«Женщины прячут на себе табак и конфеты»: через что проходят матери заключенных

В 15:45 дверь комнаты для свиданий наконец открывается. И перед Анной появляется ее обожаемый сын. 

— Лео! 

Она собиралась было его обнять, но тут увидела, что на Лео толстый черный свитшот с длинными рукавами. Его влажные кудри прилипли к голове, лицо покрыто красными пятнами. 

— Да ты совсем сварился в этой одежде! Почему… 

— Я в порядке, — перебивает он ее. — Все хорошо. 

Анна отступает. Лео держится не так, как всегда, голова опущена. Она тянется к нему и задирает рукав. Он вырывается, но поздно: она уже увидела синяк, темный, почти черный. 

Вот животные. 

— Что это, Лео?! Что они с тобой сделали? Покажи свои руки. 

— Мам, отпусти! Это ерунда. 

За долю секунды в голове Анны проносятся образы, обрушиваются на нее. Вот Лео спит у нее на груди, на шее, на животе. Лео забирается на спину отцу. Лео крутит педали велосипеда. Лео бежит по лесу. Лео важно держит штурвал во время морской прогулки, Лео ликует вместе с Тимом после успешной сдачи предварительного экзамена. 

Анна пытается понять, в какой момент поезд сошел с рельсов, но видит лишь результат своих трудов — размеренную, счастливую жизнь. Ничего, что могло бы привести их сюда, где волки набрасываются на лег кую добычу, на беззащитных, на тех, кому ничего не известно о насилии. 

— Учти, — предупреждает она сына, — тем, кто это сделал, придется иметь дело со мной. 

Она их не боится, о нет. Пусть он назовет виновных, и она разберется. 

Он улыбается. 

— Ничего ты не сделаешь, мама. Я сам все решу. Говорю тебе, со мной все в порядке. Я тоже их не боюсь. 

В его голосе появилась твердость. Он так повзрослел. Всего за три дня! Анна всматривается в него: ослабевшим он не выглядит, но кажется каким-то другим, и это беспокоит ее больше, чем все остальное. 

— У тебя проблемы, — настаивает она. — Я же вижу. 

— Нет у меня никаких проблем. Ну то есть… не больше, чем где-то еще. Ударился во время занятий спортом, вот и все.

Она удивлена, что он говорит с ней так решительно, удивлена появившейся в его голосе властностью. 

Лео задумывается. 

— Если хочешь помочь мне, порадовать, ты могла бы… 

Он колеблется. 

— Говори. Скажи, что я могу для тебя сделать. 

— Только если тебе не трудно… 

— Говори, Лео, я слушаю! 

Пусть хотя бы приоткроет дверь, и она ворвется в нее. 

— На самом деле тут все время чего-то не хватает, приходится выкручиваться, что-то придумывать. Ты могла бы принести, ну не знаю, что-нибудь сладкое. Такое, что можно спрятать под одеждой. Если бы не жара, я попросил бы мяса, тут есть парни, которые жарят стейки. А так, не знаю… 

Анна не может опомниться. Что-нибудь сладкое. 

Лео рассказывает, что женщины проносят Бог знает что в бюстгальтерах. Он говорит, что если рамка не звенит, то надзиратели не обыскивают, такой порядок, обыскивают, только если есть серьезный повод, но это сложно, нужно звать сотрудника уголовной полиции, начинать расследование, так что обыск бывает, только если подозревают кого-то в правонарушении. Он говорит: «Они могут только ощупать личные вещи, и женщины прячут на себе что угодно, конфеты, табак, даже угли для кальяна, дрожжи для пирогов — здесь это тоже запрещено, — когда мы выходим из переговорки, нас, конечно, тоже обыскивают, ну то есть некоторых, тех, за кем особый надзор или кого взяли за наркотики, этих — всегда, но таких, как я, не трогают». 

Он рассказывает все это так спокойно, и Анна испуганно думает: «Это у него в генах, это мое наследство, в него как будто вшита инструкция». Она думает: «Это все из-за меня». 

— В столовой же есть сладкое, верно? И потом, мы не должны рисковать, ведь можно сделать только хуже. Ты скоро выйдешь, наберись терпения. 

— Скоро? Что, правда? Ты встречалась с Тимом? Говорила с ним? 

— Аликс и Жеро не дают нам это сделать. Мне очень жаль. Но все наладится, — добавляет она, хотя сама в это не верит. — Обойдемся без Тима. Нужно подо ждать, когда напряжение спадет, это важно для твоего освобождения. Возможно, даже успеешь к экзамену. 

— Ну конечно, мам, все наладится. Как по волшебству, мы же в диснеевском фильме, — усмехается он. 

Они молчат. Анна растерянно смотрит на металлический стул. Думает о сложенном листке бумаге, который лежит у нее в кармане, — она записала вопросы, которые не решилась задать во время первого свидания. 

Не задаст она их и сегодня. 

Из динамика выплескивается яд: «Свидание окончено!» 

Звонок, скрип двери. 

Лео встает, закладывает руки за спину.

— До субботы, — говорит Анна. — Я приеду с отцом. 

Лео оборачивается, заставляет себя улыбнуться ей и исчезает. 

*** 

Обратной дороги Анна не замечает. Она ведет машину через силу, борясь с тошнотой, действуя автоматически: держи руль, включи поворотник, нажми на педаль тормоза, обгони грузовик — все это происходит словно без ее участия. Она не заезжает в аптеку, непроизвольно возвращается прямо на виллу. Заперев ворота, сбрасывает туфли, снимает платье, нижнее белье, распускает волосы, подходит к бассейну, на мгновение замирает лицом к морю, обнаженная королева, уставшая от солнца, и погружается в воду. 

Больше никаких мыслей, разум пуст, чист, ни на что не способен. 

Она плавает до изнеможения, пока едва не тонет. Ноги сводит, живот напряжен от совершаемых усилий, кожа сморщилась от хлорки. 

Затем она ложится на шезлонг из тикового дерева и погружается в сон без сновидений. 

***

Анна и Юго почти не разговаривают. Они не в ссоре, просто каждый пребывает в своем измерении, наедине со своими проблемами — однако для обоих Лео на  первом месте. Они поддерживают связь, понимают, что это необходимо, как всегда, обедают вместе, сообщают друг другу о своих делах. 

Утром, на кухне, где окна закрыты ставнями и царит полумрак, Юго напоминает: 

— Ты не забыла, что завтра обед выпускников клуба? 

— Забыла. И у меня нет ни малейшего желания идти туда. 

— Надо показать, что мы уверены в себе и нам не в чем себя упрекнуть. Мы должны продолжать общаться с людьми, видеться с друзьями. 

Делать вид, лгать, притворяться. 

— С друзьями? — едко переспрашивает Анна. — Пожалуйста, давай найдем какой-нибудь предлог и все отменим. 

Юго вздыхает. — У нас есть обязательства, Анна. Мы пойдем на этот обед. 

Она молчит. Знает, что он прав. Это правила игры, в которую она согласилась играть больше двадцати лет назад. «Обязательств а» — редко какое слово казалось ей таким точным. Она моет чашки, вытирает стол, идет за сумочкой. В сотый раз проверяет, взяла ли удостоверение личности: меньше чем через два часа они увидят сына, и только это имеет значение. В разговоре с Юго она не упомянула ни о странной просьбе Лео, ни о следах побоев на его руках. Сказала только, что он показался ей более уставшим. Юго бросил в ответ: «Я тоже устал, пора все это заканчивать, этот фарс и так затянулся». 

Юго, как всегда, садится за руль. На свое законное место. Раньше Анна не обращала на это внимания и теперь пытается вспомнить, когда Юго был в машине просто пассажиром. До рождения Лео такое иногда случалось, но он всегда был недоволен тем, как Анна водит , и в конце концов она сдалась. Без сожаления — она разглядывала машины, которые они обгоняли, и видела в них то же самое: мужчина слева, женщина справа. Одно из множества правил, которые она стремилась соблюдать. Однако сегодня ей в голову приходит странная мысль. Не потому ли жены так часто сидят на «месте трупа», что их считают расходным материалом? 

Движение на шоссе замедляется. 

— Это еще что такое? — ворчит Юго. 

Анна вздрагивает. И когда она бросает взгляд на часы, машины вовсе останавливаются. 

— Поезжай по обочине, — говорит она. — Раз в жизни! Мы не можем пропустить свидание.

Кондиционер уже не справляется. Но возможно, ей так жарко от стресса. На бедрах выступают бисеринки пота. 

— Наверное, авария. Подождем, пока рассосется. 

— Это не авария, Юго. Слышишь, сигналят? Тут что-то другое. 

Он опускает стекло, высовывается из машины, прикрывая глаза рукой от яркого солнца. 

— Черт подери. Ну конечно: сегодня же суббота. Гребаные протесты. Они захватили кольцевую развязку. И наверное, пропускают не все машины. 

— Сверни на обочину, — настаивает Анна. — Там хватит места, чтобы проехать. 

Сколько раз они закатывали глаза, застряв в пробке, видя, как другие водители запросто объезжают по обо чине: если все будут так делать, начнется полный бардак! 

— С ума сошла? Чтобы нас там остановили взбесившиеся психи? 

Анна вздрагивает. Юго только что, сам того не желая, подсказал ей решение. Она выходит из машины и хлопает дверью. 

— Анна! Вернись! Что ты делаешь?! 

Она бежит, несмотря на то что ноги отекли, дышать тяжело и во рту пересохло.