Андрей Панников начал торговать нефтью еще в Советском Союзе. В 1990-е он покинул страну. Заработав миллионы долларов за пределами России, решил вернуться
Мобильная связь, как ни крути, — мощный двигатель бизнеса. В ноябре прошлого года два партнера по нефтяной компании Burren Energy Андрей Панников и Финиан О’Салливан охотились на птиц в Астраханской области. И если бы в кармане ирландца не затрезвонил, распугав куропаток, телефон, охотники еще не скоро узнали бы, что итальянский энергетический концерн Eni решил сделать им окончательное — и довольно заманчивое — предложение: самим назвать цену продажи компании. Переговоры с итальянцами велись уже пару месяцев и, казалось, зашли в тупик. После того звонка Панников понял: настал его звездный час.
О’Салливан, президент Burren Energy, и Панников, член совета директоров компании, тут же вылетели в Лондон и несколько дней спустя ударили с итальянцами по рукам. Burren Energy оценили в $3,6 млрд, что на 33% превышало ее капитализацию на Лондонской фондовой бирже. Договориться удалось только с третьего раза, но торговаться имело смысл: совет директоров Burren Energy отклонил два предложения Eni, составлявшие $3,2 млрд и $3,5 млрд соответственно.
За свой пакет (7,6%) Панников получит примерно $270 млн и, скорее всего, потеряет место в совете директоров. Впрочем, на пенсию он пока не собирается, несмотря на почтенный возраст (Панникову в этом году исполнится 59) — у него уже есть новое интересное предложение. Ради него Панников собирается даже чаще наведываться в Россию с теплого Кипра, где он прожил много лет.
Панников — любопытная фигура в российской нефтянке. Первый раз будущий бизнесмен попал на газетные полосы, когда в октябре 1988 года, будучи сотрудником советского торгпредства, он был выслан из Швеции за промышленный шпионаж. Этот эпизод Панников вспоминает с большой неохотой. «К бизнесу та история никакого отношения не имеет», — говорит он в интервью Forbes. На вопрос, чекист ли он, Панников отвечает шуткой: «Давно завязал».
Вернувшись в Советский Союз, он через пару лет обратил свои внешнеторговые связи в выгодное дело — создал совместно с бывшими коллегами по «Союзнефтеэкспорту» советско-голландское СП Urals (это была группа компаний — Urals Trading, Urals Finland, Urals Belgium и проч.). СП было названо именем, под которым на международном рынке знают российскую нефть. Нетрудно догадаться, чем именно эта компания занималась. Одна из компаний группы — Urals Trading — фактически стала первым в стране независимым нефтетрейдером.
«Я хорошо знал людей, которые стояли за Urals, и Панников мне объяснил, что вывозить нефть за рубеж гораздо выгоднее», — вспоминает Николай Строкин, тогдашний директор «Волготанкера». Это крупнейшее нефтеналивное пароходство также вошло в состав соучредителей СП. К предприятию присоединился и Киришский НПЗ. Этот завод располагался ближе других к европейской границе — в Ленинградской области. Структурам, занимавшимся экспортом его продукции, суждено было сыграть важную роль в экспорте российского сырья. Именно с Киришей начинал свой бизнес Геннадий Тимченко, хороший знакомый Владимира Путина, совладелец компании Gunvor, крупнейшего нефтетрейдера по перевалке нефти через российские порты (в 2007 году объем экспорта составил около 83 млн т, или примерно $43 млрд). В начале 1990-х Тимченко курировал экспорт на Киришском НПЗ и находился в приятельских отношениях с Панниковым. Их пути разошлись в 1993 году, когда структуры НПЗ вышли из числа акционеров предприятия, перерегистрированного в АО Urals. Панников говорит, что с Тимченко давно не общается.
Панников успел отметиться и в создании первой вертикально интегрированной российской нефтяной компании — «Лукойла». Как говорит предприниматель, он лично убеждал тогдашнего заместителя председателя российского правительства Геннадия Бурбулиса, которого знал «еще до революции» (то есть до августа 1991 года), подписать постановление об образовании концерна «ЛангепасУрайКогалымнефть». (Бурбулис не нашел времени дать комментарии для этой статьи.) После создания компании нужна была лицензия на экспорт нефти. Панников говорит, что выбивал ее вместе с президентом Вагитом Алекперовым, и описывает эти события так: «Пришли в Министерство внешней торговли к начальнику управления нетарифного регулирования Марку Колесникову, начали трясти постановлением правительства о создании «Лукойла». Он знал, к кому идти: с Колесниковым они жили в одном доме и вместе выгуливали собак. (Получить комментарий Алекперова для этой статьи не удалось, в «Лукойле» версию Панникова не подтверждают и не опровергают.)
За свои хлопоты Панников получил возможность экспортировать нефть «Лукойла». К 1993 году оборот Urals Trading превысил $2 млрд, компания контролировала около 10% экспорта нефти и нефтепродуктов и была единственным серьезным конкурентом «Нафта-Москвы» (переименованного советского предприятия «Союзнефтеэкспорт»). Однако затем обороты упали — нефтяники стали сами обзаводиться экспортными структурами.
К тому времени между акционерами Urals начались разногласия. «Торговать нефтью все научились, и часть наших акционеров захотела ее добывать, — рассказывает один из основателей Urals Георгий Рамзайцев. — Кроме того, кто-то решил, что в одиночку окажется сильнее, чем в партнерстве». Рамзайцев, по-прежнему один из партнеров переродившейся Urals (сейчас она называется Urals Energy), как раз решил заняться добычей. Панников же был категорически против. «В середине 1990-х предприниматели очень активно разбирали месторождения, но кого-то после убивали, а у кого-то просто крали — всеми путями выдавливали из бизнеса», — объясняет он.
Именно тогда Панников решил покинуть Россию. («В те годы было страшно быть бизнесменом», — вспоминает предприниматель.) Продав доли в компаниях Urals партнерам, Панников учредил на Кипре фирму Sunfloat Shipping — она оказывала услуги по перевозке нефти, фрахтуя суда у того же «Волготанкера».
[pagebreak]
Однако в 1995 году соуправляющий партнер компании Baring Vostok Capital Partners Майкл Калви предложил Панникову поучаствовать в новом нефтяном проекте — разработке месторождения Небит-Даг в Туркмении. С местными властями уже договорилась британская компания Monument Oil & Gas, у нее и была лицензия. Задача Панникова заключалась в налаживании транспортировки нефти. Именно в Туркмении он познакомился с Финианом О’Салливаном, владельцем компании Volga Sumo Transportation and Trading Company (VSTT). Вскоре О’Салливан, Калви и Панников создали компанию Burren Energy (ее акционерами стали VSTT, Baring Vostok Capital Partners и Sunfloat Shipping). В туркменском проекте Burren Energy получила 25%, другие участники разработки Небит-Дага — Monument и Mobil Oil.
Первоначальные затраты на Небит-Даг были небольшими — около $3–4 млн. «Но впоследствии эта сумма существенно увеличилась, — рассказывает Калви. — Около $125 млн вложили Monument Oil & Gas и Mobil Oil». Как говорит Калви, проект поначалу развивался крайне неудачно, к тому же мировые цены на нефть к концу 1990-х рухнули до $10 за баррель, и Monument с Mobil Oil решили выйти из него. Их доли с «большой скидкой», как говорит Калви, выкупила Burren Energy, доведя свой пакет до 100%.
По мере роста цен на нефть Небит-Даг начал приносить прибыль. В начале 2000-х партнеры, закрепившись в тоталитарной Туркмении, обратили внимание на не менее проблемный регион — Африку. Проанализировав несколько десятков проектов, Burren Energy остановилась на M’Boundi в Конго, купив 33% в этом месторождении, запасы которого оцениваются более чем в 800 млн баррелей.
Партнером Burren Energy была французская компания Maurel & Prom, долю которой в прошлом году выкупил Eni. После этой покупки итальянцы стали присматриваться и к Burren Energy. Прошло несколько месяцев, и в дельте Волги раздался тот самый телефонный звонок, который принес создателям Burren Energy отличную прибыль.
Правильно ли поступил Панников, отказавшись в конце 1990-х инвестировать в российскую добычу? Посмотрим на преемника группы Urals компанию Urals Energy, среди акционеров которой Леонид Дьяченко, бывший зять Бориса Ельцина. Urals Energy принадлежит компания «Арктикнефть» (Песчаноозерское месторождение в Баренцевом море), ряд лицензий и предприятий в Ненецком АО, Удмуртии и на Сахалине (объем добычи в 2007 году — 9000 баррелей в сутки). Но российские нефтяники работают в условиях жесткого налогового режима — грубо говоря, все доходы свыше $25 за баррель изымаются государством, а с оставшихся компании должны еще покрыть расходы. Добавьте также прессинг со стороны проверяющих органов и госкомпаний. Та же Urals Energy прошлой весной попала в поле зрения Росприроднадзора, компанию обвинили в экологических нарушениях и грозили отозвать три лицензии. Осенью прессинг был ослаблен, но с апреля 2007 года капитализация Urals Energy уменьшилась на 60% и составляет сейчас $600 млн.
Впрочем, взгляды Панникова на ситуацию в России сильно изменились со времен его бизнес-эмиграции. «В конце февраля мы будем обсуждать с Eni мое возможное участие в астраханском проекте», — говорит теперь он.
Речь идет об Астраханском газоконденсатном месторождении, запасы которого — 220 млрд куб. м газа и 146 млн баррелей нефти. Итальянский концерн рассчитывает присоединиться к «Газпрому» в его разработке. По словам Панникова, он должен будет решать проблемы с местными чиновниками: «Чтобы все понимали, кто, откуда, куда и зачем». Договариваться Панников отлично умеет, иначе он вряд ли стал бы тем, кем стал.