Поход на Москву

Продолжение. Начало см. Forbes, 2006, №3. Переводится по книге «Малкольм Форбс. Вокруг света на‑воздушном шаре и двух колесах», на‑русском языке не издававшейся. Автор главы о Москве — Роджер Халл, главный редактор байкерского журнала Road Rider. Главный герой книги, Малкольм Форбс, возглавлял американский журнал Forbes c 1954-го по 1990-й. Другие участники путешествия — его дети Роберт (Боб) и Мойра (Мо) Форбс, журналистка Лэмми Джонстон и‑фотограф Ч. В. Аугустус (Чак). Глава публикуется с сокращениями, с разрешения Motorcycle Consumer News, BowTie Inc.

Итак, вот мы все — шесть человек и пять мотоциклов — на границе России. Перед нами невысокий шлагбаум, по обе стороны которого стоят русские солдаты и смотрят на нас бесстрастным взором.

Из будки вышел пограничник и что-то сказал по-русски. Другой солдат сдвинулся с места и начал возиться со шлагбаумом. Тот медленно поднялся. Впереди — Россия. Малкольм с Мо тронулись с места, и их «Харлей» пересек черту. Первый американский байкер в Советском Союзе! Я включил мотор и выжал сцепление. Раздался страшный крик. Солдаты отчаянными жестами пытались меня остановить. Я воззрился на них с изумлением. Они дали мне понять, что я никуда не еду.

Я поставил «Харлей» на подножку и выключил мотор. Стало тихо. Очень тихо. Если на расстоянии нескольких километров кто-то выстрелит, в такой тишине мы должны услышать, думал я.

Время шло. Мое беспокойство росло. Затем мы снова услышали какие-то слова по-русски, и шлагбаум снова поднялся. На этот раз солдаты ясно дали нам понять, что проеду я один, а остальные должны оставаться на местах. Я двинулся с места и с вымученной улыбкой и жестом, который надеялся выдать за дружеский, пересек границу. Шлагбаум за моей спиной опустился. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким.

Когда я завернул налево, то увидел впереди какое-то здание. Мо, Малкольм и Classic 80 стояли, окруженные группой людей в военной форме. Мрачноватый военный подошел ко мне и протянул руку, намекая, что хочет посмотреть мой паспорт и визу. Я протянул ему документы. Он раскрыл паспорт, изучил фотографию, потом взглянул на меня, потом еще раз на фото и еще раз — уже более внимательно — на меня. После этого гаркнул какой-то приказ. Я повернулся к Малкольму и спросил: «Что я должен делать? Поцеловать его кольцо?»

«Он попросил вас снять темные очки. Он затрудняется установить вашу личность», — пояснил на абсолютно безупречном, только с легким акцентом английском невысокий человек в гражданской одежде и с густыми усами. Так состоялось мое первое знакомство с Анатолием Пасько.

Анатолий, лет тридцати с небольшим, был нашим официальным гидом от «Интуриста», он должен был сопровождать нас в путешествии по России. Бывший чемпион СССР по боксу, довольно известный тяжеловес и просто человек недюжинной физической силы, которую он не раз нам демонстрировал. Он мог бы быть нам отличным телохранителем, но проверить это не довелось, как, впрочем, и то, был ли он агентом КГБ.

Анатолий не водил мотоцикл. Он ехал в автомобиле, которым управлял солидный мужчина по имени Владимир. Предполагалось, что они будут нашими проводниками, но мы настояли, чтобы они, наоборот, нас сопровождали. Поначалу мы были настроены против Анатолия. Его присутствие, казалось, лишало наше путешествие авантюрного духа. Мы думали, что в его сопровождении мы будем чувствовать себя не свободными бродягами, а заключенными на этапе.

Но, с другой стороны, с самого начала очень пригодились его услуги переводчика. После того как он помог нам заполнить кучу анкет и деклараций, он обратился к нам с просьбой от нескольких солдат — они хотели сфотографировать наши мотоциклы. Им это было можно, нам — нет: фотографировать на границе (как, впрочем, и много где еще) запрещено. Они охотно позировали друг другу на наших мотоциклах, примеряли наши шлемы и в этот момент совершенно перестали быть суровыми стражами границ. Они казались нам просто подростками, которые отлично развлекаются.

Анатолий был молчалив, зато Майк Брак — чрезвычайно общителен. Майк работал в московском офисе Occidental Petroleum и был представителем Арманда Хаммера, которого тот послал нам в помощь. Чтобы встретить нас, он прилетел в Брест — первый город нашего русского маршрута.

Как только мы покончили с формальностями на границе (на все про все ушло около часа), Майк с Анатолием сели в автомобиль, которым управлял Владимир, и стали показывать нам дорогу в Брест. Когда мы подъехали к отелю, прямо на улице справляли свадьбу. Группа людей на тротуаре всячески подбадривала даму среднего возраста, которая самозабвенно исполняла национальный танец. Она тут же выбрала себе в партнеры Малкольма (сама догадалась или ее предварительно проинструктировали?). Он охотно согласился, только шлем снял. В черных кожаных штанах и байкерском прикиде, он изо всех сил старался повторять ее движения, и у него это чертовски здорово получалось. Народу на улице — нам в том числе — понравилось. Судя по всему, народ здесь вполне дружелюбный.

Но нам надо торопиться. Пожалуйста, зарегистрируйтесь и как можно скорее собирайтесь на экскурсию. Какую еще экскурсию? Вам положена экскурсия.

Нам должны показать Брестский мемориал. Эти экскурсии вскоре стали рутиной — везде на протяжении нашего пути нас поджидали автомобили с англоговорящими гидами, которые рассказывали о местных достопримечательностях. Я пожалел, что не освежил заранее свои представления о русской истории: одно дело видеть памятник, совсем другое — понимать, что это такое, и уметь задать правильный вопрос.

Когда мы вернулись в отель, было поздно. Из окна своего номера я смотрел на огни Бреста и понял, что уже жду завтрашнего утра. Нас здесь тепло приняли, русские — отличные. Меня даже не беспокоило, что наши комнаты расположены не рядом, как нам было бы удобно, а одна над другой. А Чак волновался: «Наверное, так их проще прослушивать». Возможно. Не знаю. Мне все равно. Я лег и погрузился в приятный сон.

Наши мотоциклы провели ночь в гараже запертые под присмотром пожилой дамы невысокого роста. На ее морщинистом лице все время сияла жизнерадостная улыбка, седые волосы повязаны платочком. Трудно было поверить, что такие здесь еще сохранились. Рано утром мы собирались забрать мотоциклы. Но прежде нам предстояло узнать кое-что о русских ресторанах и завтраках. Главное: до восьми утра все рестораны и кафе закрыты. Так что нечего и думать о том, чтобы с утра пораньше перекусить и отправиться в путь с первыми лучами солнца.

Наконец, мы готовы к выходу. Владимир за рулем, Майк с Анатолием вольготно расположились на заднем сиденье. До шоссе мы ехали за ними, а потом перестроились, и автомобиль поехал сзади. То, что мы видели вокруг, временами напоминало Средний запад Америки: долины с полями пшеницы, невысокие холмы, редкие леса. Но большей частью мы ехали по ровной дороге, по обе стороны которой тянулись ряды деревьев. Неинтересный пейзаж.

Оживление вносил вертолет, который все время летал над нашими головами. А также полицейские посты у дороги: двухэтажные постройки, напоминающие диспетчерские вышки в аэропортах. Рядом с такой постройкой часто дежурил мотоцикл с коляской. Полицейские всякий раз внимательно нас разглядывали. За нами неотступно следовало «сопровождение».

Майк блистал умением решать все вопросы двумя-тремя энергичными фразами. Когда мы подъезжали к Минску, шоссе расширилось до четырех полос. У въезда в город полицейские у поста собирались нас остановить. И тут наше «сопровождение» на автомобиле вырвалось вперед. Майк на переднем сиденье перегнулся через Владимира и стал что-то очень убедительно орать озадаченному полицейскому. (Русские вообще редко спокойно разговаривают друг с другом, как правило, они орут.) Должным образом раскритикованный полицейский оставил нас в покое. Меня это озадачило. Почему он поверил Майку на слово? Позже я улучил момент и внимательно пригляделся к автомобилю: нет ли на нем специальных опознавательных знаков? Ничего не заметил, может, только номер был какой-то особенный. Но точно такая же сцена повторилась еще раз, при въезде в Москву. И тогда я решил, что дело не в автомобиле, а в Майке.

По дороге к Смоленску пейзаж изменился: стало больше холмов, ехать было уже интереснее. Деревья теперь не стояли ровными рядами вдоль дороги, и мы могли видеть леса, поля и пастбища. На полях работали крестьяне — иногда у них была современная техника, иногда они орудовали ручными косами и деревянными граблями. Страна контрастов.

За два дня, проведенных в России, я уже понял, что попить здесь днем негде. К тому времени, как мы доехали до отеля в Смоленске, в горле у меня пересохло. Малкольм завел меня в неопрятную комнату, в которой находилась конструкция, напоминающая барную стойку, и несколько столов со стульями. Это и был бар. Малкольм восседал за длинным столом в окружении русских студентов, один из них с грехом пополам говорил по-английски. Здесь же была и наша леди-гид из «Интуриста», она переводила. Студенты хотели нас угостить и заказали сладкое шипучее вино, кажется, клубничное, которое я с первого же глотка полюбил. Мы прихлебывали и разговаривали — главным образом о политике. Судя по всему, студентам доводилось уже слышать имя «Малкольм Форбс». Дискуссия о преимуществах капитализма и социализма увлекла нас в сферу музыки (они знали Гершвина, Портера, Берлина, Айвза, Копленда) и спорта (они ждали Олимпиады в 1980-м), мы также поговорили о генералах. Почему они знали Гранта и Ли, Першинга и Брэдли, а мы не могли назвать ни одного прославившегося русского генерала? Русские знают об американцах намного больше, чем американцы о русских. Диспут завершился на дружеской ноте.

И вот наступило утро 27 июня. В этот день американская моторизованная колонна берет столицу СССР. Майк занял место впереди колонны, и мы существенно ускорились. По сторонам начали появляться здания, постепенно дорога расширилась до бульвара. Майк вывел нас на центральную полосу, предназначенную для экстренных служб и государственного транспорта.

С Мо за спиной Малкольм ехал первым. За ним попеременно были мы с Бобом, делая снимки прямо на ходу. Через некоторое время в моем фотоаппарате закончилась пленка, и я сосредоточился на дороге. Минское шоссе перешло в Кутузовский проспект — широкую оживленную магистраль с солидными и нередко элегантными зданиями по сторонам. Все больше становилось щитов с политическими лозунгами и символами. Некоторые занимали целые фасады зданий, уходя в высоту на несколько этажей. Серп и молот, Ленин и прочие, обычно в красных тонах, были повсюду. Как и большие красные звезды.

Мы миновали множество высоких современных зданий; затем начались более старые, интереснее украшенные — были ясно видны как минимум три архитектурные школы. Бросалась в глаза чистота улиц. Москва — замечательный город, но он, как и все в России, полон контрастов.

Мелькнула стена Кремля, площадь Октябрьской революции, отель «Метрополь» (его тогда ремонтировали) и Большой театр. Еще несколько поворотов, и мы уже парковались перед гостиницей «Интурист», всего в двух шагах от Кремля и Красной площади.

Толпа начала собираться еще до того, как мы успели подогнать мотоциклы к обочине. Мы заглушили моторы, довольно переглянулись и слезли. Мы сделали это. Москва!

На осмотр Москвы у нас было два полных дня. Экскурсии начались на следующее утро, когда Мо в придуманном ею образе «Бабы Вавы», коверкая слова, стала вести репортаж «прямо с Квасной площади». В качестве гида выступил Анатолий, в первый день ему помогала симпатичная Валентина из «Интуриста». Когда мы стояли на Красной площади и смотрели на очередь ко входу в Мавзолей, я к ней обратился.

— Наверное, это бестактный вопрос, — начал я, — но я слышал, что когда-то тело Сталина тоже было там. Но потом его убрали. Вы не знаете, где оно теперь?

— Конечно. Его могила находится прямо за Мавзолеем… Почему вы думаете, что этот вопрос может быть бестактным?

— Как я понимаю, имя Сталина не слишком часто вспоминают сегодня в Советском Союзе.

— Нет, это не так. Сталин остается одним из наших величайших героев. Однако он не настолько велик, как Ленин, поэтому сочли неподобающим, чтобы он покоился рядом с ним.

К счастью, тем утром мы перемещались по городу на автомобилях. Опять пошел дождь, и зачастую мы даже не выходили на улицу, рассматривая тот или иной монумент через потеки на стеклах. Во второй половине дня мы сменили способ передвижения и спустились в метро. Анатолий продолжал играть роль экскурсовода. Он изо всех сил старался быть полезным и угодить нам, сохраняя при этом ненавязчивость. Нам даже удалось со временем его рассмешить, и в итоге он стал почетным участником экспедиционного корпуса Форбса.

Мы проехали по красивому эскалатору и попали на еще более красивую станцию. Каждая из станций казалась оформленной более богато, чем предыдущая: мозаики, скульптуры, бюсты, люстры, витражи — множество красивых вещей, которые бы продержались не более двух секунд в нью-йоркской подземке.

Тезис о том, что поезд проезжает каждые полторы минуты, проверялся большими электронными часами, которые начинали подсчитывать секунды сразу после того, как поезд уезжал. К приезду следующего на табло было меньше девяноста секунд. В вагонах ощущалась специфическая атмосфера, как и во всех публичных местах, куда мы приходили, в том числе и в ГУМе. Ее создавал запах людей.

— Эти ребята никогда не видели приличного дезодоранта,  жаловалась Лэмми.

Затем мы поспешили обратно в гостиницу на встречу с журналистами, которую организовал Майк и которую вел Малкольм. Лэмми спросила Майка, были ли приглашены представители московских отделений западных СМИ. Майк заверил ее, что это было сделано. Любопытство заставило ее позвонить своим знакомым, чтобы выяснить, что этого сделано не было. Она сама их пригласила. Майк не подал виду, когда они вдруг появились, но его акции в наших глазах упали еще на два-три пункта.

Когда Малкольм впервые заговорил о том, чтобы ехать в Москву, я заподозрил, что это может быть связано с музеями Кремля. Он очень гордится своей коллекцией изделий Фаберже, которая считается второй после той, что хранится в Москве. Когда наступило наше второе утро в Москве, мы отправились в Кремль на поиски Фаберже.

Анатолий провел нас в Оружейную палату, где находится потрясающая коллекция исторических ценностей и произведений искусства. Мы увидели троны, экипажи, оружие, сани, парадную одежду, короны — по большей части все было украшено золотом и драгоценными камнями.

И наконец — экспозиция Фаберже. Знаменитые пасхальные яйца, которые представители императорской фамилии традиционно вручали в качестве даров, особенно интересуют коллекционеров. Мы постарались как можно дольше продержаться у витрины с ними; за нашими спинами уже собрались посетители. Когда Боб подводил свой итог, в‑его голосе слышалось нечто похожее на зависть:

— Пап, кажется, они обставили нас на одно яйцо.

После ланча мы по просьбе журналистов отправились на Красную площадь позировать на мотоциклах. Мы не трогали их с момента приезда и, когда пришли забирать, обнаружили, что они переставлены. На седле моего «Харлея» — отпечаток чужого ботинка. Пока я оттирал его, открылась крышка багажника. Там было пусто. Я был уверен, что запирал его. И я действительно его запер, но замок сбили. То же случилось и с седельными ящиками. Меня ограбили (это поражало как акт, скорее, капиталистический). Почти все, что было в мотоцикле, исчезло. Мне оставили бутылку воды и — по непонятной причине — набор инструментов для обоих «Харлеев».

С мотоциклом Малкольма тоже поработали. Но пропало содержимое только кофра. Это заставило нас задуматься, не спугнули ли мы грабителей своим появлением. Лэмми не удосужилась запереть багажник своего CX500, потому что оставила там только несколько канистр с маслом. Они исчезли.

Фотографы уже ждали нас. Малкольм прислонил к стенке крышку пострадавшего кофра, и мы отправились к подножию Спасской башни. Туда Анатолий ехал с Малкольмом, обратно — со мной, удовлетворяя так свое любопытство относительно нашего увлечения. Кажется, ему понравилось, но к тому, чтобы самому оседлать мотоцикл, он пока не был готов.

— Считается, что это очень опасно, — сказал он мне, пока мы стояли у светофора. — В моей стране мотоциклистов иногда не включают в перепись населения. Полагают, что это напрасная трата времени.

Я так и не понял, шутил он или нет.

Когда мы вновь заехали на подземную стоянку, то обнаружили, что оставленная Малкольмом крышка от кофра пополнила список наших потерь. Не было времени устраивать поиски. Лимузины уже поджидали — у нас была назначена встреча с мэром Москвы.

Нас ввели в роскошный офис и усадили по одну сторону длинного стола. Мэр Промыслов (председатель горисполкома Промыслов В. Ф. — Forbes), его помощники и Майк (который присутствовал в качестве переводчика) сели напротив. Пока мы пили чай с кексами, Промыслов рассказывал нам о Москве. Он говорил о проектах развития города, о подготовке к Олимпиаде, о расширении сети метро — особенно много времени заняло объяснение того, почему в Москве нет преступности. Ни одному из нас не хватило духу рассказать его превосходительству, что в его добропорядочном городе нас только что обокрали.

Малкольм и Промыслов обсудили множество разных проблем; иногда кто-то вставлял замечание или задавал вопрос. В конце встречи Промыслов вручил Малкольму ключ от города (позже мы видели кучу таких же в магазинах, где они продавались всего за несколько долларов). В ответ наш предводитель вручил мэру Москвы один из своих галстуков со слоганом «Инструмент капиталиста» и шарфик в подарок его жене — такой же мы использовали в качестве штандарта, украсив им один из мотоциклов. Мэру, кажется, понравилось.

На следующее утро, когда мы отправились грузить наши вещи, Майк уже был на месте. Широко улыбаясь, он пожелал нам счастливого пути. Приятно было снова вернуться на шоссе, на сей раз это была трасса Москва — Ленинград. Погода стояла отличная, и нам встречалось куда больше деревень, чем между Брестом и Москвой. Все пешеходы при виде нас останавливались, чтобы рассмотреть повнимательнее.

Ландшафт вокруг был холмистый. Стало больше лесов, озер и рек. Мы старались ехать как можно быстрее. Это должен был быть наш самый длинный перегон: 600 км.

Если Москву можно сравнить с Нью-Йорком, то Ленинград — с Сан-Франциско: красота этих городов скрывает за собой их кровавую историю. Построенный на островах, Ленинград представлял своим гостям множество мостов и — как бывшая столица — множество дворцов. Наша гостиница «Астория» могла сойти за один из них. Такого вестибюля мы не видели с самого Мюнхена. Я отнес багаж к себе в номер и вернулся к Малкольму.

— Кажется, нам дали не те комнаты, — сказал я ему.

Он усмехнулся.

— Не ожидал такого, а?

Не ожидал я номера из двух огромных комнат со множеством старинных предметов, с внушительным телевизором, холодильником, тяжелыми бархатными шторами и стенами, обитыми тканью, а также большой ванной комнаты с теплым полом. Неожиданно в России обнаружилась роскошь. Не вызывало сомнений, что многие люди, о которых мы читаем в учебниках истории, останавливались в «Астории».

На следующий день мы осматривали достопримечательности в сопровождении экскурсовода из «Интуриста». Ее звали Соня, и ей явно нравилось быть в нашей компании и особенно — спорить о политике с Малкольмом, когда она показывала нам Зимний дворец (также известный как Эрмитаж), Русский музей, Смольный дворец — штаб-квартиру Ленина во время революции, Военно-исторический музей и крейсер «Аврора» (этого Боб ждал с самого начала поездки).

Вторник, 3 июля 1979 года. Наш последний день в России. Накануне, во время нашего «прощального» ужина, Анатолий вдруг сказал, что не будет сопровождать нас до границы с Финляндией. Это создало за столом грустное настроение, что в «Астории» выглядело особенно неуместно. Наша первоначальная неприязнь по отношению к Анатолию постепенно переросла в уважение, дружбу и, как мы вдруг осознали, в привязанность.

— Не беспокойтесь, — успокоил он нас. — Все пройдет легко. У туристов не бывает проблем с тем, чтобы выехать из Советского Союза.

Вслед за машиной, которая нас вела, мы выехали на шоссе в сторону Выборга. За чертой города она съехала на обочину и остановилась, чтобы пропустить нас. Мы все подъехали попрощаться, свою долю благодарностей получил даже Владимир. Затем, впервые за все время нашего пребывания в России, мы оказались предоставлены сами себе.

Мы выехали за пределы России, пересекли несколько миль буферной зоны и добрались до финской границы, где на нас воззрились пораженные таможенники. Один из них сумел преодолеть смятение настолько, чтобы поднять шлагбаум и впустить нас. Другой, говоривший по-английски, извинился:

— Я уже несколько лет здесь служу и ни разу не видел, чтобы хоть один мотоцикл выехал из Советского Союза. А тут сразу пять!

Когда в Ленинграде мы прощались с Соней, она попросила показать ей наши мотоциклы. Мы пошли на стоянку, и по дороге она рассказывала мне о других американцах, которых водила по городу.

— Хэппи Рокфеллер приезжала. Мы с ней ходили по магазинам. Там ей что-то понравилось, но когда она узнала, что цена — около десяти ваших долларов, то решила не покупать. Сказала, что это дорого. А она ведь очень богата. Не понимаю я Хэппи Рокфеллер. Еще приезжали американский судья Бергер с женой. Миссис Бергер все время жаловалась, что они выбрали не очень удачное время для поездки — у них это сезон консервирования. Она все время переживала, что не закручивает банки, жаловалась, что, когда вернется, овощи уже подорожают. Ее я тоже не могу понять. Другое дело — мистер Форбс. Ах, мистер Форбс! Он, конечно, тоже богатый человек. Но он получает от своего богатства удовольствие. Он умеет тратить деньги. Он наслаждается жизнью. Он тратит деньги, чтобы сделать себя и своих друзей счастливыми. Вот мистера Форбса я понять могу.

Вот за это и можно выпить — Chateau La Tour Haut-Brion, если вы не возражаете.