Нефть навсегда

Нефть имеет значение для каждого россиянина. Мировые цены растут — пенсионеры радуются и ждут прибавки. Падают — приободряются таксисты-частники. Ведь именно высокие мировые цены привели к подорожанию бензина на внутреннем рынке. Вдруг теперь подешевеет? Или нет? На 2015 году россияне будут задаваться теми же вопросами. Россия экспортирует много газа, леса и металла, но нефть важнее всего.

Каждый шестой доллар российского ВВП — это нефтедоллар, газ дает в 2,5 раза меньше. Так будет и впредь. Избавиться от нефтедолларовой зависимости, по большинству экспертных оценок, экономике России за 10 лет не удастся. «В этом вопросе я пессимист, — говорит в интервью Forbes главный экономист Международного энергетического агентства (МЭА) Фати Бирол. — Российские чиновники уже несколько лет говорят о таких планах, но мы верим только в действия. А это значит, что российская экономика и дальше будет уязвима к нефтяным ценам».

Впрочем, министр промышленности и энергетики Виктор Христенко тоже отрицает, что через 10 лет роль нефти в российской экономике снизится. «Это все иллюзии, и отчасти вредные», — говорит Христенко в интервью Forbes, намекая, что принижение роли нефтегазовой отрасли чревато ущербом экономике в целом. В общем, нет сомнения, в 2015 году «нефтянка» останется всероссийской кормилицей. Вопрос только в том, как именно она будет выглядеть.

МНОГО НЕФТИ.

Российская нефть будет нужна миру, в этом можно не сомневаться. «Альтернативы нефти и газу пока нет», — заявил глава BP Джон Браун во время визита в Россию летом 2004 года. Впрочем, Браун — сам нефтяник, а потому сторона заинтересованная. Но и по прогнозам МЭА, к 2015 году, несмотря на развитие энергосберегающих технологий, спрос на энергоносители всех видов вырастет в мире на треть.

На долю нефти будет приходиться чуть более 35% мирового спроса, газ и уголь дадут по 23%. Альтернативные источники энергии, такие как солнце, ветер и т. п., могут рассчитывать на жалкие 3% мирового спроса. Оно и понятно. В одних регионах планеты люди не видят солнца неделями, в других — ветер дует не так, как нужно. Атомную энергетику тоже можно не брать в расчет, поскольку она связана с высоким риском распространения опасных материалов. В Германии и Бельгии, к примеру, уже действуют запреты на строительство новых атомных мощностей. В итоге МЭА уверенно прогнозирует, что потребность человечества в нефти будет расти в среднем на 1,6% в год и через 10 лет составит более 100 млн баррелей в сутки (в 2003 году — 78 млн баррелей в сутки).

Удовлетворить такой спрос вполне возможно. Существует несколько методик подсчета нефтяных запасов (ВР оценивает доказанные запасы нефти в 156,7 млрд тонн, а Oil and Gas Journal — в 173,4 млрд), но каждая показывает, что нефти хватит на ближайшее десятилетие с лихвой. А если нефтяные цены останутся на высоком уровне, то прирост запасов и увеличение добычи нефти пойдут еще и за счет разработки месторождений, где извлечение нефти сопряжено с более высокими затратами.

Российские чиновники, рассуждая о потенциальных запасах страны, потирают руки. «Наличие запасов — наше преимущество», — говорит Виктор Христенко. Из более чем 3000 открытых и разведанных в России месторождений нефти и газа сейчас разрабатывается только половина. Месторождения Урала и Западной Сибири считаются уже сильно выработанными, но за счет разработки более глубоких горизонтов ресурсная база Западной Сибири, как полагает советник министра природных ресурсов Иван Глумов, через 10–15 лет может даже удвоиться. Минпромэнерго оценивает прогнозные ресурсы в 2 млрд тонн — столько нефти можно прирастить в первую очередь в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке и на‑шельфе. Правда, это возможно при условии, что нефтяники и государство будут тратить гораздо больше средств на геологоразведку и развитие инфраструктуры.

МНОГО ДЕНЕГ.

Через десять лет Россия сможет играть даже большую роль в поставках энергоносителей на мировой рынок, чем сейчас, — по большинству прогнозов, внутреннее потребление будет расти медленнее, чем добыча. Виктор Христенко оценивает внутренний спрос на нефть к 2015 году не более чем в 140–200 млн тонн. Все остальное пойдет на экспорт. Причем за рубеж нефтяники будут стараться вывозить именно нефть. Не зря же они приобретают перерабатывающие заводы за рубежом. «По логистике эффективнее экспортировать нефть, чем нефтепродукты», — говорит Христенко.

Однако объем добычи нефти зависит не только от мировых цен, но и от развития инфраструктуры. При самом благоприятном стечении обстоятельств Россия будет производить 520–550 млн тонн нефти в год, а экспортировать 300–330 млн тонн. Страны ОПЕК она подвинуть не сможет — у них для быстрого изменения добычи гораздо больше возможностей, но и своего места на рынке не отдаст. Зато растущая зависимость импортирующих стран от нескольких членов ОПЕК и России, как полагают в МЭА, повысит возможность этих стран влиять на цены.

Эту возможность они вряд ли упустят, и дело вовсе не в том, чтобы вступить в картельный сговор с целью взвинтить цены. Через десять лет мировая цена на нефть, скорее всего, будет ниже, чем сейчас, — слишком высокие цены не в интересах нынешних картелистов, поскольку они делают выгодной добычу высокозатратной нефти в других странах. Но и ниже $30 за баррель цена вряд ли опустится. Если нефтяники все же завышают свои запасы, растущим азиатским странам вдруг не хватит ресурсов, а правительства нефтедобывающих стран не захотят допускать к своим недрам иностранных инвесторов, цена может стать еще выше. По крайней мере ОПЕК уже говорит, что нижнюю планку принятого ею коридора «справедливых цен» в $22–28 за баррель стоило бы сдвинуть именно к $30. В таком случае экспортная выручка российских нефтяных компаний составит $70–77 млрд в год. «Бешеные деньги», — замечает, вспоминая Аркадия Райкина, Виктор Христенко.

Кому же они достанутся?

НАШИМ И ВАШИМ.

Гранды мирового нефтяного бизнеса изо всех сил стремятся участвовать в доходах от экспорта российской нефти, и отечественные компании готовы делить с ними риски, однако даже при благоприятном инвестиционном климате в стране доля иностранцев не станет доминирующей. «Это вопрос энергетической безопасности страны. На месте правительства я бы не допустил иностранцев к контролю отрасли из-за того, что страна сильно зависит от нефтегазового сектора», — говорит аналитик компании «Тройка Диалог» Валерий Нестеров.

Михаил Фридман, счастливый обладатель миллиардов, которые ВР заплатила за 50-процентную долю в запасах и добыче ТНК-ВР, тоже считает, что его коллегам, скорее всего, не удастся последовать его примеру. «Пока нефтяной бизнес так выгоден, трудно принимать решения о продаже стратегических активов, особенно иностранным инвесторам», — считает председатель совета директоров ТНК-ВР.

«Нефтяной бизнес останется частным, но доля государства будет велика. Если продажей «Юганскнефтегаза» дело не ограничится, то через десять лет государство может поставить под свой контроль до трети нефтяного сектора экономики», — утверждает Валерий Нестеров.

И без всяких «если» государство точно будет продолжать жестко регулировать отрасль. Выдача лицензий на право разработки месторождений, фискальная политика и транспортная инфраструктура останутся в его руках. «Государство будет выстраивать лишь отдельные элементы партнерства с частными инвесторами, — говорит Виктор Христенко, намекая на возможность строительства новых частных трубопроводов. — Но на поддержание всей сетевой инфраструктуры невозможно найти частного инвестора. В этом слишком мало коммерческого потенциала. От желающих арендовать метр государственной границы отбоя не будет, а вот всю границу никто себе не возьмет».

Вопрос в том, сколько именно нефтедолларов собирается изымать государство, чтобы обустраивать «всю границу». С одной стороны, по словам Христенко, нынешние высокие цены простимулировали нефтяников настолько, что добыча нефти по итогам 2004 года достигнет 460 млн тонн — рекордный показатель за всю историю постсоветской России. Но с другой стороны, больше всего на этом зарабатывает не отрасль, а созданный российским правительством стабилизационный фонд, куда поступает львиная доля сверхприбыли нефтяных компаний. В декабре стабфонд насчитывал уже более $16 млрд.

Поскольку к мировым ценам в России привязаны налог на добычу полезных ископаемых и экспортная пошлина и оба налога при повышении цен резко возрастают, при хорошей конъюнктуре возникает любопытная ситуация: когда стоимость нефти достигает $28–30 за баррель, дальнейший рост цен становится нефтяникам безразличен — хоть $50, хоть $100. Весь дополнительный доход забирает себе государство. «Это был ответ на призыв общества усилить участие государства в разделении нефтяного богатства», — объясняет Виктор Христенко.

Изменится ли налогообложение нефтяных компаний в ближайшие годы, министр энергетики предсказать не берется. Сначала государство должно ясно сформулировать свои цели. Если нужно просто брать с нефтяников по максимуму, то сложившаяся система хороша. Если же государство — как и таксистов — не устраивает, что цена на бензин в России следует за мировой ценой на нефть, систему надо менять. «Главное, не шарахаться, — считает Христенко, — за общественным мнением все равно не угонишься».

Зато больше ясности в вопросе о том, на что государство намерено потратить «лишние» нефтедоллары. Для содержания работников бюджетной сферы в 2015 году доходов точно хватит, даже если число бюджетников не сократят (как давно обещают). По расчетам правительственных экономистов, при среднегодовой цене на нефть $18–21 за баррель, дефицит федеральному бюджету не угрожает.

Пока в Минфине намерены тратить средства стабилизационного фонда главным образом на досрочное погашение внешнего долга России. Но Виктор Христенко говорит, что уже договорился с министром финансов Алексеем Кудриным о том, что часть денег, получаемых от высоких цен на нефть, пойдет на финансирование проектов в промышленности. «В 2005 году этот пул составит $150–300 млн, а в 2006 году — $2–2,5 млрд», — утверждает Виктор Христенко. По мере погашения долга перед Международным валютным фондом на проекты можно будет тратить все больше.

Но решить задачу удвоения ВВП за счет столь осторожного использования нефтедолларов вряд ли удастся. По расчетам Международного энергетического агентства, ВВП будет расти не по 7% в год, как нужно для удвоения, а лишь по 3,5–4%. Если цены резко упадут, цифры роста окажутся еще скромнее.