Бразильский Сальвадор — город, где в феврале, согласно Книге Гиннесса, проходит «самая большая вечеринка на свете» — сальвадорская масленица. Наш корреспондент опоздал на карнавал, но успел на Пасху.
В зале прилета меня жда-ли двое — девушка славянского экстерьера и местный дядька. Я без труда опознал встречающих, те столь же уверенно двинулись по направлению ко мне. Девушка, на ходу протягивая руку, выдала фразу о трех фрикативных «г»:
— Вы Геннадий, а я Галя, ваш гид.
Во фразе не было знака вопроса; в том, что я — это я, Галя была уверена:
— Я и табличку не рисовала, все равно была уверена, что русского отличу. Все русские похожи!
Справа и слева нас омывали потоки чернокожих байанцев, среди которых, надо отдать Гале должное, я действительно слегка выделялся. Дело было в аэропорту Сальвадора, столицы бразильского штата Баия.
На знаменитый сальвадорский карнавал я опоздал дней на сорок — я прилетел в Баию весной, в Великую Субботу, накануне Пасхи, и этим вечером пост, начавшийся сразу после карнавала, должен был закончиться. Впрочем, особых приготовлений к Пасхе заметно не было. Это у православных Воскресение Христово — праздник, а местным католикам важнее Рождество. Да и при всей истовости здешнего христианства Баия — центр кандомбле, анимистического верования, вполне мирно уживающегося в душах байанцев с учением Христа.
Пока мы ехали через город в мою гостиницу, на берег океана, Галя читала мне краткий курс истории Баия. Сальвадор, вернее Сан-Сальвадор-да-Баия-де-Тодос-ос-Сантос, или Святой Спаситель на заливе Всех Святых, — именно так полностью называется город — с 1502-го по 1763 год был первой столицей португальской Америки, будущей Бразилии. Сюда привозили рабов и христианство, отсюда вывозили сахар. Внизу, у порта и пляжей, на берегу залива Всех Святых отстроился Нижний город, на высоком обрыве — Верхний. Внизу селились рыбаки и прочий пролетариат, вверху — светские и церковные начальники, сахарные короли. В центре Верхнего города понаставили столбов, пелуров, к которым привязывали провинившихся рабов, и район получил со временем имя Пелуриньо. Кроме столбов в Пелуриньо ставили монастыри и храмы — Кафедральный собор, монастырь Св. Франциска, церковь Носсо Сеньор де Бонфим.
Тем временем мы добрались до Pestana Bahia, моей гостиницы, и Галя с водителем, договорившись о времени завтрашнего похода в город и наказав на прощанье не ходить в Пелуриньо в одиночку, уехали по своим делам.
На Сальвадор упала темнота, город осветился рекламой и фарами автомобилей, звон колоколов отделился от церквей и поплыл над заливом. Из гостиницы была видна улица, забитая барами и машинами, которые пытались припарковаться; музыка, доносившаяся до распахнутых окон моей комнаты, звала в ночное. Пасха, однако, звала в другом направлении. Хотелось добраться до центра Верхнего города, до Кафедрального собора и послушать службу.
Я спустился в холл, с помощью портье договорился с таксистом об извозе туда и обратно и поехал в Пелуриньо. Улицы за пределами квартала баров неподалеку от гостиницы были пусты, зато площадь перед Кафедральным собором была забита народом весьма зловещего вида. Таксист высадил меня у ворот храма, показал, где будет ждать, и я, держась за карманы (Гале все-таки удалось меня слегка напугать), вошел в огромные ворота. В соборе не было свободных скамеек. Все население Пелуриньо собралось этой ночью именно здесь, и белыми, кажется, были только я и архиепископ. Впрочем, архиепископ со своей латынью и куда более заметным одеянием оттянул на себя все внимание, и на меня никто даже не взглянул.
Постояв на сквозняке, исполнявшем роль кондиционера, я снова вышел на площадь, куда из собора доносились звуки мессы. Местная шпана шныряла по освещенному пространству, время от времени ко мне подходили парни в футболках сборной Бразилии, чтобы стрельнуть одну из тех монеток, что я предусмотрительно наменял в кассе отеля. В воздухе вместе с обрывками мессы носились запахи печеной кукурузы и сладкого картофеля. Было душно, несмотря на поздний час. Пройдя сквозь собирающуюся толпу, я нашел такси и поехал в отель. Миссия была выполнена.
На следующее утро Галя первым делом привела меня на площадь перед Кафедральным собором. Вот, говорит, наш главный храм. И центральная площадь Сальвадора. Это сейчас тут так спокойно, а ночами творится черт знает что! Я кивнул и подтвердил, что ночью тут творилось черт знает что.
В соборе снова шла служба, и неутомимый архиепископ опять разговаривал с прихожанами на незнакомом им мертвом языке. Туристов на сей раз было раз в десять больше, как минимум десяток.
При свете яркого солнца площадь отнюдь не казалась зловещей. Вместо барыг по ней разгуливали торговцы туристической белибердой и байаны, знойные дамы, одетые в местные костюмы колониальных времен — пышные цветастые юбки, белые блузы и яркие головные платки. Пелуриньо был объявлен ЮНЕСКО достоянием человечества, разные фонды и бразильское правительство выделили городу $100 млн на благоустройство района, после чего из него исчезли практически все местные жители. Старинные, XVII–XVIII веков домики много лет реставрировали, а их обитателям предложили съехать в новостройки на окраинах. В результате после реконструкции Пелуриньо превратился в почти нежилой квартал с огромным количеством закрывающихся с темнотой магазинчиков и ресторанов и крохотных гостиниц, открытых иностранцами, которые решили к пенсии переселиться поближе к экватору.
Мы переходили из церкви в церковь, Галя рассказывала небылицы, а я любовался местным наивным барокко, щедро напомаженным золотом.
Пройдя по большому кругу, мы снова оказались на площади перед Кафедральным собором. Это, говорит Галя, имея в виду пройденное, третий маршрут нашего карнавала, самое маленькое его кольцо. Вообще же наш карнавал отличается от карнавала в Рио как минимум тем, что у них маршрут — 700 м самбадрома, а у нас — 25 км улиц; в Рио — соревнование, в Сальвадоре — праздник, там — девки в перьях, у нас — не профессионалы, но те, кто до смерти все это любит, и у нас 2 млн человек неделю ходит по улицам! Понимаешь?
Я кивнул. Я, кажется, все понял. Ну то есть как минимум я понял, что приехал в Сальвадор на сорок дней позже, чем надо. Впрочем, на Пасху мне тут тоже нравилось.
Мы с Галей осели в каком-то местном ресторанчике, заказали пива и мокеку, главное байанское блюдо. Мокека делается из рыбы, креветок, крабов, чеснока, лука, кинзы и кокосового молока. На пальмовом масле, естественно. На нем, пальмовом масле, тут все делают. Не могу сказать, что вкус рыбного варева мне сильно понравился, но попробовать мокеку все равно надо.
Пообедав, мы нашли водителя и поехали к самой популярной местной церкви Носсо-Сеньор-де-Бонфим. В отличие от помпезного маньеристского Кафедрального собора эта довольно простая церковь посещается сальвадорцами не только по праздникам, но буквально каждый день. У горожан есть такая традиция — на ограде Носсо-Сеньор надо завязать цветную ленточку на счастье. Такую же ленточку вяжут на запястье. Ленточки продаются перед входом в церковь целыми охапками, а чуть дальше от входа в любом из магазинчиков с иконами и пальмовым маслом уже не охапками, но мотками, бухтами, как канаты. Режь такие мотки на куски любой длины и хоть весь забор оплетай.
У байанцев весь этот их истовый католицизм легко сочетается с варварством. Взять хоть кандомбле, самый популярный сальвадорский культ. Кружки кандомбле готовят свои «мессы» загодя. Посвященные гладят одежды, украшают дом, где будет происходить действо, делают приношения богам природы. Потом собственно месса: бьют барабаны, молящиеся впадают в транс. После мессы большой ужин, который длится до полуночи.
Да и знаменитая капоэйра, то ли танец, то ли боевое искусство, тоже смахивает на религиозный культ. Впрочем, капоэйра давно превратилась в самое продаваемое шоу Сальвадора. Здесь масса залов, в которых каждый вечер дают часовые представления. На одно такое я тоже сходил.
Невысокого роста парень с животиком вышел на сцену, поклонился, а потом вдруг без предупреждения прямо с места прошелся колесом по всей сцене. Потом из-за кулис вышли остальные участники спектакля. Они крутили ногами, руками, изображали борьбу, танцевали… Я ненавижу любые туристические представления, но то, что творилось на сцене где-то на окраине Сальвадора, было невероятным. Шоу, конечно, оставалось туристическим, но оно было столь техничным, движения были столь отточенными, и вместе с тем танцоры оставались искренними, они по-детски радовались и заражали радостью зал.
Менее коммерческую капоэйру можно посмотреть прямо на пляже, вернее на пляжах, которых тут, в Сальвадоре и окрестностях, десятки километров. Впрочем, пляжная тема — для отдельного рассказа.