«Хорошая сестра»: почему отношения между женщинами в семье могут быть такими сложными

На следующий день я плетусь на автобусную остановку. Роуз должна была отвезти меня в клинику, но пару минут назад прислала сообщение, что задерживается и мне лучше добраться туда самой. Я не против автобуса, но оценила бы заблаговременное предупреждение. Проверить расписание, дойти до остановки — все это я люблю планировать заранее, и Роуз об этом знает. И это заставляет меня ощущать нелогичное раздражение в ее адрес. Что нелогично хотя бы потому, что Роуз вообще незачем было отвозить меня в клинику. Тем не менее отсутствие логики и раздражение имеют место. Однако испытывать такое чувство к сестре считается нормальным. Я прочла достаточно книг о сестрах, так что знаю это наверняка. 

В автобусе ни с того ни с сего (возможно, как бунт моего подсознания) я сажусь на место, предназначенное для людей с ограниченными возможностями передвижения и беременных женщин. Похоже, это первый и последний раз, когда я могу претендовать Салли Хэпворс на такое место. Сейчас час пик, на улице дождь, так что автобус довольно быстро заполнился. Через пару остановок заходит еще одна беременная женщина, очевидно месяце на седьмом или восьмом. В какой-то момент я понимаю, что уставилась на ее живот. 

— Извините, — обращается ко мне женщина, держась за живот, — можно? 

Я поднимаю глаза. —

 Можно что? 

Она указывает на свой живот. 

— Эм-м-м, просто… можно я?.. 

— Она хочет сесть, — кричит мужчина поодаль. 

Обернувшись, я вижу, что сам он сидит и вставать не собирается. — Встань, ради бога! — вопит он. — Это места для беременных! 

— Я тоже беременна, — отвечаю я, поворачиваясь к девушке, но так тихо, что сама себя еле услышала. 

— Вставай! — кричит кто-то еще. — Да что с тобой не так? 

Водитель останавливается и оборачивается, чтобы посмотреть, что за переполох в салоне. 

— Эта женщина не уступает место беременной, — говорит мужчина из конца автобуса. 

Водитель смотрит на меня, затем на девушку с большим животом. 

— Милая, эти места предназначены для беременных или пассажиров с ограниченными возможностями, — мягко говорит он. 

— Но я тоже беременна, — отвечаю я, в этот раз громче. Голос мой звучит странно, будто в горле что-то застряло. К своему ужасу, я понимаю, что плачу. Опустив глаза в пол, я нажимаю на кнопку следующей остановки. Я выхожу из автобуса, хотя до места назначения еще несколько остановок, и остаток пути иду пешком под дождем. 

***

Я насквозь промокла, пока дошла до клиники. С неприметной витриной, она расположена рядом с магазином оптики и парикмахерской. Я прошла четырнадцать кварталов, и дождь за все время не ослабевал ни на секунду. Тем не менее, несмотря на то что мне пришлось добираться на автобусе, а потом и пешком, я все равно пришла на прием на пять минут раньше. 

Роуз нет. Не встретив ее у входа, я ощущаю нотку разочарования. Подсознательно, я уже возложила на нее ответственность предстать перед стойкой регистрации и заполнить анкету. Вместо этого я заставляю себя войти в небольшую комнату ожидания. 

— Могу я вам помочь? — спрашивает администратор. Типичная бабушка лет шестидесяти, с седеющими каштановыми волосами и лаймово-зелеными очками на цепочке. Я игнорирую ее и сажусь. Женщина следит за мной взглядом, но оставляет в покое и через несколько мгновений возвращается к своему компьютеру. 

Комната заполнена примерно наполовину. Я замечаю пару девчонок подросткового возраста, очевидно пришедших без сопровождения взрослых; девушку лет восемнадцати с мамой; и молчаливую пару лет тридцати с заплаканными глазами. Все они листают журналы, возможно, чтобы отвлечься или Салли Хэпворс слиться с толпой. Я за журналами не тянусь. Мне всегда казалось неразумным прикасаться к предметам общего пользования в приемной врача, учитывая тот факт, что они не более чем переносчики микробов. Но, опять же, эта приемная немного отличается от большинства других, и вероятность того, что пациенты являются носителями микробов, не больше, чем у кого-либо в офисном здании. Они, как и я, пришли сюда по другой причине. Забавно, как осознание этого то приходит, то ускользает. Сейчас я в порядке, а через минуту мрачнее тучи. 

Когда часы показывают 10:01, в дверь врывается Роуз, одетая в мохеровый свитер сливового цвета, от одного взгляда на который все тело колется и зудит. И хотя в руках у нее зонтик, с волос ее стекает вода. 

— Ферн! Вот ты где! — восклицает она на удивление так громко, что все в приемной подняли глаза от журналов. Женщина за стойкой смотрит на нас поверх очков. 

— Ферн Касл? — спрашивает она. 

Роуз смотрит на меня. 

— Ты еще не называла свое имя? 

— Нет, — отвечаю я намного тише. На Роуз не похоже — устраивать спектакль. Она опускается передо мной на колени. Остальные в комнате возвращаются к своим журналам, делая вид, что не обращают на нас внимания. 

— Хорошо, — говорит она, — потому что я сегодня утром подумала… это прозвучит дико. Да это и есть дикость! 

— Что дико? — спрашиваю я, смотря на прядь мокрых волос, прилипших к ее щеке, и задумываясь, настоящая ли это Роуз. 

— Просто… сегодня утром я поняла, что никогда не прощу себе, если не спрошу… 

Девочка-подросток даже не притворяется больше, что читает журнал, и просто уставилась на нас. Я смотрю на нее в ответ, и, слава небесам, она наконец отводит глаза. 

— Спросишь о чем? Роуз оглядывается, будто только сейчас замечает в непосредственной близости от нас других людей. — Э-э-э, давай поговорим в более уединенном месте. 

— А как же?.. — начинаю я, но поздно. Роуз уже встала и подошла к администратору сказать, что сегодня нам прием не понадобится. 

***

Роуз ведет меня в кафе неподалеку и заказывает две чашки чая и булочку с джемом и кремом, даже не посоветовавшись со мной. Дождь все еще льет, такой сильный, что вода заполняет водосточные трубы и навесом стекает с крыш. Этого в прогнозе не было. Сегодня все какое-то неожиданное. 

Когда нам приносят булочку, с джемом и кремом внутри, но упакованную, Роуз протягивает ее мне. 

— В общем… сегодня на меня снизошло озарение. 

Я беру булочку и изучаю ее. Кажется, нет такого способа съесть ее так, чтобы начинка не растеклась. В конце концов я наклоняюсь вперед, чтобы пролитое попало прямо в тарелку. 

— Я подумала: я отчаянно хочу иметь ребенка… в то время как ты беременна нежеланным ребенком. И тут до меня дошло! Что, если я усыновлю твоего ребенка? 

Мой рот набит булочкой. Я подумываю выплюнуть ее, но понимаю, что эстетично сделать это не получится, поэтому, прикрыв рот салфеткой, жую как можно быстрее.