Браудеровское движение

Уильяма Браудера роднит с его дедом Эрлом, умершим в 1973 году, искренняя вера в российских лидеров. Эрл верил в Иосифа Сталина, с благословения которого он и стал в 1932 году лидером компартии США. А Уильям, которому сейчас 41 год, симпатизирует российскому президенту Владимиру Путину. Младший Браудер высмеивает распространенную точку зрения о том, что Путин подрывает основы демократии и сковывает развитие российского бизнеса. Внук американского коммуниста считает, что Путин всего лишь сдерживает российских олигархов, чтобы в стране, наконец, расцвел настоящий капитализм.

Уильяму было всего девять лет, когда умер Эрл, поэтому дед с внуком никогда не вели серьезных бесед. Уильям собрался было пойти по стопам деда, решив стать штатным сотрудником профсоюза работников сталелитейной промышленности, но ему отказали — людям с дипломом MBA на профсоюзной работе делать нечего. Эрл, начинавший карьеру профсоюзным активистом в Канзасе, провел 1920-е годы в России, где сблизился со сторонниками Сталина и познакомился со своей будущей женой Раисой.

Вернувшись в охваченную депрессией Америку, Эрл Браудер вскоре стал настолько известным борцом за права рабочих, что даже попал на обложку журнала Time. Для коммунистов это были времена головокружительного успеха, и Эрл дважды боролся за президентское кресло с Франклином Рузвельтом. Будучи храбрым человеком, Эрл прошел через множество политических битв и даже сидел в тюрьме. Недавно появились доказательства того, что он внедрял шпионов в американское правительство. Товарищи по компартии, не разделявшие взгляды своевольного Эрла, сместили его с поста главы партии в 1945 году, когда он чересчур отклонился от политической линии, диктуемой Москвой, и стал ратовать за альянс со сторонниками Рузвельта.

Эрл и его жена, русская интеллигентка, никогда не настаивали, чтобы  их дети приняли марксистскую идеологию. Напротив, они пестовали в детях и внуках убеждение, что лучше заниматься точными науками, а не политикой. Трое их сыновей стали математиками. В следующем поколении Браудеров действие этого наставления уже ослабло, и Уильям, в отличие от своего отца Феликса, профессора математики Университета Ратджерса, и брата — профессора физики Гавайского университета, решил податься на Уолл-стрит.

Уильям штудировал труды гуру рыночной экономики Милтона Фридмана в Университете Чикаго, получил диплом экономиста, затем степень MBA в Стэнфорде и работу в компаниях Boston Consulting и Salomon Brothers. Все это время он не переставал интересоваться историей своей семьи. Как только пала Берлинская стена, Уильям Браудер начал инвестировать в загадочные, зачастую погрязшие в коррупции, но безумно дешевые компании по ту сторону «железного занавеса». Во время деловых поездок он практически никогда не ссылался на имя своего деда и поначалу почти не говорил по-русски. Теперь в быту он спокойно общается на родном языке своей бабушки, хотя во время переговоров ему все еще требуется переводчик.

Браудер решил стать инвестором во время командировки в Польшу, где государственные заводы и компании продавались тогда за бесценок. Обменяв $4000 (в виде дорожных чеков) на 38 млн польских злотых, он занялся скупкой акций. Не прошло и года, как $4000 превратились в $40 000. «Когда вы увеличиваете свой капитал в десять раз, ваш желудок начинает вырабатывать особое вещество, — говорит Браудер. — И оно действует как наркотик».

Когда Salomon командировала Браудера и нескольких его сослуживцев в Киев, он предупредил коллег, что в гостинице может не оказаться горячей воды. Но по приезде в Киев выяснилось, что воды в гостинице не было вообще никакой — как не было и еды в ресторане. Майкл Фортьер, босс Уильяма в Salomon, говорит, что Браудер стремился побывать в таких местах, так как со временем они обязательно станут лучше. «Его интересуют долгосрочные перспективы, — говорит Фортьер. — Браудер обратил внимание на Россию, когда никому другому до нее дела не было, потому что считал, что рано или поздно она должна стать привлекательной для инвесторов».

В 1996 году Браудер, получив от финансиста Эдмонда Сафры $25 млн, основал Hermitage Capital Management. Сейчас портфель Hermitage — $2,5 млрд, фонд инвестирует в свободно обращающиеся акции и является крупнейшим из инвестфондов, специализирующихся на России. Дела фонда все время идут в гору, и вот уже 10 лет он демонстрирует среднегодовой доход 36% (за вычетами комиссионных). Российские акции в последнее время пользуются большим спросом. В прошлом году Hermitage получил 81,5% дохода, тогда как российский индекс MSCI (Morgan Stanley Capital International) вырос на 70%.

Услуги Hermitage, как и большинства хедж-фондов, стоят дорого: пайщик платит ежегодную комиссию в размере 2% от стоимости своих активов плюс 20% от полученных доходов. (Минимальный размер инвестиций для американских инвесторов — $250 000. Если вы забираете деньги из Hermitage, то инвестор-новичок платит в тот же день за ваш пай на 1,5% больше.) Американские инвесторы могут вложить свои средства в российскую экономику и через паевые фонды, не взимающие брокерскую комиссию — например, T. Rowe Price Emerging Europe and Mediterranian (рост на 59% в 2005 году; среднегодовой доход за последние пять лет — 28%) или U. S. Global Eastern European (41% и 42% соответственно), услуги которых намного дешевле, чем у Hermitage.

Тем не менее послужной список Браудера и его жизнестойкость заставляют прислушиваться к его мнению. Ему хватило твердости, чтобы не уйти с российского рынка во время экономического коллапса, когда все стремились поскорее унести ноги. Его фонд завершил 1998 год с отрицательной доходностью в –89%. В 1990-е от иррациональности российских рынков можно было сойти с ума. Акции ЛУКОЙЛа торговались с премией в 1000% по отношению к акциям «Сибнефти», хотя обе нефтяные компании могли предложить инвесторам только неуклюжий менеджмент, старые буровые вышки и непрозрачную финансовую отчетность. Олигархи, убедившие Бориса Ельцина передать им по дешевке государственные предприятия на залоговых аукционах, построили могущественные империи и устроили, по словам Браудера, «оргию воровства», нанеся стране огромный урон.

Этот ловко пользующийся пиаром инвестор стал одним из самых горячих сторонников России, но одновременно и безжалостным критиком коррупции, разъедающей ее экономику. Сделав из своих миноритарных пакетов акций своеобразный жупел, он подает иски, поставляет средствам массовой информации компромат и публично выступает против некоторых самых влиятельных фигур на российской сцене.

Браудер рассказывает, как в конце 1990-х Владимир Потанин, которому принадлежало 96% акций нефтяной компании «Сиданко», предпринял попытку разместить акции по закрытой подписке — «для своих». Размывание пакета акций «Сиданко», принадлежащего фонду Браудера, не входило в его планы. Он позвонил Сафре, который снарядил ему на подмогу 15 телохранителей, нью-йоркского адвоката и пиар-агентство. Они связались с западными бизнес-партнерами Потанина — в частности, с Соросом и Гарвардским университетом — и предъявили западным журналистам материалы о готовящейся махинации с акциями. Кроме того, Браудер обратился в российскую Федеральную комиссию по рынку ценных бумаг, которая отменила допэмиссию. И Потанин, по словам Браудера, в конце концов отказался от своих намерений.

Этот эпизод воодушевил Браудера и придал ему смелости. С тех пор он и его команда из 15 человек инициировали несколько судебных проверок компаний, чтобы выявить, какова их «прибыль после воровства». Иными словами, Браудер докапывается до размеров хищений и учитывает их как статью расходов. Hermitage подсчитывает стоимость реальных затрат, опрашивая десятки потребителей, поставщиков, госчиновников, а также прежних и нынешних сотрудников компаний. Отчасти благодаря усилиям Браудера и других инвесторов большинство российских компаний хотя бы на словах ратуют за прозрачность бизнеса и порядок в управлении.

Совершенно неудивительно поэтому, что Браудер поддерживает суровые меры против олигархов, принятые Путиным. В прошлом году российские власти посадили за решетку Михаила Ходорковского, предъявив ему обвинения в налоговом мошенничестве и разгромив его нефтяную компанию ЮКОС, основное предприятие которой — «Юганскнефтегаз» — досталось государственной «Роснефти». Это дало многим западным наблюдателям повод усомниться в приверженности Путина принципам демократии и свободного рынка. Однако Браудер придерживается другой точки зрения: после «дела ЮКОСа», считает он, выплаты налогов российскими компаниями увеличились. Олигархи смирились с новой политической линией. А Путин, прекрасно осознавая сопутствующие экономические риски, встретился с западными бизнес-лидерами и заверил инвесторов, что не станет подвергать преследованиям другие компании. В 2005 году Кремль начал налоговую реформу, обещал амнистировать репатриированные из офшоров капиталы и принял закон, ограничивающий возможности пересмотра итогов приватизации.

В такой обстановке Браудер отыскал на рынке недооцененные акции нескольких эмитентов (см. таблицу). Несмотря на ошеломительный рост российского рынка после кризиса 1998 года, его капитализация лишь в 11,2 раза превышает прогнозируемую прибыль в 2006 году, тогда как в среднем по развивающимся рынкам этот показатель составляет 16,6. Капитализация компаний, акции которых находятся в портфеле Hermitage, превышают их прогнозируемую прибыль в 10 раз. При этом Браудер игнорирует акции потребительских компаний вроде «Вимм-Билль-Данна», чьи бумаги с момента выхода на Нью-Йоркскую фондовую биржу в 2002 году стоят на месте, а капитализация компании по-прежнему в 44 раза превышает прибыль за последние 12 месяцев. Вместо этого Hermitage держит в своем портфеле акции металлургического холдинга «Евраз». Акции этой вертикально интегрированной компании с объемом продаж в $6,7 млрд — в числе самых дешевых в мире: их стоимость превышает прибыль на акцию всего в 5‑раз. И дивидендная доходность по итогам 2005 года вполне приличная: 5,65%.

Портфель Hermitage на 90% сформирован из акций энергетических компаний, которые, по убеждению Браудера, еще некоторое время будут оставаться на высоте. Стоимость компании ЛУКОЙЛ (долги и рыночная капитализация за вычетом наличности) — $3,34 за баррель доказанных запасов нефти. У мировых нефтяных гигантов этот показатель существенно выше: от $12,46 у Chevron до $18,79 у Shell. Браудер уверен, что экспансия ЛУКОЙЛа (годовой объем продаж компании $34 млрд) на американский и другие рынки превратит компанию в игрока глобального масштаба.

Одобрил бы бизнес Уильяма Браудера его дед? Возможно, нет. Но по крайней мере оба они, по словам Браудера-младшего, — борцы за права «маленького человека»: Эрл защищал интересы работяг, а Уильям отстаивает интересы инвесторов.