«Не хочу отвечать насилием на насилие»: Ирина Старшенбаум о фильме «Сестры»

Аня — молодая мать, которая живет с мужем-абьюзером. Не в силах спасти себя от все нарастающей агрессии, она призывает на помощь потусторонние силы. Рассказать историю о домашнем насилии в жанре постхоррора придумал режиссер Иван Петухов. Аню сыграла Ирина Старшенбаум, известная по главным ролям в фантастическом фильме Федора Бондарчука «Притяжение» и драме Кирилла Серебренникова «Лето». Она же стала креативным продюсером новой картины.

— Вы сыграли главную роль в фильме «Сестры» — хорроре о домашнем насилии. Как вообще был придуман этот фильм?

— Мы познакомились с режиссером Иваном Петуховым лет семь назад, когда он снял свой дебютный короткий метр с Умой Турман в рамках какого-то рекламного конкурса и предложил мне сыграть в короткометражке с Сашей Палем. Обе работы получились очень легкими, нежными, поэтому когда Ваня спустя пять лет написал мне: «Ира, привет, собираюсь снимать дебютный полный метр, хочу прислать тебе сценарий», — я думала, что это будет какая-то романтическая история; знала, что он в этом хорош. То, что он мне в итоге прислал, — совершенно не то, что я ожидала увидеть. Но я сказала: «Очевидно, это непростой сценарий, но я в любом случае с тобой». Спустя год Ваня ко мне вернулся, говорит: «Все, давай, делаем, у нас хорошие продюсеры». И мы начали готовиться к фильму.

— «Сестры» — первая работа, где вы выступили как креативный продюсер. Вы сразу об этом договорились?

— Когда я уже начала плотно заниматься проектом, то поняла, что кино на остросоциальную тему можно делать только очень честно. И надо сделать так, чтобы этот фильм увидело как можно больше людей. Это режиссерский дебют, к тому же в экспериментальном жанре, — я боялась, что в сегодняшнем мире такой фильм может пройти мимо, что его не заметят, так что сама предложила свою помощь в его продвижении. Ребята сразу меня поддержали, потому что этому фильму необходим женский голос не только «внутри» истории, но и на выходе. Для меня очень важно, чтобы «Сестер» увидели не только в Москве и Петербурге, а вообще по всей России. И мы будем делать все, чтобы это произошло.

— Консультировалась ли команда фильма с правозащитницами и фондами по борьбе с домашним насилием?

— Да, конечно же, и Ваня, и продюсеры, и я — мы общались с разными фондами и НКО. Например, у нас будет спецпроект с «Одноклассниками», в рамках которого мы будем давать информацию о фонде «Сестры», а в титрах фильма есть куар-код, по которому можно перейти на сайт фонда и сделать пожертвование. 

Но надо помнить, что в первую очередь это не социальное высказывание, не плакат, а художественная работа. Мы повременили привлекать к работе кого-то из фондов, потому что боялись, что потеряем какую-то художественную правду. Поэтому приняли решение, что снимем фильм и только потом будем его показывать коллегам из НКО. В итоге все сложилось как нельзя лучше: готовый фильм всем понравился, показался правдоподобным и очень нужным. 

— Весь фильм снят в квартире с глухими шторами и серыми стенами, которые создают ощущение безвыходности и безнадежности. Как вам работалось в такой обстановке?

— Это была декорация, в которую мы приезжали каждое утро. Мне очень помогало это пространство. Было бы хуже для роли и вообще для команды, если бы мы приезжали в какой-нибудь уютный ЖК с широкими подъездами и консьержами. Вместо этого мы ехали 1,5 часа от Москвы рано утром, приезжали в павильон, где серость, холод. Декорация была создана так, чтобы в течение фильма стены сдвигались. Не знаю, заметно ли это при первом просмотре, но в конце коридор квартиры становится критически узким.

Когда мы снимали, мне казалось, что атмосфера внешнего мира давила на меня так же, как вот эта квартира — на главную героиню. Мне кажется, что этот фильм — в целом метафора сегодняшнего общества, того, что сейчас происходит. 

— Готов ли россиянин в нынешних реалиях пойти на фильм о семье, где истязают женщину? Как вы планируете привлекать зрителей?

— Мы долго обсуждали, когда выпускать фильм. Но он произошел именно в этом промежутке времени. Ваня придумал его еще до карантина, и мне кажется, что в этом довольно большая художественная чуйка, талант, когда ты предчувствуешь, в какую сторону начинает меняться мир. Я считаю, что он огромный молодец, что почувствовал. Этот фильм как будто снимал сам себя.

Я не знала, что хоррор — один из самых просматриваемых жанров в России. И здесь есть эта жанровость, которая может привлечь молодого зрителя. Ваня вообще совместил несовместимое: фильм про домашнее насилие языком постхоррора — это смело. Когда я прочитала письмо, в котором он описывал идею, подумала: «Господи, это настолько необычно , что я просто обязана поучаствовать». Для меня этот фильм стал актерским вызовом. И как хоррор он удался.

Я понимаю, что сейчас хочется облегчить себе существование, но важно заставлять свою душу работать. Чтобы выжечь из себя насилие, агрессию. Этот фильм может быть такой методичкой к сегодняшнему дню — чтобы посмотреть его, выйти из кино и принять решение: «Все, я больше не готов страдать. Да, есть обстоятельства, но есть мой собственный выбор. Я не хочу отвечать насилием на насилие». Мне кажется, что сейчас этот фильм может кому-то помочь и остановить порочный круг.

— Когда началась волна #MeToo и разговоры о насилии в публичном поле, я много беседовала с мужчинами, которые высказывали страх: а вдруг я когда-то был абьюзером, нарушал границы, не получил проговоренного согласия, но не заметил этого? Никита Ефремов, который сыграл мужа вашей героини, по сути, первый актер, который открыто заходит в эту тему. Вы обсуждали с ним его чувства и возможные страхи на этот счет?

— На мой взгляд, Никита — самый талантливый актер своего поколения в нашей стране. И я его очень уважаю за то, что он не боится играть отрицательных персонажей, не боится исследовать в кино темную сторону жизни. Именно поэтому он настолько убедителен. 

— Сейчас будет небольшой спойлер, но он, как мне кажется, может побудить пойти зрителя в кино: в фильме о домашнем насилии нет ни одной сцены насилия. С чем это связано?

— Есть две причины. Первая заключается в том, чтобы поберечь зрителя. Вторая — это то, что называется «не видели, значит, не было». Мы смотрим эту историю глазами обывателя. Классическая история, когда бабушки, мамы, братья, сестры, друзья, подружки начинают заниматься газлайтингом и виктимблеймингом, говорить: «А вдруг ты вообще сама себя ранишь? Ну это ваши дела. Я не хочу лезть». И мы до последнего не понимаем, не сошла ли героиня с ума, не придумала ли всю эту историю, будучи замужем за таким приятным мужчиной. 

— Еще одна важная героиня «Сестер» — мама мужа-насильника. Сейчас принято обвинять родителей в зависимостях и насильственных наклонностях детей. Какая она в вашем фильме?

— Когда мы придумывали, какая семья была у Никиты, мы решили, что у него был отец, который поднимал руку на сына и, возможно, на жену, а она закрывала на это глаза. Это бесконечный порочный круг. Насилие живет многие поколения — это как родовое проклятие. Отец бьет сына, сын вырастает и бьет свою жену. В итоге земля полнится агрессией и террором. 

Я отношусь к этой героине так же, как и к остальным, — это очередной травмированный человек, который не осознает и не понимает, что с ней происходит. Ей страшно увидеть в жене своего сына себя, ей страшно представить, что ее сын может причинять кому-то боль, поэтому она пытается откреститься от этого. Как в «Зеркале» Тарковского — матери и отцы отражаются в дочерях и отцах. 

— У вашей героини есть ребенок, о котором невозможно не думать весь фильм. Как вы считаете, у детей из таких семей есть шанс на счастливую и полноценную жизнь?

— Я считаю, что у каждого есть шанс на счастливую жизнь, но только если человек будет очень серьезно над собой внутренне работать. И самостоятельно, и с помощью терапии, или искусства, или своего предназначения. Вообще видеть как можно больше прекрасного и искоренять любое насилие из своего сердца. 

Да, даже видя, что было с мамой и как вел себя папа, ребенок может вырасти хорошим, достойным, нормальным человеком. Но, безусловно, этот персонаж — еще одна искалеченная душа. Как говорится, не воспитывайте детей, воспитывайте себя — дети все равно будут похожи на вас. 

— Сталкивались ли вы сами с насилием?

— Мне кажется, что мы вообще не осознаем, с каким количеством насилия сталкиваемся ежедневно. Я довольно стойкий человек, все время нахожусь в терапии, но, например, многие режиссеры ведут себя авторитарно, могут применять — как им кажется, во благо — психологическое насилие в работе по отношению к съемочной группе. Это вообще в любых коллективах может происходить.

В моей жизни не раз бывали случаи психологического насилия, газлайтинга — и в отношениях с людьми, и в работе. Если бы я могла выбирать, предпочла бы, чтобы со мной этого не случалось. Но любой опыт — это точка роста. Меня эти ситуации научили выстраивать отношения с близкими и коллегами. Как в «Маленьком принце» — как я могу познакомиться с бабочками, не сразившись с гусеницами? 

— Кому стоит посмотреть фильм «Сестры»?

— Это тот случай, когда кино для всех, кроме детей. У насилия встречаются такие непредсказуемые конфигурации, что фильм будет полезен всем, кто в состоянии посмотреть на себя в зеркало, исследовать свои триггерные точки, понаблюдать за реакциями на определенные сцены. А если не вдаваться так глубоко в материал, то хорошо сделанный постхоррор на остросоциальную тему — это в любом случае любопытно.