Навесить ярлыки

Каждый раз, выбирая костюм или рубашку, совладелец петербургской компании «ЭПЛ» Андрей Петров придирчиво разглядывает лейбл. «Этикетка — лицо одежды. Не может быть на дорогом костюме ярлычка из полиэстера», — говорит он. Помимо потребительского интереса — отличить подделку от «фирмы», в этой привычке есть и элемент честолюбия. Ежегодно компания «ЭПЛ» производит около 75 млн этикеток из ткани для одежды и обуви, так что Петрову в магазинах попадаются и этикетки его собственного производства. И хотя выручка «ЭПЛ» недотягивает до $1 млн, от нее зависят три сотни фирм, шьющих одежду в России.

Ярлык может влиять на цену конечного товара. Например, один из клиентов «ЭПЛ» выпускает фетровые шляпы: при себестоимости ткани и пошива 30 рублей он заказывает фурнитуры и этикеток на 80 рублей, что позволяет ему продавать шляпы по 600 рублей. Однако самостоятельно заниматься такой мелочью, как этикетки, производителям невыгодно. «Мы посчитали, что оборудование окупится лишь при производстве сотен миллионов этикеток», — объясняет Андрей Бережной, гендиректор обувной компании Ralf Ringer.

Поставками этикеток в России кроме «ЭПЛ» занимаются и другие компании, но Петров раньше всех захватил рынок. В 1993 году он, будучи студентом факультета журналистики, познакомился c американцем, владевшим фабрикой по производству тканых этикеток. Тот предложил молодому русскому стать представителем в России.

Зарегистрировав фирму «Петро-лэйбл», Андрей обошел несколько швейных фабрик и понял, что дело выгодное. Фирмы, традиционно поставлявшие им этикетки из ткани, переключились на более рентабельное производство отделочных лент. А с бумажными этикетками даже cшитые по модным лекалам вещи казались дешевкой. Петрова, с его американскими этикетками, приняли как родного — петербургские производители «Первомайская заря», «Большевичка», фабрика им. Володарского не только соглашались сотрудничать, но и рассказывали о предпринимателе своим коллегам. Так, к примеру, Петров стал поставщиком Вячеслава Зайцева. Особых усилий бизнес не требовал — нанятый Петровым дизайнер разрабатывал эскиз, который согласовывали с клиентом и отправляли на фабрику в США. «Конкурентов по тканым этикеткам не было, клиенты были готовы ждать выполнения заказов по несколько месяцев и прощать ошибки», — вспоминает Петров.

В 1998 году, устав возить рулоны с лейблами из США, Петров наладил в России выпуск самого востребованного товара — жаккардовых этикеток. Они похожи на гобелен и производятся аналогичным образом: на специальном станке переплетаются сотни нитей, образуя и фон, и рисунок. Но процесс оказался сложнее, чем поначалу представлял себе предприниматель. Смена надписи на этикетке требовала длительной перенастройки оборудования. Машина работает на импортных нитках, и поставщики часто присылают не тот оттенок, что требуется, — цвета в каталоге не всегда соответствуют реальным. Петрову пришлось делать пробные партии, утверждать готовые образцы с заказчиком и только потом запускать рисунок в тираж. Преимуществ по срокам перед производителями из Турции и Европы не оказалось.

Что делать? Петров заключил с конкурентами сделку: он вложился в модернизацию одной семейной фабрики в Турции и теперь жаккардовые этикетки производит там. «У меня нет доли, — объясняет он сложные отношения с партнерами. — Но мы друг другу доверяем». Для подстраховки он размещает заказы и у других производителей — в Турции, Италии, Польше. В Санкт-Петербурге Петров оставил лишь один станок для выполнения срочных заказов и оборудование для печати дешевых этикеток на атласе и полиэстере, бумажных бирок.

А затем он предложил партнерство ближайшему российскому конкуренту — петербургской фирме «Эллипс». «Мы постоянно сталкивались в кабинетах одних и тех же заказчиков и решили, что проще будет работать вместе», — объясняет Игорь Гусев, владелец «Эллипса». Совместная компания получила название «ЭПЛ». Она стала крупнейшим в России поставщиком ярлычков: у других российских фирм по 1–2 станка, а у иностранных поставщиков, с которыми сотрудничает Петров, — около 300.

«Они дольше всех работают и практически монополизировали все швейные фабрики. С Петровым сложно конкурировать: этикетка стоит 20–30 копеек, разница в цене несущественна, и швейники предпочитают старого партнера», — сетует Александр Ханин, гендиректор компании «Дофу», купившей станок для производства жаккардовых этикеток в 2003 году. После нескольких попыток переманить заказчиков Петрова он вынужден был сосредоточиться на госзаказах: выпускает этикетки для униформы сотрудников МВД и миграционной службы. Петров себя монополистом не признает и утверждает, что контролирует лишь четверть рынка.

Среди его клиентов нет, пожалуй, лишь фабрик, шьющих в России одежду под брендами международных компаний по контракту (во избежание подделок те сами завозят ограниченные партии лейблов). Зато крупных отечественных клиентов достаточно. Петров, например, поставляет этикетки обувной компании Ralf Ringer (выпускает 1,6 млн пар в год), одежной фабрике Zarina (ее бизнес в прошлом году вырос на 19%), и модельеру Алене Ахмадуллиной (недавно она выиграла тендер компании Bosco di Ciliegi на дизайн олимпийской формы для российской сборной-2008).

Андрей Петров тоже пытается участвовать в развитии рынка — вспомнив об учебе на журфаке, недавно создал сайт modny.spb.ru, где продвигает модельеров из Санкт-Петербурга. А заодно вербует новых клиентов.

Только цифры

• 1808 год — французский ткач Жозеф Мари Жаккар изобрел станок для плетения узорчатых тканей.
• 17 копеек  — средняя стоимость тканой этикетки.
• 300 млн  тканых этикеток потребляет за год российская обувная и швейная промышленность.
• 90 этикеток в минуту производит жаккардовый станок.

Источник: Минпромэнерго, компания «ЭПЛ», Paxar Corporation