«Крупные клиенты, хорошие отношения с таможней, что еще надо для счастья?» — размышлял апрельским утром 2004 года директор «Балтийского таможенного агентства» Кирилл Ильин, паркуя Toyota Land Cruiser во дворе своего офиса. За четыре года Ильин вывел свою компанию в пятерку крупнейших таможенных брокеров Петербурга. Фирма, в которой когда-то работали четыре сотрудника, теперь обслуживала миллиардные грузы.
Через несколько минут после приезда Ильина в офисе объявились два высокопоставленных сотрудника Балтийской таможни. Начальник отдела дознания Алексей Миронов и руководитель оперативно-розыскного отдела Алексей Богданов. На стол перед удивленным директором агентства легли постановление о возбуждении в отношении него уголовного дела о контрабанде и постановление об аресте. Дальше — наручники и камера в СИЗО. «В камеру посадили одного, видимо, чтобы лучше думалось», — рассказывает Ильин в интервью Forbes. Подумать было над чем: таможенники пообещали выпустить его из камеры за $30 000. Еще $1 млн, сказали Ильину, — и дело будет закрыто.
Необычная ситуация? Ничего подобного — к такому повороту судьбы готов, кажется, любой российский предприниматель. «[Мы] то и дело обнаруживаем грубые нарушения прав предпринимателей, а порой и просто откровенный рэкет со стороны государственных структур», — говорит президент Владимир Путин в последнем обращении к Федеральному собранию. «То и дело» — чересчур мягкая формулировка. Коррупция в России имеет вековые корни. Несмотря на жесткие репрессии, она процветала и в годы советской власти, а уж сейчас, когда чиновники отдают себе отчет в‑финансовых‑возможностях предпринимателей и в том, насколько бизнес зависит от бюрократии, размеры поборов способны поразить воображение неискушенного человека.
Исследование фонда «Индем» показало, что средний размер «деловой» взятки в 2001 году составлял $10 200. В прошлом году эта (средняя!) цифра достигла $136 000. Общий объем российского «рынка» коррупции в 2001 году «Индем» оценивал в $33 млрд, в прошлом году — в $316 млрд.
В правоохранительных органах эти цифры ставят под сомнение — слишком уж, говорят, велики, но признают, что коррупция действительно представляет угрозу системе государственного управления. Прокуратура и МВД привычно твердят о нуждах государства, но редко обращают внимание на то, что без неформальных выплат в стране невозможно существование бизнеса. В феврале генеральный прокурор Владимир Устинов заявил: в стране идет имитация борьбы со взяточничеством. Статистика это подтверждает. В 1980 году в СССР за взятки было осуждено 6000 человек, в прошлом году в России — 1861. Меньше берут? Нет, просто взятка стала обыкновенной статьей расходов. Мелкие предприниматели знают, что даже для регистрации фирмы проще заплатить несколько сотен долларов «специалисту», чем обходить десятки кабинетов. Компании национального масштаба не гнушаются оплачивать решения судов.
Но Кирилл Ильин, сидя в петербургском СИЗО, думал не о положении в государстве. Отдать $30‑000 он согласился сразу, и 2 мая уже был на свободе. После этого он попытался поумерить запросы таможенников; его бизнесу тем временем угрожала серьезная опасность. «Никто же не знал, что дело дутое, слухи быстро распространились, и клиенты стали разбегаться», — рассказывает Ильин. Абсурд ситуации заключался в том, что Кирилла обвинили в контрабанде контейнера транзисторов, при досмотре которого присутствовал сам Алексей Богданов, позже явившийся к предпринимателю с постановлением об аресте.
«Я им говорю: откуда у меня миллион, — вспоминает брокер. — Предлагал со временем отработать. Они уперлись — миллион, и все». Ильин был готов выложить $200 000. Таможенники заявили, что «частично их эта сумма устроит». Слова «частично устроит» явно предполагали дальнейшие выплаты, и тут уже Ильин решился на не самый привычный для российского предпринимателя шаг — сдать чиновников-вымогателей правоохранительным органам.
Трезво оценив ситуацию, он не стал обращаться в управление собственной безопасности таможни, понимая, что у вымогателей могут найтись там доброжелатели. Зато люди, готовые помочь Ильину, нашлись в петербургском Управлении по борьбе с оргпреступностью. Вскоре прямо при передаче предпринимателем денег УБОПовцы задержали посредника, а чуть позже за решеткой оказались и Богданов с Мироновым. В декабре прошлого года Миронов получил восемь лет тюрьмы, а Богданов — шесть. Интересная деталь: в тюрьму они пошли не за взятку, а за мошенничество. Суд посчитал, что закрыть дело на Ильина обвиняемые не могли — полномочий не хватало, поэтому они просто вводили предпринимателя в заблуждение.
«Доволен ли я? — Ильин отхлебывает кофе в своем офисе, во дворе которого на обычном месте стоит все тот же Land Cruiser. Вернулись клиенты, восстановились объемы внешнеторговых операций. — Я все сделал правильно. В некоторых отделах таможни, может, отношение ко мне и поменялось — вроде я их коллег сдал. Но никого я не подставлял, пусть себя на моем месте представят... Мне просто некуда было деваться».
Обращение в правоохранительные органы с заявлением о вымогательстве взятки — отчаянный поступок. Он выходит за рамки правил, сложившихся в российской предпринимательской среде, где убеждены, что взятка — это просто механизм достижения успеха в бизнесе. Нам удалось пообщаться с несколькими предпринимателями, поступившими так же, как Кирилл Ильин: они сдали правоохранительным органам чиновников, вымогавших у них взятки. И вот что интересно: ни один из собеседников Forbes не пытался убедить корреспондента в том, что разоблачил мздоимца из принципиального нежелания поддерживать коррупцию. Отправившиеся за решетку чиновники пострадали только из-за своей жадности: по мнению их несостоявшихся жертв, они просто запросили слишком много.
[pagebreak]
«Если бы аппетиты были умереннее…» — рассуждает председатель правления банка «Российский капитал» Ирина Киреева, сдавшая правоохранителям двух чиновников. Лицо одного из них, 28-летнего сотрудника Федеральной налоговой службы Олега Алексеева, увидела в прошлом октябре вся страна. Оперативную съемку задержания Алексеева при получении им кейса с миллионом долларов в московском отеле «Балчуг Кемпински» крутили на центральных телеканалах.
Когда арестовывали соучастника Алексеева, сотрудника московского управления ЦБ Алексея Мишина, у него изъяли еще миллион, а общая сумма взятки, как оказалось, должна была составить $5,3 млн. За эти деньги Алексеев и Мишин обещали снять налоговые претензии к «Российскому капиталу» на сумму в 2,1 млрд рублей (около $75 млн). Какой выбор сделать, когда с одной стороны — налоговая претензия на четверть активов банка, с другой — обещание решить проблему «всего» за $5 млн? «Решение, конечно, принималось трудно», — объясняет Ирина Киреева. Следствие еще идет, поэтому Киреева старается в разговоре быть крайне дипломатичной. «Мирный вариант лучше враждебного, если он разумен», — говорит она.
Налоговые претензии к банку образовались из-за операций с драгоценными металлами. По закону, если проданный металл не покидает хранилище банка, сделка не облагается НДС. «Российский капитал» покупал драгметаллы у других банков и продавал их по договорам комиссии. Претензии по НДС в этом случае логичнее предъявить банку-продавцу, однако налоговики начислили НДС банку Ирины Киреевой. «Они в глаза говорили, что знают, что мы не виноваты, но создадут все условия, чтобы мы таковыми стали, — объясняет она. — Я решила бороться».
Принимая решение искать защиту от взяточника в правоохранительных органах, предприниматель обычно понимает, какому риску он подвергает свой бизнес. Ни одно ведомство не встанет на защиту своего сотрудника, признанного взяточником в судебном порядке, зато коллеги осужденного могут создать предпринимателю-доносчику немалые проблемы.
В прошлом году учительницы Галина Ротарь и Ольга Соколовская решили попробовать себя в бизнесе. Разработали программу развития в родном Томске сети негосударственных образовательных учреждений, получили одобрение губернатора и попросили передать им в аренду два заброшенных детских сада. Садики предпринимательницам город выделил, осталось только утвердить это решение в Гордуме. Оказалось, на такие решения есть «прайс-лист». Цену Галине Ротарь огласил депутат Думы Николай Шульга: 2,5 млн рублей. «Мы на ремонт и оборудование двух садиков взяли кредит в 6 млн рублей», — горячится Ротарь. И тут же признает: «Если бы он меньше запросил, в пределах 500 000 рублей, честно говоря, я бы эту взятку дала».
Но 2,5 млн ей было не потянуть. И 11 ноября 2005 года Ротарь отнесла заявление о вымогательстве в томское управление ФСБ. А 23 ноября при получении взятки Шульгу арестовали, вытащив прямо из «Волги» предпринимательницы. На следующий день Ротарь получила на руки утвержденное городской Думой постановление о передаче ее образовательному объединению «Парус» двух детсадов (позже выяснилось, что постановление было готово и без всяких денег, а Шульга просто обманул предпринимательниц).
Радость Галины Ротарь, впрочем, была недолгой.
Дело Николая Шульги еще в суде, а последствия своего поступка Ротарь уже ощущает. Один детский сад у «Паруса» отобрали (постановлением все той же городской Думы), во второй зачастили комиссии. «Слышно, как они между собой говорят: «Она посадила Шульгу…» — разводит руками Ротарь. Преподнести урок скромным учительницам чиновникам нетрудно. Но иногда они сталкиваются с противником, не уступающим им по силе. Так случилось с тридцатидвухлетним начальником Новороссийской таможни Виталием Дриком.
В2001 году таможня начала «притормаживать» грузы «Новоросметалла» — базирующейся в Новороссийском порту компании-экспортера металлолома и литья. Владелец «Новоросметалла» Иван Демченко обратился за объяснениями к Дрику. Тот от разговора бегать не стал и назначил встречу в местном ресторане «Грааль». Владелец «Новоросметалла» сообщил таможеннику, во сколько обходится ему простой судов. Дрик понимающе кивнул и напомнил предпринимателю, что каждая услуга стоит денег. Договорились, что компания переведет на счет таможни 500 000 рублей «спонсорской помощи» и помех для груза больше не будет. На том и разошлись.
Но через полгода у Демченко вновь возникли проблемы с экспортом. «Решать вопросы» пошли все в тот же «Грааль». На этот раз Дрик оценил свою помощь по более сложному прейскуранту: он хотел 20 центов с каждой тонны металлолома и $2 с тонны стального литья. Причем, по версии молодого чиновника, эти деньги «капали» еще с предыдущей встречи, так что владелец «Новоросметалла» уже был должен $20 000.
[pagebreak]
Это было явно лишним. «Новоросметалл» — крупнейший в Новороссийском порту экспортер лома с оборотом в $200 млн в год. Помимо этой компании Демченко принадлежит единственный в городе металлургический завод. В бизнес он ушел в 1996 году, а до этого был начальником налоговой инспекции расположенного неподалеку от Новороссийска города Абинска. В общем, человек известный и авторитетный. Как признался Демченко в интервью Forbes, мысль заплатить молодому таможеннику $20‑000 ему даже не пришла в голову.
«Я сам принимал участие в операции! — кипятится предприниматель. — Лично ему меченые деньги передал, никому не доверил». В обвинительном заключении по делу Виталия Дрика, задержанного в ставшем для него несчастливым ресторане «Грааль», прокурор запросил 10 лет тюрьмы. Учитывая характеристики с места работы и наличие малолетней дочери, суд ограничился четырьмя годами лишения свободы. Впрочем, в голосе Демченко звучит сочувствие севшему в тюрьму молодому таможеннику: «Вряд ли все это он затеял. Ему сказали — он сделал». Проблем с таможней с тех пор у Демченко не было.
И в случае с банком «Российский капитал», и в истории с «Новоросметаллом» взяточники — молодые люди, карьера которых могла бы длиться долгие годы. Их судьба — иллюстрация того малоприятного факта, что госслужба в России предоставляет поступившему на нее человеку больше соблазнов быстрого рискованного обогащения, чем перспектив долгого, хотя и почетного продвижения по карьерной лестнице.
Судебный пристав Алексей Пахатинский из Йошкар-Олы умудрился прервать свою карьеру в 22 года. Бывший руководитель йошкар-олинского филиала страховой компании МАКС Владимир Бастраков, как и новороссийский торговец металлом, жалеет отправленного им за решетку чиновника. В январе 2004-го, после двух лет работы в головной конторе МАКСа, Бастракова перевели в Верхнее Поволжье. Дело для нового руководителя йошкар-олинского филиала страховой компании оказалось непростым — за несколько месяцев у филиала образовалось 500 000 рублей задолженности, в Москве посчитали это растратой и обратились в суд, который приговорил Бастракова к четырем годам условно и обязал рассчитаться со страховой компанией. Проконтролировать возврат долга назначили молодого судебного пристава Пахатинского.
«Взятку он стал вымогать почти сразу, — рассказывает в интервью Forbes Бастраков. — Зачем, говорит, тебе этот МАКС, я могу дело прекратить, связи для этого есть». Цена услуги — 25 000 рублей — показалась пожившему в Москве Бастракову смешной. «Я думал, это сам МАКС меня и провоцирует, всерьез не воспринимал, — говорит Бастраков. — Но Пахатинский очень настойчивым оказался, четыре месяца давил». Итог: руководитель йошкар-олинского филиала МАКСа обратился в ФСБ, и 5 апреля пристава Пахатинского арестовали при получении 10 000 рублей. Суд 28 февраля признал его виновным и приговорил к 2,5 года тюрьмы. В апреле Бастраков планирует начать выплаты по долгу МАКСу, а условную судимость с него сняли. Но с делом Пахатинского это, по его словам, никак не связано.
Много ли подобных историй случается в России? Наши собеседники говорят — нет, обычно чиновники действуют более уверенно и осторожно, и с ними приходится договариваться.
«Существует мздоимство и существует лихоимство», — излагает свою классификацию в доверительной беседе с Forbes владелец крупной транспортной компании. Что имеется в виду? Мздоимство, считает он, это когда «мотивированный» чиновник помогает делать бизнес. «Это нормально, — без тени сомнения говорит собеседник Forbes. — А вот лихоимство мешает, поскольку по этой категории проходят чиновники, создающие проблемы, которые сами же потом помогают решать за взятки».
Как разрубить этот гордиев узел коррупции? Сдав сотню-другую зарвавшихся госчиновников правоохранительным органам, многовековой российской проблемы не решишь. Но хотя бы немного это решение приблизить можно.