Недетский вопрос

Ростом Йотхи Рамулла Нага всего лишь метр двадцать. От рассвета до заката она горбатится на одной из хлопковых плантаций на юге Индии, зарабатывая 20 центов в час. Здесь, в Уйалаваде, фермеры выращивают для американского сельскохозяйственного гиганта Monsanto семена генетически измененного хлопка — они содержат натуральный пестицид. Чтобы сохранить сортовую чистоту семян, фермеры должны подвергнуть растения перекрестному опылению — дюжине батраков требуется несколько месяцев на обработку всего лишь полгектара хлопчатника. А чтобы получить прибыль, фермеры должны использовать дешевую рабочую силу. То есть детей вроде Йотхи, которая, хоть и утверждает, что ей 15 лет, выглядит максимум на 12. Monsanto предъявляет документы, из которых следует, что девочке 15 лет. На краю поля, где работает Йотхи, установлена ржавая табличка, которая гласит: «Плантации Monsanto India Limited. Детский труд не используется». Но расспросите Йотхи, и она расскажет вам, что работает на этих хлопковых полях уже пять лет — с тех самых пор, как ее отец, фермер-хлопковод, покончил с собой из-за огромных долгов.

В декабре 2007 года подростки собирали хлопок практически на всех шести плантациях Monsanto в Уйалаваде (к слову, это всего в 400 км к югу от Хайдарабада, одного из центров индийского хай-тека). По данным хайдарабадской консалтинговой фирмы Glocal Research, которая занимается мониторингом условий труда в сельском хозяйстве, в прошлом году на хлопковых плантациях в четырех индийских штатах трудились 420 000 работников моложе 18 лет, 54% из них не было и четырнадцати, а значит, они эксплуатировались незаконно.

Закон в Индии запрещает нанимать детей младше 14 лет для работы на заводах, скотобойнях и других опасных предприятиях. Для сельского хозяйства сделаны исключения — детский труд можно использовать при условии, что для подростков установлен укороченный рабочий день, они не пропускают занятия в школе и им не приходится управлять никакими механизмами. Но дети вроде Йотхи вынуждены работать в поле по десять часов в день, поэтому в школу они все равно не ходят. Согласно тому же закону подростки от 14 до 18 лет могут работать днем на заводах и фабриках, но не более 36 часов в неделю. Работодателям, которые нарушат эти требования, грозит штраф и тюремное заключение. Однако исполнение закона контролируется слабо.

После посещения индийских производств складывается противоречивая картина. С одной стороны, Индия — страна, которая изо всех сил стремится получить статус промышленно развитой державы: тут вам и переживающая бум экономика, и мощно растущий фондовый рынок, и стремительно развивающиеся автомобильная и сталелитейная промышленность. Но, с другой стороны, для всего западного мира Индия по-прежнему остается мастерской, в которой трудятся малолетние дети. По данным индийского правительства (на основе данных переписи 2001 года), в стране трудится 12,6 млн детей младше 14 лет. Неправительственные организации считают, что таких детей намного больше — 50 млн.

Всякий раз, приобретая импортный ковер ручной работы, украшенные вышивкой джинсы, расшитый бисером кошелек, резную шкатулку или футбольный мяч, вы с большой долей вероятности покупаете вещь, сделанную ребенком. Подобные товары продаются в магазинах сетей Gap Kids, IKEA, Lowe’s и Home Depot. Все эти ритейлеры говорят, что они в курсе проблем, связанных с использованием детского труда, что у них жесткая политика — не торговать продукцией, сделанной руками малолетних детей, — и что они соблюдают все законы стран, из которых импортируют товары. Но в цепочке поставщиков много звеньев, и даже импортер, исполненный самых благих намерений, не в состоянии контролировать их все.

«Многие, очень многие предметы домашнего обихода производятся с использованием принудительного труда — и не только детского», — утверждает Бама Атрейя, исполнительный директор Международного форума по трудовому праву, штаб-квартира которого находится в Вашингтоне. Это реалии глобальной экономики, и они не исчезнут до тех пор, пока американцам и европейцам будут нужны дешевые товары, а заработки людей в развивающихся странах будут оставаться низкими. Ведь если ребенок отдан в рабство, то причиной тому — нищета его родителей.

Международная организация труда (агентство ООН) полагает, что в мире насчитывается 218 млн работающих детей, из которых 70% заняты в сельском хозяйстве, 22% — в сфере услуг, а 8% — в промышленности. Больше всего малолетних работников в странах Азиатско-Тихоокеанского региона (122 млн) и центральной Африки (49 млн). В числе самых злостных эксплуататоров детей — Камбоджа, Мали, Буркина-Фасо, Боливия и Гватемала (см. диаграмму). Индия 10 лет назад ратифицировала конвенцию ООН о правах детей, однако отказалась при этом подписать одну из ключевых статей конвенции, согласно которой детским трудом считается эксплуатация лиц в возрасте до 14 лет включительно. «Это уже размывает обязательства страны по международному праву, которые, безусловно, остаются делом сугубо добровольным», — говорит Коэн Компир из индийского бюро Международной организации труда.

Худощавый, жилистый фермер-хлопковод Талари Бабу одет во все черное — у индуистов это означает, что он соблюдает пост. «У детей маленькие и тонкие пальцы, поэтому они могут очень быстро срывать бутоны, — объясняет Бабу журналисту, утверждая при этом, что сам он уже не нанимает малолетних работников. — Они работали быстро — намного быстрее, чем взрослые, и рабочий день у них был длиннее, и долгих перерывов они не требовали. К тому же, если мне нужно было заставить детей работать еще больше, я мог кричать на них, бить их или запугивать». Кроме того, он мог прельщать детей конфетами, печеньем и вечерними киносеансами. Бабу говорит, что ему пришлось отказаться от использования детского труда под давлением Monsanto и неправительственной организации MV Foundation, которая действует в Индии при поддержке голландской некоммерческой организации Hivos. (Примечательно, что всего через несколько минут после приезда репортера на плантацию кто-то позвонил Бабу на сотовый и спросил, не с рейдом ли это к нему нагрянули.) Бабу рассказывает, что в 2006 году Monsanto выплатила ему за отказ от использования детского труда премию в размере $360. Этот бонус, однако, не позволил ему компенсировать затраты на более высокую зарплату, которую требуют взрослые работники. «Если бы я нанял детей, я заработал бы больше», — признается Бабу.

Конкуренты Monsanto — швейцарская Syngenta и немецкий концерн Bayer — тоже имеют контракты с индийскими фермерами на поставку семян хлопчатника. Схема, по которой работают все три компании, похожа на ту, что принята во всем мире, когда гигантская корпорация размещает заказы среди небольших фермерских хозяйств, а после сбора урожая закупает готовую продукцию.

У типичного фермера, работающего на Monsanto, обычно всего 0,5–1,5 га интенсивно культивируемого хлопка. На этой делянке большую часть года трудятся 10–12 работников. Довольно часто фермер принадлежит к высшей касте (брамины), а батраки — к безземельной низшей касте (далиты, раньше их называли неприкасаемыми). Зарплату маленьких батраков — обычно от $40 до $80 в месяц — фермер отдает непосредственно их родителям. Иногда фермер платит за работу авансом или ссужает родителям батраков деньги под 1,5–2% в месяц. Он может удержать из зарплаты стоимость питания. «Жильем» рабочих-мигрантов обычно обеспечивают бесплатно — зачастую это просто угол на веранде фермерского дома, сарай, где хранятся удобрения, или даже крыша, на которой сушится хлопок.

[pagebreak]

Сезон начинается в апреле с посева семян. Посевная длится три месяца. Через два месяца кусты хлопчатника зацветают, и в этот момент начинается настоящая работа. Соцветия женских растений нужно вручную обсыпать пыльцой, собранной с мужских растений. Работы по опылению длятся от 70 до 100 дней, после чего наступает время сбора хлопка — на это уходит еще несколько месяцев. Детские руки — идеальный инструмент для деликатной обработки пестиков и тычинок. Куда хуже детский организм справляется с воздействием ядохимикатов. По словам главы Glocal Давулури Венкатешварлу, по меньшей мере раз в неделю фермеры опрыскивают хлопковые поля такими пестицидами, как Нувакрон (запрещен американским Управлением по охране окружающей среды), а также эндосульфаном, метомилом и Метасистоксом (высокотоксичны). Венкатешварлу перечисляет последствия применения пестицидов: у детей могут возникать диарея, тошнота, затрудненное дыхание, судороги, головные боли и депрессия.

Экономика процесса выглядит так. Фермеры закупают сортовые семена у Monsanto. Партия семян, необходимых, чтобы засеять 1 га, обходится им в сумму, эквивалентную $75. С одного гектара можно собрать около 1000 кг семян хлопчатника, которые Monsanto выкупает по цене $8,5 за килограмм (иначе говоря, 1 га приносит фермеру $8500). Кроме того, продается и сам хлопок — через посредника.

Индийское правительство сделало благородный жест и, сломив сопротивление компаний, установило предельную цену на сортовые семена, поставляемые фермерам (раньше она составляла $160 на 1 га), однако это оказалось бесполезным, поскольку власти не предприняли ничего, чтобы повысить цену на готовую продукцию. Уже шесть лет цена, по которой сельскохозяйственные компании закупают семена, остается практически неизменной, хотя инфляция в Индии составляет в среднем 4,7% в год.

Фермеры утверждают, что к использованию детского труда их толкает необходимость сокращать издержки. «Это голословное утверждение, — возражает официальный представитель Monsanto Ли Куорлис. — Индийские фермеры прекрасно знают, что в финансовом плане выращивать хлопок на семена и продавать их местным сельскохозяйственным компаниям в семь раз выгоднее, чем продавать тот же самый урожай по цене франко-ферма». Иначе говоря, использовать землю для производства семян хлопчатника в семь раз выгоднее, чем для выращивания самого хлопка.

По словам Венкатешварлу, в соседних штатах Карнатака, Махараштра и Гуджарат дети заняты также на производстве генетически модифицированных семян бамии, томатов, перца чили и баклажанов для компании Syngenta. Соцветия помидоров и перца чили еще миниатюрнее и нежнее, чем хлопчатника. «Пестициды при выращивании овощей применяются чаще, — добавляет Венкатешварлу. — А платят за работу на овощных плантациях меньше — 5–10 центов в час, хотя законодательно установленный минимальный размер оплаты труда составляет 17 центов в час». Это неправда, утверждает Syngenta. «В контрактах зафиксировано наше требование выплачивать работникам минимальную заработную плату», — говорит официальный представитель Syngenta Энни Барт, отмечая, что ее компания проводит жесткую политику в отношении использования детского труда. Семена овощных культур поставляются американским фермерам, а помидоры и баклажаны — американским потребителям.

Monsanto, Syngenta и Bayer, которым приходится работать под пристальным вниманием организаций вроде Glocal, занимающихся мониторингом условий труда, ищут способы предотвратить эксплуатацию детей. У них налажены связи с добровольцами-контролерами, и иногда компании даже платят им за то, чтобы те инспектировали плантации или заставляли родителей отправлять детей в школу. В Monsanto утверждают, что, уличив фермера в использовании детского труда, они расторгают с ним контракт. Однако сами фермеры в интервью журналистам признаются, что это случается только после того, как нарушителя «застукают» трижды. «Проблема в том, что для мониторинга столь обширной территории задействовано недостаточно людей», — говорит Мохаммед Рахимуддин из хайдарабадского фонда MV Foundation. «Индийские власти абсолютно не способны обеспечить исполнение законов, и это один из факторов, определяющих огромное значение групп мониторинга, — говорит заместитель директора американской правозащитной организации Human Rights Watch. — Причем везде, где появляются деньги фондов, возникают возможности для коррупции и злоупотреблений».

Фонды и прочие контролеры по крайней мере научились использовать возможности прессы. Иногда они снабжают информацией журналистов, прежде чем обратиться в полицию с требованием провести рейд по фермам, где эксплуатируют детский труд. В октябре 2007 года группа «Всемирное движение против эксплуатации детей» из Дели проинформировала британскую газету Observer о том, что у одного из субподрядчиков Gap Kids, занимающегося украшением рубашек вышивкой, работают 14 детей, некоторым из них нет и 10 лет, причем их рабочий день длится 16 часов. Компания Gap взяла этого субподрядчика на поруки, назначив ему испытательный срок и сократив объем размещаемых у него заказов, а недавно организовала встречу с поставщиками, на которой еще раз подчеркнула, что считает абсолютно неприемлемым использование детского труда, и объявила о выделении гранта в $200 000 на улучшение условий труда.

Впрочем, это все частные случаи. В целом же организации не могут прийти к единому мнению о том, как улучшить ситуацию. Одни считают, что дети из бедных семей должны трудиться, чтобы сводить концы с концами, а государство должно обеспечить их вечерними школами, чтобы дети учились и имели возможность получить лучшую работу. Другие хотят покончить с эксплуатацией детей за счет предоставления рабочих мест их родителям — тогда детям уже не нужно будет работать. «Очевидно одно: спрос на рабочую силу существует, — заключает специалист по экономике труда Ашок Ханделвал, который сотрудничает с профсоюзами. — Но если приходится работать ребенку, это обычно означает, что у его родителей нет работы».

Семилетняя Сантош не проработала и недели в мастерской, которая находится в западном пустынном штате Раджастхан, когда туда приехал журналист. Раскалывая зубилом бутовый камень на блоки, она повредила большой палец, а еще несколько пальцев травмировала, когда пыталась сообразить, как придержать ногой глыбу песчаника, которому требовалось придать нужную форму. Индия занимает третье место в мире (после Италии и Китая) по объему экспорта декоративного камня — мрамора, гранита, сланца, песчаника. В 2006 финансовом году экспортная выручка Индии от продажи декоративных камней составила $1,2 млрд. Обработанные Сантош камни, скорее всего, окажутся в магазинах западных розничных сетей, торгующих товарами для сада.

Как смотрят на это сами сети? «Мы требуем, чтобы работникам было не меньше 16 лет, — говорит Карен Кобб из розничной компании Lowe’s. — Мы проинспектировали каменоломни и выяснили, что подрядчики соответствуют нашим стандартам».

[pagebreak]

А вот как выглядит типичное производство в действительности. Работникам платят сдельно за каждый камень: 1 цент за плитку площадью 0,7 кв. м, 7 центов — за плитку площадью 6 кв. м. «Дети считаются идеальной рабочей силой — у них гибкие руки, они деликатнее работают зубилом и молотком», — объясняет Рана Сенгупта из попечительской организации «Кампания за безопасность труда горнорабочих», действующей в Раджастхане. Синяки от молотка — обычное дело, как и порезы от разлетающихся из-под зубила осколков и частичек камня. По словам Сенгупты, столь же обычны силикоз, туберкулез и бронхит, вызываемые частицами вдыхаемой каменной пыли.

Десятилетняя Лила обрабатывает камни уже два года. За девятичасовой рабочий день она может обработать 50 камней и получить за это меньше полутора долларов. У Лилы два выходных дня в месяц. А 15-летний Раджу, работающий на другой каменоломне в том же индийском штате, провел среди груд отработанного песчаника все свое отрочество. Он бросил школу четыре года назад, чтобы заняться обработкой камней, и считается здесь ветераном. «Поначалу каменные осколки резали мне ноги, — рассказывает Раджу. — Но потом я научился все делать правильно». Иногда ломаются и зубила, и тогда куски железа шрапнелью разлетаются вокруг. Раджу показывает на рабочего, у которого под ребрами рана от такого осколка. «Это совсем не больно», — уверяет он.

Перенесемся на север от Раджастхана, в штат Уттар-Прадеш, где вручную ткут ковры, которые затем отправляются в магазины по всему миру. По сведениям неправительственной организации Rugmark (Вашингтон), такими коврами торгуют в сетях Bloomigdale’s, ABC Carpet & Home и IKEA. Представители этих компаний уверяют, что они не допускают использования детского труда.

Посмотрим тем не менее на обычный ткацкий «цех» в городе Мирзапуре. Большинство станков установлено прямо в домах или в общих бараках. Ткачи живут и ночуют в тех же приземистых бараках, где в земляных полах вырыты ямы метровой глубины, чтобы можно было установить ткацкий станок. У каждого станка работают два-три человека. В ямах скапливается влага (особенно в сезон муссонных дождей), а после захода солнца ткачи трудятся при свете единственной электрической лампочки, свисающей с потолка. 14-летний Ракил Момин уже год работает в Мирзапуре в одном из бараков с ткацким станком. Он бросил школу после четвертого класса и, покинув родительский дом, пересек ради работы полстраны. Начав новую жизнь, он трудится с шести утра до одиннадцати вечера, зарабатывая $25 в месяц. Завязав очередной узелок, ткач должен аккуратно обрезать нитки острым кривым ножом. Ракил даже не жалуется на порезы — его мучает разве что тоска по дому. «Раньше я проводил время с друзьями и родителями, — лицо Ракила светлеет. — Я скучаю по ним». Еще он большой любитель крикета и хранит свою старенькую биту рядом с ткацким станком; иногда по воскресеньям Ракилу удается поиграть.

Индия — страна тягостных контрастов и несоответствий. Делийская фондовая биржа находится на улице Асаф Али-роуд, но стоит перейти на другую сторону — и за выстроившимися стеной маленькими магазинчиками вы обнаружите лабиринт из проулков шириной чуть более полуметра, вдоль которых лепятся одна на другую открытые клетушки. Кое-где шаткие металлические приставные лестницы ведут на крыши трехэтажных хибар. В комнатах размером не больше двуспальной кровати трудятся по семь-восемь мальчишек, некоторым из них всего 5 лет. Они украшают блестками и кусочками стекла фоторамки, ежедневники, каблуки туфель и другие предметы. «Подобный товар вы можете увидеть в магазинах сетей Pier 1 и Target», — говорит Бама Атрейя, исполнительный директор Международного форума по трудовому праву (сами компании утверждают, что их поставщики не используют труд малолетних детей).

В одной из таких комнатушек, где из мебели есть только низенький верстак, десятилетний Акбар, сидя на полу, смешивает почерневшими от химикатов пальцами два порошка, превращая их в тестообразную клейкую массу. Другой мальчишка наносит эту массу тонким слоем на фоторамку, а третий, сидя на корточках, наклеивает на нее крохотные кусочки зеркального стекла и блестки. Он все время раскачивается взад-вперед — так делают большинство здешних детей, чтобы от многочасового сидения на корточках не застаивалась кровь в конечностях. На декорирование одной фоторамки уходит шесть «ребенко-часов». Все мальчики живут в этой же комнате, сами себе готовят еду и трудятся, как правило, с девяти утра до часа ночи, зарабатывая примерно $80 в месяц. У многих уже пожелтели зубы от сигарет и табака, который они жуют, чтобы хоть как-то развеять скуку.

Компания Gap собирается созвать всемирный форум, чтобы выработать «общеотраслевые решения» проблемы эксплуатации детского труда. Пожелаем ей удачи. Однако что-то подсказывает: решить проблему будет не так-то просто. Например, та же Gap недавно вдвое урезала заказы подрядчику из Дели, который, по утверждению компании, поручил работы по украшению одежды вышивкой неофициальному субподрядчику, не уведомив об этом саму Gap. Но после этой неудачи посредник нашел новый способ ухода от ответственности — он начал спарывать с одежды лейбл, идентифицирующий ее происхождение. Бхаван Рибху, чья организация Bachpan Bacho Andolan помогла прищучить недобросовестного подрядчика, говорит: «Теперь стало еще труднее отслеживать, в чей адрес направляется товар, и контролировать компании».