Оценка событий в исламском мире вскрывает интеллектуальную деградацию и комплекс неполноценности нашей элиты
Благодаря событиям в Северной Африке в очередной раз наглядно проявилось удивительное свойство отечественного политического сознания. Такой глубокой и искренней веры во всесилие Америки, как в России, не осталось уже нигде. Серьезные ученые и аналитики по всему миру пытаются понять, насколько утрата контроля над событиями повлияет на глобальные позиции Вашингтона, и обнаруживают лишь неблагоприятные для Соединенных Штатов сценарии. У нас в публичной дискуссии преобладает уверенность в том, что смерч, начавшийся в Тунисе, инициирован для нового передела мира Госдепартаментом и ЦРУ посредством подконтрольных им социальных сетей.
Специалисты по региону и международной политике (от академика Евгения Примакова и директора Института востоковедения РАН Виталия Наумкина до бывших российских послов в соответствующих странах), изредка прорывающиеся сквозь конспирологический гул, твердят о том, что беспорядки — это современные версии социальных революций, ставшие следствием давно копившегося внутреннего напряжения. Но отдельные здравые голоса не способны перекричать шоу, где солируют отставные генералы, особо продвинутые депутаты, патриотические писатели и переквалифицировавшиеся театральные деятели.
Причина деформации сознания — нарастание интеллектуального провинциализма в сфере общественной мысли. Концептуальные подходы, основанные на глубоком знании и системном понимании процессов, подменяются поверхностной геополитикой и сдабриваются пригоршней цитат из модных западных политологов и публицистов. К тому же любые события рассматриваются — сознательно или неосознанно — не во всемирно-историческом контексте, а сквозь призму текущей внутренней конъюнктуры. Как туманно, но грозно сказал Дмитрий Медведев, «такой сценарий они и раньше готовили для нас, а тем более они сейчас будут пытаться его осуществлять...»
В Советском Союзе пропаганда тоже любила поговорить о заговорах и кознях американского империализма. Но когда доходило до профессиональной оценки ситуации, то, во-первых, старались опираться на достоверные данные (а не на сенсационные утечки в интернете), и, во-вторых, — это важнее — для их анализа применялись теоретические инструменты. Марксизм, на котором базировалась советская идеология, представлял собой целостное учение, претендовавшее на объяснение бытия. В какой степени историческое развитие сводимо к классовой борьбе — вопрос отдельный. Но осмысление (по крайней мере, до позднесоветского периода) не становилось результатом бессистемного наслоения фактов и обрывочного применения примитивно понятых теорий. Так, в случаях, подобных переменам на Ближнем Востоке, марксистско-ленинская методология поставила бы более точный диагноз, чем сегодняшние местечковые разоблачители.
Помимо интеллектуальной деградации (а упадок переживает и академическая наука, почти истощившая былой ресурс и не обретшая нового) есть другая причина — комплекс неполноценности, который Россия никак не преодолеет после распада СССР. Демонизация Америки — интуитивная попытка объяснить катастрофу 1991 года и последовавшие за ней события действием неодолимых внешних сил. Благоговейное возвеличивание супостата пересиливает даже чувство злорадства, которое стало бы не особенно красивой, но более естественной реакцией на растерянность США перед стихией перемен.
Спустя 20 лет после краха Советского Союза Россия проела унаследованный от него потенциал, но так и не преодолела фобии, связанные с его распадом. Не лучшее сочетание для рывка вперед.