Что стоит за сближением России и НАТО
Можно только диву даваться кульбиту, который за неполные два года совершила дискуссия об отношениях между Россией и НАТО. Осенью 2008-го звучали предсказания нового сдерживания и возвращения холодной войны, а с середины 2010-го чуть ли не общим местом стали рассуждения о возможности вступления Москвы в альянс. Что случилось? Обе стороны начали осознавать, что карета прошлого уехала безвозвратно и требуются какие-то другие средства передвижения. Представляется, что нынешние разговоры — не очередной конъюнктурный всплеск, каких было уже немало с начала 1990-х, а косвенное признание концептуального тупика, в который зашли прежние идейные оппоненты.
Для России сегодня Североатлантический альянс — не просто привычный, но и комфортный противник. Чем более очевидно, что основные события XXI века будут разыгрываться где угодно, но только не на евро-атлантическом пространстве, тем безопаснее спорить об изъянах европейской военно-политической архитектуры. Публично назвать, например, Китай угрозой, опасностью или даже фактором неопределенности — значит спровоцировать неприятные осложнения с самым могущественным соседом. А критика натовского экспансионизма — не более чем заклинания, за которыми уже ничего не следует. Грузинская война стала водоразделом, после которого рассеялись иллюзии и относительно реальной способности России силой расширять сферу своего влияния (Южная Осетия и Абхазия эту способность, по сути, исчерпали), и по поводу претензий НАТО на роль универсальной структуры безопасности.
Альянс переживает кризис из-за невозможности сформулировать миссию на будущее. Единого восприятия угроз и задач нет, у США — один взгляд, на востоке Европы — другой, на западе — третий. Совместить все это в рамках одной организации, участники которой к тому же вынуждены урезать военные расходы, практически нереально. Поэтому деятельность, вероятнее всего, будет размываться. Ответы на конкретные вызовы безопасности страны будут искать по-разному, опираясь на инфраструктуру альянса по возможности, но не обязательно. Скажем, в той степени, в какой Европа еще сможет и захочет содействовать Америке в реализации ее глобальной стратегии, например, на китайском или иранском направлении, США будут стараться ее задействовать, но в остальном они будут находить других партнеров.
Россия и Североатлантический блок с разных сторон подошли к одному рубежу, когда пора отказываться от структурообразующего клише. Москва начинает задумываться о том, что ее роль как исключительно самостоятельного центра силы со свободой действий не обеспечена необходимыми активами — человеческими, технологическими, интеллектуальными, поэтому нет оснований считать подобный сценарий аксиомой. НАТО из последних сил цепляется за губительное самоощущение «самого успешного военно-политического альянса в истории человечества». Этот имидж снизошел на союзников сам собой по факту распада СССР и Варшавского договора, однако он не подтверждается реальностью, например, афганской войны.
При этом НАТО — столь важный символ и инструмент политического влияния, что отказ от него исключен. Нужна объединяющая тема, достаточно весомая, чтобы ею можно было заменить отсутствующую общую миссию. И преодоление отчуждения между альянсом и Россией — не декларативное, как все последние 20 лет, а теперь уже институциональное — вполне для этого годится. Дискуссия не обязательно приведет к практическому результату. Но поможет, наконец, подвести черту под прошлым, чтобы уже рискнуть взглянуть в лицо призракам будущего.