Харассмент в медицине: почему женщинам-врачам и медсестрам так сложно себя защитить
Слово «харассмент» в русском языке встречается не так часто — в основном при обсуждении «новой этики» (и, скорее, со стороны ее критиков) или среди узких профессиональных групп — например, в журналистике. Может возникнуть впечатление, что в других профессиональных сферах в России сексуальный харассмент — не настолько распространенная и актуальная проблема, чтобы стать частью широкой общественной дискуссии. Однако на самом деле у разных профессий разные возможности для публичного обсуждения этого сложного вопроса.
По данным конфедерации труда России за 2018 год, не менее 20% граждан сталкивались с проблемой домогательств на рабочих местах. Международные организации и исследования показывают, что сфера здравоохранения не является исключением. Это подтверждают и социологи ИММИ Европейского университета в Санкт-Петербурге, которые с 2021 года изучают тему нежелательных взаимодействий — в том числе сексуального харассмента в медицинских учреждениях. В декабре 2023 статья с результатами была опубликована в журнале «Социология власти».
Исследование, в частности, показывает, что медицинские сотрудницы нередко встречаются с сексистскими комментариями о том, что девушкам не место в медицине (даже от преподавателей в вузах), с нежелательными прикосновениями к рукам, талии или ягодицам, настойчивыми приглашениями на свидания или с предложениями заняться сексом от старших сотрудников; комментариями о размере их груди со стороны пациентов; c ситуациями, когда физически ограничивают движения, нежелательными поцелуями от врачей и преподавателей.
Целый ряд исследований показывает, что медицинские профессионалы в целом — это та социальная группа, представители которой достаточно часто встречаются с разными видами насилия на рабочем месте, в том числе и с сексуальными домогательствами. Сложность в обсуждении и изучении последних обусловлена тем, что участники (а чаще — участницы) подобных нежелательных ситуаций зачастую не знают, как именно они могли бы классифицировать свой опыт. А если они и определяют его как харассмент, то не понимают, как ему противостоять. Таким образом, складывается парадоксальная ситуация, в которой насилие по отношению к медицинским профессионалам является системной и распространенной, но одновременно — исключительно частной проблемой.
В исследовании, включавшем онлайн-опрос (560 участников) и глубинные интервью (20 интервью с сотрудниками сестринского звена и 23 интервью с теми медицинскими сотрудниками, кто непосредственно пережил сексуальный харассмент), авторы попытались разобраться, с какими формами домогательств сталкиваются врачи, медсестры и другие медицинские специалисты на работе, какие социальные условия располагают к таким ситуациям и почему чаще всего о них не сообщают открыто и публично.
Специально для Forbes Woman социологи Дарья Никитина, Дарья Литвина, Анастасия Новкунская, Александра Васильева рассказывают об основных выводах.
Харассмент как социальная норма
Обычно в рабочих коллективах существует некая разделяемая большинством система правил: что считается нормальным и привычным для коллектива и, наоборот, что выбивается за рамки допустимого. Во многих медицинских организациях корпоративный климат складывается так, что в нем нормализуются романтические отношения между коллегами, физические знаки внимания и прикосновения к сотрудницам, особенно — к более молодым и работающим в сестринском звене медицинской помощи.
«То есть это было на глазах у врачей, у медсестер, у санитарок. Это совершенно была нормальная практика. И он так общался не только со мной, то есть это было общение в принципе нормализованное для этого отделения. То есть он мог подойти к любой там девушке, женщине даже, приобнять за талию, поднять [одежду], еще что-то. По-моему, вот это было в рамках этого отделения и это было нормой», — рассказывает 24-летняя ординатор Анастасия (здесь и далее прямая речь респондентов приведена буквально, чтобы не допустить искажения смысла).
По рассказам медиков, это может проявляться по-разному: в отделении может быть врач, который регулярно пристает к сотрудницам, в коллективе могут циркулировать шутки или непристойные комментарии о внешности женщин и многое другое. Общим для разных форм такого поведения является то, что оно не определяется как проблематичное старшими коллегами, остается тем, что достаточно распространено, — разбирательства по поводу таких ситуаций встречаются крайне редко по сравнению с предложениями «потерпеть» и не выделяться.
На самом деле для многих женщин эти действия крайне неприятны, и они не хотели бы с ними мириться. Но даже если сотрудники чувствуют себя некомфортно в такой среде, им очень сложно в одиночку идти против коллективных норм, которые складывались годами, особенно если они находятся только в начале своей карьеры. Те, кто делился с нами своим опытом, рассказывали, как сложно оспорить локальные нормы.
«Человек существует на одном отделении. И все такие: «Ну, у нас вот так!». То есть, ну вот, мы такие. Со своим уставом в чужой монастырь не лезь. Вот и получается, что это какая-то такая немножко как игра, в которую встраивается человек потому, что это какая-то социальная норма здесь», — говорит 28-летняя врач-педиатр Валентина.
Несколько женщин вспомнили недавний случай, когда студентки МГМУ имени Сеченова открыто пожаловались на домогательства со стороны одного из преподавателей-хирургов. В администрации вуза и больницы, где работал обидчик, на девушек давили, а историю пытались замять. Этот и подобные примеры демонстрируют тем, кто считает, что о харассменте рассказывать важно и нужно, через какое сопротивление и осуждение со стороны окружающих им придется пройти.
Как показывает практика, если в решение конфликтных ситуаций включается руководство отделения или клиники, то оно может следовать в первую очередь прагматическим, а не этическим принципам. Типичной является ситуация, когда руководство держится за «ценных» и высокостатусных сотрудников, считая, что врача с редкой специализацией и большим опытом найти очень сложно, а медсестру или ординатора, которые на него пожаловались, заменить легко. Пострадавшие от домогательств понимают, что, если их обидчик занимает высокую позицию в учреждении, у них практически нет рычагов влияния на ситуацию и способов самозащиты.
«Нет, это нет, это бессмысленно, только себе хуже сделаешь. В лучшем случае они скажут: «Да-да». В худшем уволят [тебя]. А в университете это вообще нельзя делать. <…> Нельзя жаловаться. Если пожалуешься, потом ничего не сдашь», — объясняет 25-летняя врач-ортопед Марина.
Отсутствие этических кодексов и понимания того, что нужно делать
Работа медиков тяжелая и с психологической, и с физической точки зрения. Она наполнена близкими контактами с пациентами и ночными дежурствами, во время которых сотрудники остаются друг с другом наедине. Медицинский персонал в принципе проводит много времени вместе, находясь при этом в стрессе и напряжении. В таких условиях границы допустимого взаимодействия могут становиться размытыми: медики часто вынуждены переодеваться в общих ординаторских или отдыхать в общих комнатах. Их законодательно запрещается закрывать на ключ — и это уже хоть какой-то плюс.
Однако практически во всех организациях здравоохранения в России отсутствует действующий (и чувствительный к вопросам гендерного неравенства и насилия) этический кодекс или прописанные гайдлайны, которые бы соблюдались в коллективе и подсказывали новым сотрудникам, что в нем недопустимо и как с этим можно бороться. Из-за этого этически сомнительные ситуации, лежащие в «серой зоне», становятся особенно опасными, так как для их предотвращения не существует четких инструкций. Врачи и медсестры также чувствуют себя незащищенными с правовой точки зрения от насилия, домогательств и несправедливых обращений со стороны пациентов.
«То есть мы не можем никому пожаловаться, никаких разбирательств с этим не будет, поэтому никак эти ситуации не разрешаются, так скажем. Пациенты могут на нас жалобу написать, мы на них нет, что бы они ни делали», — говорит 22-летняя медсестра Алина.
Сомнения по поводу того, что произошло
С домогательствами не только сложно бороться — тяжело сразу понять, что это были именно они. В нашем исследовании многие участницы осознавали произошедшее как харассмент лишь спустя несколько лет, а некоторые до сих пор не уверены в том, что их опыт укладывается в эту категорию. Отсутствие общего языка делает разговор о таких ситуациях особенно сложным. В коллективах, где проблема домогательств не обсуждается вслух, участницы оставались наедине с вопросами о том, насколько нормальным и приемлемым было то, с чем они столкнулись.
«Сейчас я думаю, а почему мне не пришло в голову, что вообще-то можно пожаловаться на такое. То есть, конечно, это вообще никак недопустимо… но это понимание пришло только сейчас, потому что тогда это было какое-то оцепенение», — говорит 31-летняя врач-пульмонолог Антонина.
Подобные особенности не новы и были замечены еще давно. В статье 1980 года социологи Вильям Фелстинер, Ричард Абель и Остин Сарат говорят о том, что для проблематизации определенного события человеку или целой группе людей необходимо пройти через три стадии: naming, blaming, claiming — называние, обвинение, требование. Эта модель активно применяется и для понимания того, как осмысляют свой опыт пережившие харассмент. Этап называния предполагает, что для противостояния чему-либо это событие нужно осознать как проблемное, дать ему название. Во время стадии обвинения пострадавшему необходимо осознать, что вина за случившееся лежит на плечах преследователя или является следствием некоторых внешних по отношению к ней обстоятельств, которые должны быть изменены. Наконец, процесс требования начинается тогда, когда пострадавшая находит в себе силы вслух потребовать компенсации за нанесенный ей ущерб.
Каждый из этих шагов по-своему непрост и неочевиден, поэтому многие люди потенциально тяжелый опыт так и не осознают как проблемный: кто-то находится в состоянии эмоционального потрясения и не готов действовать, кто-то не считает частые прикосновения на рабочем месте харассментом (или не знает самого этого понятия), кто-то готов говорить об этом вслух и требовать признания вины от обидчика. Даже при явном дискомфорте многие женщины не понимают, какими словами и с кем можно обсудить произошедшее, и оставляют эту идею — иногда на многие годы. То, что в последнее время тема харассмента стала обсуждаться более открыто, позволило многим подобрать слова для описания своего опыта и найти поддержку.
Последствия для системы здравоохранения
Харассмент среди медицинских сотрудников сам по себе является значимой социальной проблемой, поскольку может становиться травматичным опытом и приводить к профессиональному выгоранию. Однако такие ситуации могут иметь и более широкие последствия, поскольку вносят свой вклад в нормализацию насилия в медицинской среде и влияют на коммуникацию уже с самими пациентами.
«Мне кажется, это медленно учит тебя тому, что жестокость — это нормально. <…> И мне кажется, что… вот такое общение — оно просто… сначала ты привыкаешь к жестокости, потом начинаешь как бы принимать на себя, что ты тоже имеешь на это право», — говорит 21-летняя студентка медвуза Валерия.
Проблема насилия и домогательств в здравоохранении должна обсуждаться публично. Это позволит сотрудницам и сотрудникам, столкнувшимся с ними, понимать, что они не одни.
Сегодня харассмент — крайне чувствительная тема, о которой боятся говорить. Медицинским работникам практически некуда сообщить о произошедшем. И хотя в России приняты конвенции Международной организации труда о безопасности и отсутствии дискриминации, практически никакие документы целенаправленно не регулируют домогательства на рабочем месте. Популяризация этой темы может способствовать и организационным изменениям: изменению законодательства, разработке этических кодексов внутри самих учреждений или созданию внешних организаций, помогающих пострадавшим от домогательств и насилия. Таким образом, сам факт освещения и открытого диалога о проблеме уже будет являться шагом к ее решению.