Елена Душечкина (1941–2020) — доктор филологических наук, профессор СПбГУ, выдающийся специалист по русской литературе и культуре. Рассказ «Накануне Рождества» был опубликован в 1883 году, его автор — детская писательница Мария Еллинская, которая печаталась под псевдонимом М. Юрьева.
— Ну, детки, скажите слава Богу!.. Раздобыла я денег, будем и мы теперь с праздником!.. Отнесла работу Беловым и получила два рубля шесть гривен да еще на дюжину сорочек мужских полотна дали... Ну, я тут и попросила вперед с них за работу — крайность, говорю... Совестно было ужасно... да ведь чего для вас, детки, не сделаешь!.. Белова и говорит мне: подождите, я мужу скажу... Сижу, беспокоюсь, жду, на чем решат. Наконец выносит мне десятирублевую бумажку... Спасибо им, добрые они люди! Им ведь все равно, когда платить, а нам, бедным, теперь именно деньги нужны, праздник.
Так говорила бедная швея, едва переводя дух от усталости, снимая свое поношенное пальто и теплый платок с головы. Наконец она села у стола, держа в руке десятирублевую бумажку. Маленькая тускло горевшая лампочка слабо освещала бедную комнату с перегородкой и три белокурые головки стоявших у стола детей, мальчика и двух девочек; младшая едва виднелась из-за стола, и только большие голубые глаза ее пристально следили за матерью.
— Так вот три рубля я должна хозяйке додать за квартиру, — начала рассчитывать бедная женщина, — а потом дровец купить.
— Дрова у нас еще есть, мама, — прервал ее старший одиннадцатилетний мальчик, — порядочная еще кучка, мы как-нибудь перебьемся праздниками... Вот я с Машей пойду и щепок да коры на дровяном дворе наберу... Там сторож старичок славный, никогда меня не гоняет…
— Ну хорошо, Сашура, мы как-нибудь обойдемся с дровами, а только все же пить-есть надо, голубчик, и надо, чтоб этих денег надолго хватило... Завтра ради праздника я вам щей с говядиной сварю, пирожок испеку с кашей, а потом уж не прогневайтесь — без говядины обойдемся, сами знаете, если работы еще не будет, неоткуда взять!.. Ждала от брата денег... Всегда присылал на большие праздники, а теперь вдруг даже не написал ничего... И что думать, не знаю!.. Ох, устала же я! Не ближний свет на Дворянскую дойти, и торопилась ужасно... На одном перекрестке чуть не наехали на меня, даже оглоблей ударили... А тут еще надо к празднику дома убраться... Вон у нас какой беспорядок! Обрезки, бумажки... Хоть бы ты, Маша, обрезки все подобрала да окно протерла... А ты, Сашура, сбегай-ка в лавку, купить кое-что надо, кстати, и деньги там разменяешь. Только не потеряй ради Бога бумажку... Это все наше достояние пока…
— Не потеряю, мама, не беспокойся!.. Я крепко в кулак зажму... Сейчас оденусь!
И мальчик бросился в угол надевать пальто.
— Шарфом повяжись, ветрено! — посоветовала мать, вставая и помогая ему закутаться.—Да вот тебе мешок, положить в него можно... Да нет, знаешь что? Возьми ты лучше саночки, в них все положишь и привезешь, а мешком сверху прикрой...
— Хорошо, мама, я саночки возьму, они тут в сенях. Давай же деньги да скажи, чего купить...
— Купи четвертку чаю в тридцать пять копеек и два фунта сахару, потом муки пять фунтов и масла фунт... Я тебе дам чашку под масло... на копейку дрожжей возьми, да соли на пять копеек. Все-то у нас перевелось, все!.. Крупы гречневой фунта два, да черного хлеба, сколько мы всегда берем на два дня... Не забудешь?
— Не забуду, будь спокойна. Еще чего?
— Мамочка, дорогая, купи какого-нибудь гостинчика, — умоляющим голосом проговорила старшая девочка, восьми- летняя Маша, — угости нас для праздника... чего-нибудь... Леденчиков или пряничков мятных... Ужасно хочется...
— Ах, Маша, какие нам, бедным людям, гостинцы; ну да уж что с вами делать!.. Купи, Сашура, чего-нибудь, ну карамелек что ли копеек на пятнадцать, не больше!.. И пожалуйста, ничего не забудь; да приходи скорей! Нам убираться надо, и ты мне поможешь... Ах, да! Как купишь чай, сахар и прочее у Москалева, еще к мяснику зайди, говядины купи, знаешь, какой мы всегда берем, подешевле, но чтобы и кости и мякоть были...
— Знаю, мама, от ребер, ты мне показала раз, и я запомнил. Да и мясник меня знает... Я с его сыном Степой вместе учусь, даже рядом сидим на скамейке...
— Ну так беги, дружок, скорее! Вот тебе деньги. Нет, лучше в узелок завяжи, а вот и чашку на масло.
Мальчик исчез. Во мраке сеней он отыскал ощупью санки, которые служили большим удовольствием для маленьких сестер его, Маши и пятилетней Сони; он вывез санки на крыльцо, положил в них чашку, прикрыл мешком и побежал. Пробужденная скрипом санок цепная собака Арапка залаяла было спросонок, но, узнав Сашу, завиляла ласково хвостом. Мальчик всегда останавливался перед Арапкой, чтобы погладить ее, но тут он промчался мимо, закричав только: «Прощай, Арапка, некогда мне!..»
Калитка скрипнула и захлопнулась, Арапка осталась в недоумении, что случилось с мальчиком, куда это он так торопился. Она не имела понятия, что был канун праздника, что все люди, богатые и бедные, по-своему к нему готовятся.
И вот Саша стоит уже у прилавка. Покупателей много, они входят, уходят, стоят и ждут. Сам хозяин, толстый и с виду суровый старик, сидит за кассой, получает деньги и выдает сдачу. Все приказчики заняты, каждый старается скорее отпустить товары и покупателя. Весы то и дело брякают своими чашками и фунтовиками. Саша ждет, когда освободиться его «любимый» приказчик, вон тот молодой человек в сером пальто; у него совсем еще маленькая бородка и усики едва заметные, зато глаза веселые и вместе ласковые; всегда он пошутит с Сашей и зовет его просто-напросто «тезкой». Он уже подмигнул Саше — «подожди, мол, тезка», — тот его понял. Он, Саша, стоит возле дамы, которая забирает массу сластей детям на елку, ей то и дело завертывают мешочки в два, три фунта и более. Как ничтожны кажутся Саше его покупки: четвертка чаю, два фунта сахару и прочее, но ведь ему хорошо известно, что каждый должен жить по состоянию; эта барыня богатая, у нее в руках туго набитый портмоне; видно, муж ее на службе, и они получают большое жалованье, может быть, имеют и другие доходы, а его мать бедная вдова, она даже и пенсией не пользуется после мужа и прокармливается с тремя детьми собственной работой. У нее машинка швейная, и шьет она крепко и чисто. Многие дамы знают его мать и не оставляют работой. Еще из благотворительного общества им выдают раз в год двадцать рублей, да дядя — брат матери — перед Рождеством и Пасхой высылает им по двадцать пять рублей. Вот и все их доходы. А ведь четверым надобно есть-пить, одеваться!.. Маленькая Соня растет слабенькая, часто хворает. Сашу, как старшего, приняли даром в училище, в память отца, который служил в нем, но все-таки надобно, чтоб он был одет, обут прилично. А квартира, дрова!.. Хорошо еще, что хозяева, у которых они снимают комнату с кухонкой, добрые, обходительные люди; когда иной раз у жилицы не хватает денег в уплату за квартиру, они всегда подождут и всегда не покажут недовольного. А ведь сами небогаты, сами чуть концы с концами сводят... Прежде Сашиной семье жилось лучше, распродали кое-какие вещи после отца да ненужную мебель; некоторые сострадательные люди сделали подписку в пользу сирот, а вот теперь, как уже все прожито, как прошло три года с лишним после смерти отца, семье приходится иной раз плохо, особенно как у матери работа переводится. Только чаем и питаются, а картофель с черным хлебом или гречневая каша с маслом составляют весь обед у них. Говядина покупается не особенно часто и только на горячее, да еще по воскресеньям мать пироги печет, потому что это недорого и сытно. И ждут они этого пирога в воскресенье!.. Что и говорить! Трудно живется семье без кормильца отца!..
И счастье еще, думает Саша, что мама-то у нас крепкая и сильная. Работает, ночей не досыпает, а на здоровье не жалуется... «Разве можно хворать мне? — говорит она недавно хозяйке. — Что же это будет, если я еще слягу?! Иной раз бывает, что устану, дремота одолевает, так я чайку горяченького выпью и опять бодра, опять шью-стучу на машинке». Да, это счастье большое, что мать крепится и духом не унывает! Только седеет она все, бедная, да порой раздражительна делается, — вдруг закричит и зашумит на девочек, в кухню их прогонит, «с глаз долой», а потом успокоится и опять ласковая и тихая станет. Иной раз она и по- шутит и посмеется с девочками, они же в это время всегда больше льнут к ней и ласкаются. Видя, как мать трудится, и Саша легче переносит и голод, и холод, и всякую нужду. Ведь мать дает все, что может, сама во всем себе отказывает.
Чего же еще от нее требовать?.. И шитье — единственное доступное ей занятие, она сама рассказала Саше, что в молодости ей плохо жилось, она едва выучилась читать-писать, но странное дело, говорит она иной раз так толково и вместе душевно, что заслушаешься. Видно, что в ней природный ум есть, да и сердце у нее доброе. И вся она в детях живет. Вскоре после кончины мужа предлагали ей Машу в приют поместить, а Соню брала на воспитание одна бездетная барыня, — она ни за что не согласилась. «Пока жива да силы хватит, не расстанусь я ни с кем из детей. Для кого мне и жить-то теперь, как не для них!.. Хоть и плохо, может, придется им, а все они у родной матери все вместе будут, а не в чужих людях». И Саша не мог забыть этого — он так боялся тогда, что сестренок его уведут из дому, что мать согласится отдать их... Конечно, матери тяжело поддерживать всех, но он поможет ей, когда подрастет. Он и теперь часто думает, как бы заработать что-нибудь, ну хоть на сапоги себе, чтоб облегчить мать.
— Ну, тезка, чего прикажешь?—спросил Сашу его любимый приказчик.
— И много, и мало, — улыбаясь, ответил Саша, — четвертку чаю в тридцать пять копеек, два фунта сахару, пять фунтов муки. А вот сюда в чашку маслица фунтик положите, потом... потом... ай, батюшки, как бы не забыть, чего еще маменька велела. Да! Гречневой крупы два фунта и соли на пять копеек.
— Ах, голубчик, сколько ты всего потащишь! — засмеялся тезка. — Разбогатели вы к празднику, видно? — участливо спросил он, отмерив сахару.
— Нету, какое разбогатели! Перевелось все, а праздниками всего понадобится. Вот еще к мяснику зайти велели. Да! Еще вспомнил... дрожжей на копейку, пожалуйста, да черного хлеба три фунта.
Приказчик отвесил всего, уложил в кулек и начал уже связывать, как Саша вскрикнул:
— Ай, подождите! Еще одно забыл, для сестренок угощения —- карамели на пятнадцать копеек.
— Абрикосовских и разных?
— Абрикосовских и ландрина — это все равно, было бы только сладко.
Приказчик что-то повозился в ящиках и банках, а затем прибавил два сверточка, один на другой не похожие.
— Что же вы не один, а два сверточка положили? — спросил Саша.
— А это и для тебя угощение, милейший, фунт самых свежих вяземских пряников... Мой подарок тебе на завтрашний день... Прошу принять и кушать на здоровье.
— Благодарю вас очень... только... вы очень добры... только… — лепетал Саша, радостными глазами смотря на своего тезку.
— Однако, что значит это «только»? — улыбаясь спросил тот, завязывая кулек. — Может, тебе мало одного фунта или ты не любишь пряников, чего-нибудь другого желаешь?
— Ах, какой вы, право, все шутите. Я очень люблю пряники, и слишком довольно с меня фунта. Благодарю вас за подарок! Ну, теперь сосчитайте, пожалуйста, что все стоит, и дайте мне этот счет маме показать.