Передозировка

Недавно 7500 покупателей британского интернет-магазина Gamestation отдали ритейлеру больше, чем деньги. Они уступили ему свою бессмертную душу. В качестве первоапрельской шутки Gamestation добавила соответствующий пункт в пользовательское соглашение. Покупатели, которые не согласились с этим пунктом, получили от ритейлера скидку £5 при следующей покупке видеоигры. Но так поступили лишь 12% клиентов. Как и предполагали авторы розыгрыша, большинство людей соглашаются с условиями обслуживания, не читая их.

Это кажется очевидным всем, кроме законодателей. Когда возникает новая проблема, будь то конфликт интересов у врача или потребительское кредитование по безбожным ставкам, они предлагают один и тот же рецепт: увеличить объем раскрываемой информации. Это дешево, просто и, предположительно, помогает людям принять более удачное решение. Проблема только в том, что это не работает. Профессора Омри Бен-Шахар и Карл Шнайдер доказывают, что этот часто используемый регулятивный прием вопиюще неэффективен.

Они познакомились в 2007 году, работая на юридическом факультете Мичиганского университета. Бен-Шахар преподавал контрактное право, а Шнайдер занимался биоэтикой. Бен-Шахар, работающий теперь в Чикагском университете, готовил статью о стандартном языке контрактов с потребителями, а Шнайдер много писал о провале концепции информированного согласия в законодательстве о здравоохранении.

Однажды за обедом профессоров осенило: они поняли, что изучают одну и ту же проблему. Дальнейшие изыскания дали эмпирический материал, показывающий, что раскрытие информации почти никогда не способствует принятию потребителями более удачных решений.

Возьмем для примера кредитные карты. Законодательство о честном кредитовании и законы многих штатов требуют от кредиторов указывать процентные ставки и комиссии. Законодатели считали, что раскрытие годовых процентных ставок (APR) поможет заемщикам выбрать более выгодный кредит. Благодаря их усилиям владельцы карт теперь знают, что существует какое-то APR. Но исследования показывают: люди все равно не понимают значения этого термина, и раскрытие информации не привело к снижению ставок по кредитам. «Заемщики, которых законодатели имели в виду в первую очередь, — те, у кого большие долги по кредитным картам, — менее других способны разобраться в смысле раскрываемой информации», — говорит Бен-Шахар.

Но законодатели не устают требовать раскрытия все новых сведений. В феврале в США вступил в силу закон об ответственности и раскрытии условий по кредитным картам. Он обязывает кредиторов размещать кредитные договоры в интернете. Но эти договоры написаны тяжеловесным юридическим языком, и никто не будет их читать. Элизабет Уоррен возглавляет наблюдательный совет Конгресса, контролирующий расходование средств на выкуп плохих банковских активов. «Я преподаю контрактное право в Гарварде и все равно не могу понять половины того, что сказано в кредитных договорах», — говорит она.

Юридический новояз — это не единственная проблема. Люди почти в той же мере склонны пропускать мимо ушей информацию, раскрываемую устно. Пожалуй, самый известный пример — это уведомление о правах, которое зачитывается обвиняемым перед допросом. Фанаты телесериала «Закон и порядок» могут цитировать его наизусть, но данные показывают, что это предупреждение работает не так, как предполагалось. Одно исследование показало: несмотря на предупреждение, подавляющее большинство подозреваемых (от 78% до 96%) отказываются от своего права хранить молчание. Даже преподаватели, сотрудники и студенты магистратуры Йельского университета, арестованные в 1967 году за протесты против призыва в армию, не воспользовались этим правом, о чем впоследствии сожалели.

Мало того что законы требуют раскрытия информации слишком часто — объем раскрываемых данных чрезмерно велик. Количество подлежащей раскрытию информации постоянно увеличивается, чтобы предусмотреть все возможные случаи. На потребителей обрушивается такой шквал непонятных слов, что они совершенно теряются.

Пользователям интернета приходится соглашаться с тысячами слов юридического жаргона почти на каждом сайте, который они посещают. Большинство, конечно, не читает эти соглашения, несмотря на то, что, например, в США в 2002 году решением суда была признана юридическая сила таких соглашений.

В Калифорнии контракт на продажу автомобиля прозвали «простыней». По закону он должен умещаться на одной странице, поэтому его печатают с двух сторон на листе длиной 75 см. «Потребовалось бы немало времени, чтобы просто прочитать его», — говорит Бен-Шахар. А чтобы понять написанное, «нужно иметь трехлетнее юридическое образование».

Скептическое отношение к раскрытию информации возникло у Бен-Шахара, когда он наблюдал старания защитников прав потребителей, которые призывали людей читать все, что напечатано в контрактах мелким шрифтом. По мнению профессора, эти старания ни к чему не привели. Он понял, что наступил на больную мозоль, когда на одной юридической конференции усомнился в целесообразности «информационной прозрачности» и за это его подвергли обструкции.

Одновременно Шнайдер обнаружил бесплодность аналогичных усилий в области медицины. Хотя законодатели делали упор на раскрытие информации и информированное согласие, исследование Шнайдера показало, что пациентов гораздо больше интересовал поиск добрых и знающих врачей.

Раскрытие информации не всегда бессмысленно. Ее доступность действительно помогает людям принять правильное решение в понятных им областях, например при выборе ресторана. Один из удачных примеров — это закон округа Лос-Анджелес, требующий, чтобы в витрине ресторана выставлялась карточка с оценкой санитарного состояния. Легко понятная шкала (A, B и C) позволила улучшить санитарные условия в ресторанах. Но зачастую важные вещи просто невозможно выразить простым и доступным языком. Как говорит один руководитель клинических испытаний, если у пациента «системный мастоцитоз и мы хотим пригласить его к участию в контролируемом клиническом испытании для сравнения эффективности циметидина и кромолин-натрия, мы не можем обойтись без сложной терминологии».

У идеи, что информации много не бывает, есть еще более существенный изъян, говорит Шнайдер. Она бесплодна, потому что основана на неверном понимании психологии принятия решений. «Когда человеку, даже очень квалифицированному, нужно принимать решение, он начинает не с того, что собирает обширный объем информации для анализа», — говорит Шнайдер. Вместо этого люди стремятся упростить сложные проблемы, сведя их к нескольким понятным факторам. Как показало исследование, пациенты с раком груди выбирают между мастэктомией и секторальной резекцией, принимая во внимание всего один фактор — риск рецидива. Пациенты с болезнями почек часто отказываются от диализа, когда узнают, что будут использоваться большие иглы.

Чтобы делать более удачный выбор, людям нужны не только факты, им нужна экспертиза. Она помогает им рассмотреть факты в контексте и упрощает выбор.

Поэтому совет эксперта полезнее, чем голые факты, говорит Бен-Шахар. Законодатели исходят из того, что люди самостоятельно принимают решения, но часто это не так. Шнайдер говорит, что пациенты хотят, чтобы доктор подсказал им решение. Они хотят экспертизы, а не дополнительной информации.

Другой способ повысить качество решений — «помочь разумному выбору, не вводя законодательных ограничений». Выберите лучший вариант для большинства людей и позвольте тем, кто не согласен, от него отказаться.

Хороший пример — нормы в отношении порядка наследования. Есть вариант по умолчанию, известный как закон о наследовании без завещания. Например, в Иллинойсе он гласит, что половина вашего имущества достается после смерти супругу, а другая половина делится поровну между детьми. Если этот порядок вас не устраивает, его можно изменить, составив завещание.

Вместо того чтобы требовать раскрытия огромных объемов информации, законодателям порой следовало бы прибегать к прямым запретам. «Сэмюэл Джонсон сказал, что второй брак — это победа надежды над опытом, — говорит Шнайдер. — Мы считаем, что законы об обязательном раскрытии информации — это еще одна такая победа».