Чем лечится «голландская болезнь»? Экономической стабильностью, как ни странно
Отчеты Росстата о состоянии российской экономики полны отимизма. В годовом выражении ВВП увеличился в I квартале на 8%, а индекс промышленного производства — почти на 8,5%. Надо сказать, что 8% — это очень высокий темп роста для такой большой страны, как Россия с ее нынешним уровнем жизни. Да, Китай, Украина, Азербайджан и Казахстан показывают в последнее время двузначные темпы роста, но это страны с показателями ВВП на душу населения в 1,5–2 раза ниже российского.
Отчеты Росстата вполне согласуются и с мнением самих руководителей промышленных предприятий. Лаборатория конъюнктурных исследований ИЭПП под руководством Сергея Цухло уже 15 лет ежемесячно проводит опросы репрезентативной выборки руководителей. Результаты опросов в I квартале оказались самыми лучшими за все время их проведения (то есть даже лучше, чем в первые посткризисные годы). Промышленники и предприниматели довольны имеющимся спросом на их продукцию, ожидают роста спроса в будущем, запасы на складе почти отсутствуют, финансовое состояние предприятий отличное, а взять кредит легко как никогда. При этом благостные настроения царят не только в ТЭК, но и в металлургической, пищевой и машиностроительной отраслях (как и почти во всех остальных).
Впрочем, поразительны в этих оптимистических рапортах не столько сами цифры, сколько то, что еще несколько месяцев назад консенсус-прогноз примерно 30 экспертов, а также официальный прогноз правительства предрекали замедление темпов роста. Ни о каких 8% речи не было — 6–6,2% в год, и точка. Откуда же взялось ускорение?
ХРОНИКА болезни. Да, важную роль сыграло очередное повышение цен на нефть. Однако этим все не объяснишь. Ведь рост цен на нефть должен приводить к росту в топливной промышленности и секторе услуг и, напротив, подрывать благополучие обрабатывающей промышленности. В соответствии с симптомами так называемой голландской болезни рост мировых цен на нефть должен также приводить к резкому укреплению рубля и росту зарплат в долларовом выражении, тем самым понижая конкурентоспособность промышленности.
Но кто сказал, что «голландская болезнь» смертельна? В последние годы многие экономисты стали сомневаться в том, насколько она вообще опасна. Оказалось, что в развитых странах (включая первую жертву — Нидерланды) ее отрицательные последствия были небольшими или даже совсем отсутствовали. Конечно, существует целый ряд доказательств того, что изобилие ресурсов крайне отрицательно влияет на страны с неразвитыми политическими и экономическими институтами — наличие природной ренты подрывает политическую конкуренцию, снижает стимулы к развитию независимой судебной системы, борьбе с коррупцией и т. д.
Россия — очень интересный пациент для исследователей «голландской болезни». С одной стороны, все отрицательные политические и институциональные последствия высоких цен на нефть налицо. С другой, как показывают недавние статьи Натальи Волчковой из ЦЭФИР/РЭШ, Нинке Омес (МВФ) и Катерины Калчевой (Morgan Stanley), на промышленности это пока не отражается. Сектор услуг растет достаточно быстро, но и промышленность не отстает.
Это нетривиальное достижение. Если бы мы спросили у экспертов пять лет назад, что будет с российской промышленностью в случае роста цен на нефть в 2,5 раза, их ответы были бы самыми пессимистичными. На что могло бы рассчитывать предприятие, конкурирующее с импортом, если цены на его продукцию в евро почти не выросли, а расходы на оплату труда, энергию и сырье росли в последние годы почти на 10% в год. Только на рост спроса и удешевление кредита.
К счастью, именно такие плоды и принесли экономике пресловутая макроэкономическая стабильность, накопление средств в резервах и стабфонде, выплата внешнего долга и реформа банковской системы. Ставки процента и стоимость акционерного капитала снижаются, финансовые рынки развиваются, уверенность инвесторов продолжает расти. Это не может не привести к инвестиционному и потребительскому буму. Российское население не только тратит нефтедоллары, но и вовсю занимает у банков. Остановлено бегство капитала. Свою роль играют и инвестиции государства и госкомпаний в инфраструктуру. Критики власти утверждают, что эффективность этих инвестиций невысока, но накопленный масштаб недоинвестирования настолько велик, что даже несовершенные в своей природе госинвестиции становятся фактором роста.
Растущий потребительский и инвестиционный спрос удовлетворяется в том числе и за счет бурного роста импорта, но и российским поставщикам достается львиная доля в пироге заказов на строительные работы и оборудование. Это в свою очередь создает спрос на материалы и комплектующие и т. д. Потенциал такой модели роста далеко не исчерпан — российские предприятия по-прежнему нуждаются в огромных инвестициях, а уровень потребления все еще очень низок.
Урок «ЮКОСа». Теперь о неприятном. Пессимистические прогнозы экспертов уже были посрамлены ровно четыре года назад: вместо предсказанного в конце 2002 года замедления роста до 3,5–4% ВВП в 2003 году вырос на 7%. Тогда, правда, инвестиционный бум захлебнулся — в первую очередь, из-за «дела ЮКОСа». Оказалось, что наметившийся было приток капитала можно остановить при помощи одного-единственного политического решения. Судя по сегодняшним экономическим показателям, о ЮКОСе забыли — потребители и бизнес верят, что предстоящие выборы пройдут без потрясений. Правы они или нет, мы узнаем очень скоро.