Бывший глава Intel теперь воюет с болезнью Паркинсона. Сумеет ли один из лучших менеджеров Америки найти управу на этот недуг?
Эндрю Гроув обратил внимание на дрожь указательного пальца правой руки в 1999 году, когда только что покинул кресло директора компании Intel. Тогда ему было 63 года. Гроув пошел к врачу, который его полностью успокоил. Однако через год другой врач направил его к специалисту. «Она заставила меня закрыть глаза, обхватить руками голову и считать вслух в обратном порядке, вычитая из 100 по 7», — рассказывает Гроув.
Врач диагностировала у него болезнь Паркинсона. «Для меня это был пустой звук, — вспоминает он. — Я не знал никого с такой болезнью». Но младшая дочь Гроува, узнав о диагнозе, чуть не лишилась чувств. Она физиотерапевт и работала с больными-паркинсониками, которые прикованы к дому и не могут даже самостоятельно есть.
Эндрю Гроув, человек, сумевший противостоять фашистам, коммунистам, скарлатине, раку простаты и Биллу Гейтсу (будучи руководителем одной из пяти самых дорогих компаний в мире), столкнулся с болезнью, которая может лишить его власти над собственным телом. Но пока есть силы, бывший глава Intel намерен с ней бороться. Гроув, чье состояние оценивается в $400 млн, потратил уже $22 млн на исследование болезни Паркинсона и пообещал $40 млн Фонду исследования паркинсонизма Майкла Фокса, советником которого он является. За восемь лет он изучил эту болезнь во всех подробностях. «Узнав, как обстоят дела, я рассвирепел, — говорит Гроув. — Так много людей работает над проблемой, и такой ничтожный результат».
Другие богатые и знаменитые, узнав о наличии у себя (или близких родственников) тех или иных неизлечимых недугов, тоже намеревались сдвигать горы, но редко добивались успеха. Актер Кристофер Рив привлек внимание к лечению спинномозговых травм, после того как был парализован в 1995 году, пострадав во время конной езды. В 2004 году Рив скончался, и до сих пор нет значительного успеха в этой области. Ведущая новостей CBS Кэти Курик убедила многих людей пройти колоноскопию после смерти ее мужа от колоректального рака в 1998 году. Но всего лишь 40% взрослых американцев в возрасте от 50 до 64 лет прошли колоноскопию.
Гроув, впрочем, особый случай. По образованию и опыту работы он ученый и руководитель. Поэтому, финансируя исследования, Гроув требует регулярных отчетов, подвергает сомнению допущения и настаивает на проведении новых экспериментов. Он ставит задачи одновременно практические и дерзкие: форсировать исследования и показать пример целеустремленности, которая даже после его смерти позволит другим продолжить этот проект.
Постепенно он меняет нравы в биолого-медицинской среде. В начале ноября на ежегодной конференции Неврологического общества Гроув резко раскритиковал финансирование исследований в Национальных институтах здравоохранения (NIH), нежелание исследователей делиться данными и отсутствие у них стремления трансформировать фундаментальную науку в методы лечения, которые помогут людям. «В этой области необходима культурная революция, которая выдвинет на первый план любознательность, ориентацию на решение проблем и сделает данные исследований доступными для всех», — заявил Гроув в своей речи.
Многие могли бы подписаться под этими словами. Но далеко не все. «Человеческое тело гораздо сложнее, чем полупроводники», — возразил профессор биометрической техники и радиологии из Колумбийского университета, выслушав речь Гроува. А Дерек Лоу, ветеран фармакологических исследований с докторской степенью в области органической химии, назвал Гроува в своем блоге «богатым, знаменитым, умным и заблуждающимся».
В свое время Эндрю Гроув ввел понятие «стратегической поворотной точки» (strategic inflection point), обозначив им момент, когда отрасль или компания меняют направление. Возможно, исследования в области неврологии как раз и достигли своей «стратегической поворотной точки»?
Сам Гроув уже миновал столько «стратегических поворотных точек», сколько может вместить жизнь одного человека. В 1956 году он уехал из родной Венгрии, чтобы начать карьеру в США. Получил ученую степень в области химических технологий, но потом сменил сферу деятельности и занялся более перспективной электроникой. Он стал первым наемным сотрудником в Intel. В 1984 году вместе с одним из основателей Intel Гордоном Муром они решили переключиться с производства микросхем памяти (именно с этого компания начала бизнес) на сулившие большие прибыли микропроцессоры. Да и сам он изменился: был блестящим менеджером-производственником, а стал стратегом развития отрасли.
В 1995 году у Гроува обнаружили рак простаты. Прежде чем пройти курс сравнительно новой тогда радиотерапии, он скрупулезно изучил все существующие методы лечения, оценив шансы, которые они дают. И рак у него с тех пор не рецидивировал. Гроув остался доволен лечением, но не тем, как медленно продвигаются медицинские исследования. И даже использовал собственный опыт, чтобы привлечь внимание общественности к этой проблеме.
Так же повел он себя, столкнувшись с паркинсонизмом. Все лекарства, которые рекомендованы больным, борются исключительно с симптомами: повышенным тонусом мышц, нарушением координации, затрудненностью движений. И постепенно пациент перестает реагировать на эти препараты. К тому же болезнь нельзя диагностировать по анализу мочи или крови — диагноз ставит невропатолог по результатам осмотра и беседы с пациентом.
От паркинсонизма страдают как минимум 1 млн американцев и еще 5 млн человек по всему миру (заболевание обычно поражает пожилых людей, в России оно мало распространено из-за низкой средней продолжительности жизни). Болезнь возникает вследствие разрушения клеток головного мозга, в которых вырабатывается химический медиатор дофамин, способствующий координации движений. Сам по себе паркинсонизм не смертелен, но пациенты умирают от осложнений — от травм при падении или от пневмонии. Некоторые могут десятилетиями жить с этим недугом, но качество жизни таких больных значительно ухудшается. Часто паркинсоники страдают от изнеможения и депрессии.
Поначалу Гроув сообщил о своем диагнозе только членам совета директоров Intel, нескольким коллегам и друзьям; только в 2006 году после выхода в свет его биографии, написанной Ричардом Тедлоу, этот факт стал широко известен. «Я не хотел публично выставлять себя жертвой еще одной болезни. Я устал быть доверенным лицом рака простаты, — жалуется Гроув. — Рака не видно, эта штука [паркинсонизм] делает из меня старика. А я самолюбив».
Разузнав все о болезни Паркинсона, Гроув подсчитал, что у него в запасе есть 15 лет, прежде чем он утратит физическую возможность бороться с этим недугом. Он не стал принимать лекарства, потому что симптомы проявлялись у него слабо, а он опасался, что целебный эффект препаратов со временем ослабеет. Исследования показывали отрицательную связь между потреблением кофеина и подверженностью болезни, поэтому Гроув увеличил свою порцию кофе до двух кружек в день. И начал по полтора часа в день заниматься йогой, аэробикой, кикбоксингом — исследования на животных показывают, что физические упражнения поддерживают здоровье мозга. «Я стал фанатиком», — говорит он, хвастаясь видеозаписью своих занятий кикбоксингом с тренером.
В 2001 году Гроув и его друг-медик из Стэнфордского университета послали директору Национальных институтов здравоохранения Элиасу Зеруни письмо с советом, как организовать распределение исследовательских грантов NIH в области разных заболеваний, в том числе болезни Паркинсона. «Я вложил сердце и душу в это письмо, но не получил ответа», — рассказывает Гроув. Именно тогда он разозлился на медлительность в исследованиях паркинсонизма.
Еще бы: Гроув провел 35 лет в компании, которая была обязана успехом своей способности каждый год разрабатывать новую, более производительную версию старого продукта. «Я всегда имел дело с людьми, которые готовят чип к запуску в производство, всецело поглощены этим и стремятся уложиться в сроки», — говорит он. Ученые-медики же, на его взгляд, недостаточно быстро конвертируют фундаментальные исследования в практические решения. NIH тратит $200 млн в год на изучение паркинсонизма. И при этом основным препаратом вот уже 40 лет остается леводопа, которая стимулирует выработку дофамина в мозге и тем самым лишь снимает симптомы.
Вскоре после постановки диагноза Гроув попросил своего старого друга Барра Тэйлора, профессора психиатрии из Медицинского центра Стэнфордского университета, стать советником в новом отделе болезни Паркинсона, который он выделил в своем фонде. Поначалу Гроув увлекся идеей использовать эмбриональные стволовые клетки в лечении заболевания. Он передал $5 млн Калифорнийскому университету в Сан-Франциско на дальнейшее исследование стволовых клеток в то время, когда на такие работы тратилось только несколько миллионов долларов в год. В 2002 году он присоединился к Фонду Фокса в финансировании восьми других лабораторий, изучавших стволовые клетки.
К 2003 году исследователи, которых он спонсировал, научились превращать стволовые клетки в вырабатывающие дофамин нейроны, но, когда их вводили мышам, нейроны либо снова перерождались в эмбриональные стволовые клетки, либо прекращали вырабатывать дофамин. Вторая серия грантов на изучение стволовых клеток, выданных Гроувом и Фондом Фокса в 2004 году, тоже не позволила добиться успеха: в одном из экспериментов часть производящих дофамин клеток развивалась в опухоли.
Тем временем состояние Гроува ухудшалось. В 2004 году тремор вынудил его отказаться от контактных линз и перейти на очки. Он стал использовать программы для распознавания речи, поскольку не мог набирать текст на клавиатуре. Из-за скованности мышц его лицо стало напоминать маску. На маркетинговой конференции Intel в феврале 2005 года Гроув незадолго до выступления обнаружил, что не может перелистывать страницы. Как утверждает автор его биографии Тедлоу, за 10 минут до речи ассистент разложил все страницы на пюпитре. Несколько месяцев спустя Гроув начал принимать минимальные дозы леводопы. Скоро окружающие заметили изменения к лучшему. Гроув вспоминает, как председатель совета директоров Intel Крейг Баррет отметил, что он стал очень ловким.
Еще одна проблема, которая донимала Гроува, — это диагностика заболевания. Он никак не мог смириться со стандартным тестом, с помощью которого неврологи измеряют степень развития болезни Паркинсона. Этот тест очень субъективен. Врачи выносят вердикт после 15-минутной проверки способности пациента говорить, двигаться и ходить. Но симптомы могут проявляться с разной степенью интенсивности в разные дни и даже часы, так что момент, запечатленный врачом, может быть не репрезентативным. Это так непохоже на упорядоченный, основанный на повторяемости мир производства микросхем. «Шкала болезни Паркинсона — полная чепуха», — смеется Гроув.
В мае 2005 года, покидая пост председателя совета директоров Intel, Гроув спросил Эрика Дишмэна, руководителя исследовательского центра компании, может ли он разработать машину для объективной оценки состояния больного. Дишмэн предложил два теста, которые измеряют силу речи пациента с помощью звукозаписывающей микросхемы, и еще три других: панель с переключателями, две фортепьянные клавиши и кнопки, как у видеоигры, для измерения скорости реакции и движений. «Все способы измерений, которые реализованы в этой коробке, существуют уже долгие годы. Но никто не оценивал с их помощью развитие болезни», — сокрушается Гроув.
Гроув вложил $2 млн, а Intel — труд разработчиков примерно на $1 млн, чтобы создать и опробовать прототип этого аппарата, известный как At Home Box. Если он заработает, его можно будет использовать в ходе испытания лекарств. Гроув не любит критиковать свою alma mater, но он явно огорчен тем, что Intel так затянула публикацию результатов испытаний At Home Box.
Постоянным источником раздражения для Гроува служит и то, что он называет нежеланием медицинского истеблишмента возвращаться назад и искать причины неудач тех или иных испытаний. При разработке лекарственных препаратов все обстоит не так, как в Intel. Например, в 2004 году биотехнологическая фирма Amgen начала клинические испытания средства от паркинсонизма — глиального нейротрофического фактора (GDNF). Препарат представляет собой белок, который имеет отношение к выживанию и росту нейронов. В предыдущем испытании пять пациентов из Великобритании прошли операцию, в результате которой в их мозг был имплантирован небольшой катетер, GDNF поступало через него из насоса, вставленного в желудок (насос наполняется иглой через кожу). Казалось, что им становилось лучше. Но в исследовании Amgen процент пациентов с улучшениями разочаровывал: 20%. А после того, как исследования на приматах показали высокий уровень токсичности GDNF, Amgen прекратила дальнейшие испытания на людях.
По крайней мере два исследователя, которые еще работают над GDNF, считают, что изыскания стоит продолжать, так как проблема у Amgen была лишь в способе доставки лекарства. Гроув изучил данные и заметил, что один из пациентов восстановился на 80%. «Кто этот человек и что мы знаем о нем?» — спрашивает он. Неизвестно, потому что никто не потрудился проследить его дальнейшую судьбу. Стивен Джил, британский нейрохирург, который проводил первый опыт по введению GDNF обезьянам, считает, что причиной токсичности был неправильный способ введения препарата в мозг обезьяны. Многие паркинсоники были очень огорчены решением компании прекратить испытания GDNF. Десять участников испытаний безуспешно просили, чтобы им продолжили вводить препарат, они верили, что он помогает.
Amgen так и не изучила причины провала GDNF, в то время как другая фармацевтическая компания, Pfizer, десятилетиями училась на неудачах в клинических испытаниях. Четыре года назад фирма образовала подразделение по анализу неудачных клинических испытаний. «Общепризнано, что успех в этой отрасли связан с изучением причины ошибок. Наша задача — научиться предсказывать провал до начала клинических испытаний», — говорит доктор Лайам Рэтклиф, глава этого подразделения.
Лечение нейродегенеративных заболеваний, таких как паркинсонизм, сильно отстает от лечения рака, и это вызвано целым рядом причин. Во-первых, в исследования рака инвестируется гораздо больше денег. Кроме того, как известно, клетки спинного и головного мозга не регенерируют, и ученые не могут вырастить их в чашке для удобства испытаний, как поступают с раковыми клетками. Еще одна сложность: трудно доставить лекарство в мозг. У кровеносных сосудов мозга мембранная структура, которая изолирует их от веществ, циркулирующих в крови. Гроува раздражает, что так слабо исследуется гематоэнцефалический барьер, который препятствует проникновению в мозг чужеродных веществ. «Вы можете потратить жизнь на разработку биоактивного лекарства. Если вы не сумеете регулярно воспроизводимым способом доставлять его в целевую область, ваша научная карьера бессмысленна», — сказал он исследователям на конференции по нейробиологии в ноябре прошлого года.
Гроув спонсировал нескольких исследователей, которые пытаются вводить GDNF в мозг. Один из них, Кристоф Банкевич из Калифорнийского университета в Сан-Франциско считает, что поддержка Гроува кардинально ускорила его исследования. Банкевич добавляет, что Гроув сделал его более организованным: «Он заставляет меня быть хорошим менеджером». Сам бывший глава Intel тем временем пытается убедить одну крупную медицинскую компанию (никак с ним не связанную) получить лицензию на программу GDNF у Amgen, чтобы возродить ее.
Гроув самой природой создан, чтобы быть гендиректором. Он любит руководить людьми, даже теми, кто на него не работает, — все во имя прогресса в лечении болезни Паркинсона. На встрече с профессором Калифорнийского университета Майклом Вайнером, экспертом по энцефалографии, Гроув поучал его, о чем он должен говорить на январской встрече экспертов по факторам роста, которую Гроув организует совместно с Фондом Майкла Фокса. Затем он заставил коллегу Вайнера Норберта Шуфа включить в проводимое им энцефалографическое исследование группу пациентов, не получавших препараты. Оба мужчины согласно кивают в ответ на его просьбы. Гроув вникает в исследования, которые он финансирует, как будто это его собственные, интересуется результатами, следит за ходом связанных исследований и предлагает новые эксперименты. И это доставляет ему удовольствие: «Я не делал этого десятки лет. Я чувствую себя так, будто снова оказался в магистратуре».
При этом Гроув прекрасно понимает, что ему дорог каждый день. Мы подходим с Гроувом к Институту паркинсонизма в Калифорнии, и он показывает мне пожилого человека, который с помощью трости с тремя опорами медленно шаркает от парковки к зданию. Внутри, в приемной, сидит женщина, ладонь которой полностью скрыта жестким крюком ее запястья. Этим пациентам, увы, недолго уже осталось передвигаться самим.