Бывший банкир Дмитрий Морозов решил заработать на биотехнологиях. Но обнаружил, что наука в России есть, а разработок нет
Из кабинета Дмитрия Морозова, совладельца компании «Биокад», видны сосны. Предприятие, выпускающее иммунобиологические препараты, расположено в подмосковном поселке Петрово-Дальнее. Каждое утро предприниматель обходит свой завод, а потом едет обедать в дорогой ресторан «Причал» тут же, на Новорижском шоссе. Недавно он начал еще и дом строить неподалеку. Морозову, который в конце 1990-х скупал акции алюминиевых предприятий, а потом был совладельцем банка «Центрокредит», новый образ жизни нравится. «Я заработал бы больше, вложив деньги в акции «Газпрома» или оставшись в банке. Но у меня бизнес интересный», — говорит он в интервью Forbes.
Семь лет назад, заскучав от размеренной работы банкира, он пробовал вкладываться в реальный сектор: покупал доли в элеваторе, в фирме, разрабатывающей суда на подводных крыльях… Но быстро разочаровался. Идея долгосрочного венчурного проекта родилась, когда он съездил по президентской программе в японский университет Кейо и узнал, что во всем мире самые рискованные, но высокодоходные инвестиции идут в индустрию развлечений, информационные технологии и биотехнологии. Биофармацевтика показалась ему самой понятной сферой.
Новоявленный венчурный инвестор решил начать с простейших препаратов с бифидобактериями, предназначенных для нормализации микрофлоры кишечника. Тогда их продавалось в России на $40 млн в розничных ценах, причем препараты не требовалось регистрировать как лекарства, что позволяло сэкономить время (около полутора лет) и деньги ($200 000–300 000) на клинических испытаниях.
Продав партнерам долю в «Центрокредите», Морозов набрал команду менеджеров по продажам и принялся изучать рынок. У мелких производителей закупали бифидопрепараты и поставляли их крупным дистрибьюторам. Отслеживали, что просят, что лучше идет. «Мы решили делать с вкусовыми добавками, с витаминами, для разных возрастов. Я много нафантазировал себе», — признается он теперь.
В 2001 году Морозов приступил к строительству фармацевтического завода, инвестировав в него $8 млн. Наступил на все грабли: подрядчики завысили стоимость проекта на 30–40%, из-за отсутствия необходимой квалификации бывшему банкиру многое пришлось переделывать — выяснилось, например, что обычные краны в деионизированной воде разваливаются. Сдача объекта затянулась на год. Но основные сложности начались, когда завод, рассчитанный на производство 70 млн пакетиков, 77 млн суппозиториев и 140 млн капсул в год, был готов к работе: загружать производство оказалось нечем, ученые и профильные НИИ в очередь за деньгами не выстраивались.
Попытки заказывать ученым конкретные разработки тоже не дали результата. Например, Морозов вместо традиционно применявшейся конкурентами лиофильной сушки бактерий (сушат в замороженном состоянии под вакуумом, чтобы сохранились все свойства) хотел использовать более экономичный распылительный метод. Заказал разработку технологии двум группам ученых. В одном институте после двух лет работы сообщили, что исследования результата пока не дали, нужен еще год и дополнительные деньги. Контракт расторгли. Во втором институте технологию разработали, но почему-то на заводе она не воспроизводилась — все бактерии умирали. «Просто люди не привыкли за деньги давать результат, они считали, что достаточно отчитаться за процесс. А что получилось в итоге, никого не волнует. Они привыкли работать по принципу: чем дольше тянешь тему, тем лучше живешь. Нас накалывали на каждом шагу», — возмущается Морозов, потерявший на обеих группах около $20 000.
В итоге новенький завод «Биокада», оборудованный современными установками, в 2003 году занялся по сути упаковкой биоматериала. Морозов закупал его у молочно-экспериментального цеха, производившего бифидобактерии для пищевой промышленности. Но первая партия готовой продукции зависла в аптеках. Вместо того чтобы сосредоточиться на продвижении нового производителя среди врачей-гастроэнтерологов, усилия распылили и бюджет потратили бессистемно. В начале 2005 года Морозов разогнал всех продавцов и закрыл проект по бифидумбактерину. Убытки от его производства составили $700 000. Это притом, что в целом по стране продажи бифидумбактерина с 2001 года выросли в 1,7 раза.
Спасло «Биокад» только то, что к тому времени Морозов научился работать с учеными. Еще в 2002 году он по совету Рамила Хабриева, тогдашнего гендиректора РАО «Биопрепарат», объединявшего остатки советской биоиндустрии, приобрел часть Института инженерной иммунологии в подмосковных Любучанах, находившегося в состоянии банкротства. На базе его лабораторий предприниматель, изучивший, как устроен биотехнологический бизнес на Западе, мечтал запустить так называемый pipeline — конвейер новых разработок, которые находятся на разных этапах от создания молекулы до клинических испытаний.
И тут не обошлось без проблем. Поначалу научные сотрудники пытались бунтовать против частного собственника. «Но у меня опыт работы с коллективом большой, еще со скупки уральских заводов, — усмехается Морозов. — Собрания проводил, разъяснительную работу». Одним из самых болезненных вопросов оказалось распределение грантов. Морозов, сторонник теории единого финансового потока, взял контроль над поступающими в научный центр деньгами и работой по этим проектам в свои руки. Многие сотрудники в итоге уволились.
Сейчас в Любучанах для «Биокада» 70 ученых ведут разработку новых препаратов. Морозов детально регламентировал весь процесс, установив четкие сроки исполнения. Еженедельно проводит собрания, на которых ученые, как менеджеры, отчитываются о проделанной работе. Отклонения от заданной темы исследований запрещены, индивидуальное научное творчество не поощряется.
[pagebreak]
Морозов уверяет, что оставшиеся сотрудники довольны тем, что видят результаты своего труда. Именно ученые из Любучан разработали в 2005 году новый продукт «Биокада» — свечи с противовирусным белком интерфероном «Генферон», продажи которого в первый же год достигли $1 млн. Препарат прописывают при вирусных заболеваниях мочеполовой системы. «Хороший они препарат делают», — признает Владимир Парфенов, замдиректора ООО «Ферон» при институте им. Н. Ф. Гамалеи, чей препарат «Виферон», на разработку которого ушло 15 лет, основной конкурент «Генферона».
В ноябре прошлого года у Морозова появился и второй потенциальный хит — «Лейкостим», предназначенный для восстановления самочувствия онкологических больных после курса химиотерапии. «Они могут попасть с ним в государственные программы, выгодно сыграв на импортозамещении, — рассуждает Николай Беспалов, руководитель рейтинговых проектов компании «Фармэксперт». — Но надо грамотно выстраивать ценовую политику, чтобы самим внакладе не остаться. Нужен и административный ресурс». Препарат Морозова уже победил в тендере Минобороны, в чьем ведении находятся многочисленные госпитали по всей стране.
«Сейчас, когда все наконец налажено и работает, капитализация «Биокада» начнет расти огромными темпами», — уверяет Морозов. Пока, правда, 60% из $30 млн выручки в 2006 году ему принесли оптовые поставки чужих фармпрепаратов крупным дистрибьюторам.