры, хотя был всего лишь бизнесменом. Он нарушил путинскую заповедь «не вмешиваться в политику, заниматься бизнесом, и тогда все будет в порядке». Ходорковский перешел границу. Если это делать в России, обратной дороги нет.