Бесстрашная: как Энни Кенни добивалась равноправия, несмотря на аресты и пытки
Энни Кенни родилась в 1879 году в английском фабричном городе Олдхэм. Ее родители Горацио Кенни и Энн Вуд работали на текстильной фабрике. У них было 11 детей, Энни стала пятым ребенком.
Похоже, что идеи равноправия стали появляться в ее голове еще в детстве и подпитывались наблюдениями за собственной семьей. «Моя мать была замечательной женщиной, — писала Энни позже в книге «Воспоминания воина». — Нам никогда не позволялось в ее присутствии говорить о других недобрые вещи или оскорблять других каким-либо образом… По воскресным вечерам мать читала нам истории. Все они, казалось, были о лондонской жизни среди бедняков… У нее всегда была работа: до полуночи она работала, штопала чулки. Мне это казалось несправедливым… У отца было очень мало уверенности в себе. Моя мать всегда говорила, что она должна была быть мужчиной, а отец — женщиной».
В сельскую школу Энни пошла в пять лет, но учеба продлилась недолго — уже в 10 девочке пришлось идти работать на все ту же хлопчатобумажную фабрику. Позже она вспоминала, что отнеслась к этой новости со смешанными чувствами — «была рада избежать ненавистных школьных уроков, но испытывала страх перед новой жизнью». Хотя и признавала, что кое-что в школе приносило ей радость — поэзия.
К 13 годам Энни трудилась полный рабочий день, а вечерами и по выходным помогала матери — стирала, готовила, прибирала. Однажды получила травму — крутящийся механизм фабричного станка оторвал ей палец. Но какой бы тяжелой ни была ее жизнь, она продолжала много читать.
Первый арест
Жизнь девушки резко изменилась после смерти матери в 1905 году. К этому моменту Энни уже попала под влияние социалистических идей, о которых читала в еженедельной газете The Clarion, и вступила в местное отделение Независимой лейбористской партии.
Именно на собрании этой партии в 1905 году Энни и ее сестра Джесси впервые услышали выступление известной суфражистки Кристабель Панкхерст, в котором та требовала дать женщинам избирательные права. Энни очень впечатлила эта речь, и спустя короткое время они с Кристабель стали близкими подругами.
13 октября 1905 года Энни и Кристабель явились на собрание в Манчестере, где министр британского правительства сэр Эдвард Грей проводил агитационную кампанию. Прерывая его речь, обе кричали: «Даст ли либеральное правительство голоса женщинам?» Организаторы встречи вызвали полицию, Панкхерст и Кенни не стали подчиняться требованиям полицейских, вдобавок Кристабель плюнула в одного из стражей порядка.
В результате обе девушки были арестованы, признаны виновными в нападении на полицейского и оштрафованы на пять шиллингов каждая. Платить штраф они отказались и были отправлены в тюрьму на неделю. Именно этот арест стал началом перехода движения за избирательные права к более воинственной тактике.
В своей автобиографии Кенни так описала свои впечатления от заключения: «Это был мой первый визит в тюрьму, я помню нары, баланду, также помню, как ходила в церковь и сидела рядом с Кристабель, которая выглядела очень застенчивой и красивой в своей тюремной шапочке...»
Борьба и чувства
«В течение первых нескольких лет воинствующее движение было больше похоже на религиозное возрождение, чем на политическое движение, — вспоминала Энни. — Оно возбуждало эмоции, оно возбуждало страсти, оно пробуждало человеческую струну, которая откликается на боевой клич свободы… требовалось только одно — верность политике и бескорыстная преданность делу».
«Преданность Энни [Кристабель Панкхерст]… приняла форму беспрекословной веры и абсолютного послушания… Ни один обычный человек не мог бы дать то, что дала Энни — отдать всю свою личность Кристабель», — вторила их соратница Эммелин Петик-Лоуренс.
С ней у Энни тоже сложились крайне эмоциональные отношения, о которых еще одна участница движения, Тереза Биллингтон-Грейг, говорила: «Настолько… что это меня напугало. Я видела в этом что-то опасное для движения… но эмоциональная одержимость угасла, а партнерство… сохранялось в течение многих лет».
Впрочем, крайне эмоциональные проявления дружбы не были чем-то из ряда вон выходящим для той эпохи. Например, в это же самое время в российских женских учебных заведениях сложилась традиция «девичьего обожания» — экзальтированной привязанности среди гимназисток и институток.
Сама Энни писала в своей автобиографии, что суфражистки выработали собственный набор ценностей: «Измененная жизнь, в которую вступило большинство из нас, сама по себе была революцией. Никакой домашней жизни… никаких семейных уз, мы были свободны и одиноки в большом блестящем городе, десятки молодых женщин, едва вышедших из подросткового возраста, объединились в революционном движении… независимые от всего и всех, бесстрашные и уверенные в себе».
А феминистка Жозефина Батлер так описывала ее характер: «Женщина утонченных и деликатных манер и речи. Чрезвычайно нервная и возбудимая. Она вибрирует, как струна арфы, на каждую историю угнетения».
Кошки-мышки
Вскоре Энни Кенни вступила в недавно созданный Женский социально-политический союз (WSPU). Эту организацию обвиняли в том, что она служит интересам только высших классов, так что Энни, вышедшую из среды рабочих, пригласили стать штатным сотрудником организации. Она ушла с фабрики и перебралась в Лондон, позже открыла отделение в Бристоле. Вместе с ней уехала и сестра Джесси, которая тоже вступила в Женский политический союз.
Активистки становились все более воинственными. Спустя много лет, в 1978 году, бывшая суфражистка Элизабет Дин в интервью Би-би-си объясняла это тем, что для девушек из рабочего класса слишком многое было поставлено на карту. Для них борьба за право голоса была частью более широкой цели — не быть просто «машинами для деторождения»: «Не все женщины в движении за избирательное право боролись за дипломы. У нас не было возможности получить диплом, мы были работающими женщинами, и у каждой из нас были свои личные мысли о том, чего мы хотим, что мы считали справедливым и за что, по нашему мнению, стоило бороться».
Например, в мае 1906 года Энни Кенни, одетая как фабричная работница, явилась с группой женщин к дому канцлера казначейства Герберта Асквита и принялась непрерывно звонить в колокол. После этой выходки ее арестовали и приговорили к двум месяцам тюрьмы.
В 1912-м WSPU в знак протеста начала кампанию по уничтожению содержимого почтовых ящиков, повредив, по данным правительства, более 5000 писем. А затем попыталась поджечь дома двух членов правительства, выступавших против предоставления женщинам права голоса. Энни Кенни обвинили в подстрекательстве к беспорядкам и приговорили к 18 месяцам тюрьмы. Она немедленно объявила голодовку.
Таким образом суфражистки протестовали против отношения к ним как к уголовницам. Их не рассматривали как политических заключенных, что обесценивало всю их активистскую работу. И чтобы вернуть себя в поле политической борьбы, пусть даже находясь в тюрьме, они прибегали к крайним формам протеста.
Власти отвечали на это принудительным кормлением, эвфемистично называя его «больничным лечением для сохранения жизни». Этой процедуре подверглись многие суфражистки, оставившие подробные описания бесчеловечной процедуры. Женщинам насильно разжимали челюсти, в горло или в нос вставляли резиновую трубку, которая царапала пищевод (и к тому же могла быть грязной). Некоторые протестующие умоляли врачей дать им яд. WSPU даже вручала активисткам, прошедшим через голодовки, памятные медали «За доблесть».
Энни Кенни, много раз подвергавшаяся принудительному кормлению, вела против него общественную кампанию. С осуждением этой практики выступали и некоторые врачи. В итоге в 1913 году был принят закон «О кошках-мышках»: если женщина из-за голодовки оказывалась при смерти, ее отпускали из тюрьмы, но как только она выздоравливала, арестовывали снова, чтобы она досидела свой срок.
Энни Кенни стала первой, к кому этот закон был применен. Всего она начинала голодовки 13 раз, столько же раз ее отпускали на свободу, а затем снова арестовывали.
Война и мир
С началом Первой мировой войны в 1914 году воинствующая кампания WSPU за право голоса была завершена. Эммелин Панкхерст заявила, что отныне все должны «бороться за свою страну так же, как ранее они боролись за право голоса для женщин».
Энни Кенни в это время отправили в Соединенные Штаты читать лекции, но пробыла она там недолго. Когда Кристабель Панкхерст приехала в США, чтобы агитировать американцев вступить в войну на стороне союзников, Кенни попросила у нее разрешения вернуться домой — она считала свою американскую миссию не слишком полезной.
В 1915 году Женский союз направил Энни в Австралию, чтобы помочь премьер-министру Уильяму Хьюзу провести кампанию по референдуму о воинской повинности. По возвращении оттуда она агитировала женщин идти работать на заводы и участвовала в организации антибольшевистской кампании против забастовок.
Последней крупной кампанией Кенни была работа в предвыборном штабе Кристабель Панкхерст, которая выдвинула свою кандидатуру в парламент в 1918 году. Однако она проиграла представителю Лейбористской партии. Похоже, после этого Кенни потеряла интерес к политике.
Будучи в гостях у сестры в Шотландии, она познакомилась с Джеймсом Тейлором, своим будущим мужем. В 1920 году они поженились, переехали жить в Летчворт, где Тейлор получил должность инженера по техническому обслуживанию в школе Святого Кристофера. В феврале 1921 года у них родился сын Уорик Кенни Тейлор. А в 1924 году вышла ее автобиография «Воспоминания воина».
В отличие от других бывших суфражисток, Энни не стремилась к общению с журналистами и историками, и, возможно, по этой причине ее роль в женском движении была ими недооценена. Например, она была крайне расстроена, когда в пьесе, вышедшей в 1951 году, ее представили всего лишь как обычную работницу фабрики.
А два года спустя ее не стало — она умерла от диабета 9 июля 1953 года. Муж Энни Джеймс Тейлор говорил, что причиной тому стали многочисленные тюремные голодовки, после которых его жена так и не смогла восстановить свое здоровье.