Критическое мышление и принцип согласия: как секс-образование делает мир безопаснее
Саша Казанцева — просветительница, автор блога «Помыла руки». Ее книга «Сам секс» посвящена не только собственно сексуальным практикам, но и связанной с ними коммуникации. Она также пишет об инклюзии, безопасности и проблемах, с которыми сталкиваются исследователи, изучающие сексуальные отношения.
— Вы в книге много ссылаетесь на исследования, у вас большой список ссылок в конце. Предположу, что большая их часть проводилась за рубежом. Могут ли данные быть нерелевантны для России в силу каких-то страновых различий?
— В России, действительно, исследований, посвященных секс-поведению и секс-коммуникации, не так много. Но я работаю в американском секс-исследовательском проекте, и там тоже жалуются на то, что исследований проводится мало и денег на них никто не дает, потому что во всех фондах США сидят консерваторы. Например, крупнейший в этой сфере исследовательский проект OMGyes Института Кинси, где я как редактор отвечаю за русскоязычный контент, вынужден сделать доступ к своим материалам платным, потому что не может найти финансирование. Так что это международная проблема.
Возможно, в западных странах тот сегмент аудитории, который готов более открыто обсуждать секс, шире, чем в России. Но в России он тоже есть. Более того, люди в разных частях мира сталкиваются с одними и теми же проблемами — «Я не получаю достаточно удовольствия», «Мне кажется, что я какая-то не такая / какой-то не такой».
Вообще вот это ощущение — «со мной что-то не так», — думаю, в определенные моменты жизни так или иначе переживает большинство людей. И совершенно естественно, что оно касается и секса тоже, потому что эта тема мало репрезентируется. Мы знаем, как люди вокруг нас одеваются, потому что выходим на улицу или в соцсети. Мы знаем, что они едят, потому что видим меню в кафе или полки в магазинах. Но мы не знаем, как другие люди занимаются сексом. У нас для обсуждения некоторых вещей в сексе даже языка нет. Неизбежно возникает вопрос: «А это окей, что у меня вот так?»
Для меня поиск ответа — не только про секс-образование. Это метафора того, как мы в целом пытаемся познать мир вокруг. Вдруг то, что я знаю, — это просто стереотип? Вдруг так просто принято в моем «пузыре»? Что если я выйду за рамки этого представления? Будет ли мне комфортно, будет ли мне лучше? В этом смысле секс — просто одна из областей, где благодаря критическому мышлению и поиску знаний можно чувствовать себя комфортно большим количеством способов и найти себя не только в одном каком-то масскультурном сценарии.
— В этот момент обычно звучит опасение, что, если мы начнем вот так открыто обсуждать секс, он станет скучным и неинтересным, пропадет интимность и романтика.
— Да, очень часто возникает внутренний протест: «Как же так? Ведь в кино партнеры не разговаривают, они просто падают на кровать, потом затемнение, и в следующем кадре все с довольными лицами. Может быть, у меня тоже это как-то так может происходить?» Но ведь ни у кого из нас не написано на лбу, какие именно практики нам подходят. Никто из нас не умеет читать мысли. Только через разговор, только через исследование себя и коммуникацию с партнером или с партнершей можно отыскать те форматы секса, которые подходят именно нам.
Когда мы задаем вопросы, мы еще и снижаем риск того, что будут нарушены чьи-то границы. Потому что когда люди занимаются молчаливым сексом, очень часто они идут по сценариям, которые, например, усвоили из массовой культуры или принесли из своего предыдущего опыта — «Моей прошлой партнерше это нравилось».
Что еще дает секс-коммуникация, кроме того, что способствует снижению уровня насилия и повышению качества секса? Мы получаем опыт близости. Когда мы обсуждаем с партнером темы, в которых чувствуем себя уязвимыми, это сближает гораздо больше, чем разговоры о погоде за окном. Через откровенный разговор мы укрепляем связь друг с другом, показываем друг другу, что можем доверять. Это, во-первых, способствует повышению качества отношений между нами. А во-вторых, это опыт, который мы можем потом вынести за пределы сексуальной жизни тоже. Благодаря ему мы учимся говорить о том, в чем сомневаемся. Это важно уже с точки зрения самых разных общественных процессов, коммуникации между разными людьми.
— Вы упомянули нарушение границ и в книге пишете, что в обществе к нему отношение как к чему-то, что всегда выглядит как очевидное насилие. При этом в моменте люди могут даже не осознавать, что их границы нарушаются. Это созвучно с важной темой последних нескольких недель — выходом подкаста-расследования Насти Красильниковой о летней школе, где преподаватели вступали в интимные отношения с ученицами. Снова мы читаем многочисленные комментарии о том, что раз девочки вроде как не возражали, то и нарушения границ не было.
— Я думаю, одна из сложностей познавания насильственного опыта в том, что само слово «насилие» иногда бывает сложно произнести, применить к себе. Начинаются сомнения: «Мне же не сломали руку, например, и вроде совсем уж плохо не было». Термин «нарушение границ» может помогать. Нарушение границ — это явление того же спектра, что и насилие, и говорить об этом важно как раз потому, что так мы можем анализировать, почему насилие возникает.
Оно возникает, когда мы не знаем, каковы в принципе правила согласия. Скажем, согласие должно быть добровольным, то есть человек должен давать его без какого-то давления. Давление может возникать, если люди встроены в какую-то иерархию или если у одного власти больше, чем у другого. Согласие должно быть осознанным. Например, люди юного возраста недостаточно компетентны, чтобы давать согласие на секс с теми, кто старше. Согласие должно быть информированным и конкретным — на какие-то определенные действия, а не на все виды секса по умолчанию.
Принцип согласия — не какая-то стремная штука, после которой люди будут бояться друг к другу притронуться. Это про то, чтобы все тот же самый классный секс сделать еще более классным. И избегать ситуаций, в которых мы можем оказаться авторами насилия.
Это в целом способствует снижению уровня насилия в мире. Я опять отмечу, что освоенные в сексе коммуникативные приемы можно переносить на другие сферы жизни. Если мы приучаемся соблюдать принцип согласия, если мы учимся отслеживать чужие и свои границы, мир будет становиться более комфортным местом для жизни
— Есть ли разница в том, как о сексе говорят мужчины и женщины?
— Если оперировать такой бинарной моделью, то моя аудитория преимущественно женская. Как, думаю, аудитория большинства секс-блогов. И блогов о психологии, которые тоже часто поднимают тему коммуникации. Есть много разных гипотез, почему так получилось, что мужчины меньше интересуются коммуникацией и менее аккуратны в ней, а женщины, наоборот, стараются быть такими аккуратными, что иногда пренебрегают своими собственными границами.
Что мне тут кажется важным: да, у представителей любой привилегированной группы могут быть оптические баги, в силу которых мы можем не замечать, что человек рядом с нами уязвим. Есть, например, исследование, что мужчины хуже считывают язык тела. Я никому не рекомендую полагаться в сексе на язык тела, потому что он не такой надежный, как вербальный, но все же: когда партнерша отстраняется, закрывается, мужчины считывают это хуже (а женщины, напротив, могут видеть в микродвижениях те смыслы, которых там нет). Мужчины не виноваты в том, что родились мужчинами. Но уж если так случилось, можно предпринять какие-то действия, чтобы снизить возможный вред, который, к сожалению, в силу патриархальных установок можно причинить без всякого злого умысла.
У всех нас есть какие-то привилегии, которые нам предстоит в течение жизни обнаруживать и делать на них поправку. Это социальная нагрузка, которую мы все несем.
— Есть мем «Секс — это, конечно, хорошо, но вы когда-нибудь пробовали…», который появился в последние пару лет вместе с представлением о том, что зумерам и даже части миллениалов секс не особенно-то и нужен. Сталкивались ли вы с этой идеей и что об этом думаете?
— Да, есть исследования, что интерес к сексу у более молодого поколения падает. Мне кажется, тут дело в том, что секс становится более осознанным. Он перестает быть какой-то запретной и потому нервозной штукой, которую общество осуждает и запрещает, а значит, надо срочно ее попробовать.
Выстраивается более здоровое отношения к сексу. Это хорошо. Это точно не означает, что «человечество вымрет». Скорее оно станет более ответственным, осознающим и бережным.
— Хочу задать вопрос про бодипозитив. С одной стороны, не вызывает вопросов, что форма тела не должна вообще никак влиять на возможность человека получать удовольствие. С другой — что делать, если тело партнера изменилось и это воспринимается как проблема? Секс ведь, так или иначе, очень телесная история. Я не прошу какого-то конкретного совета, но интересно, с какой стороны вообще подступиться к этой теме.
— Ну, секс не для всех телесная история. Например, есть теория трех языков секса. Есть люди, которые получают от секса в первую очередь тактильные переживания. Есть те, кто получает удовольствие в основном за счет психологических ощущений, за счет того, что отыгрывает определенные роли, проживает определенные состояния. И есть люди, для которых наиболее важный параметр — это переживания совместного действия с партнером или партнершей (это называется «язык близости»). Все три языка могут иметь для нас значения в разных пропорциях. И очень важно это рефлексировать и обсуждать.
Что касается проблем, которые возникают, если тело партнера изменилось, то говорим ли мы о гетеросексуальных цисгендерных мужчинах?
— Речь о, например, партнерах женщин с детьми. Постоянно мелькает в мамских пабликах: «Я родила, фигура изменилась, муж намекает, что ему это не ок».
— Мне кажется, было бы классно, чтобы над ответом на этот вопрос начали задумываться эти мужья. Почему у них так?
Вообще нужно больше секс-просветителей мужчин, потому что сейчас секс-просветом в основном занимаются женщины. Как будто только женщинам нужно, чтобы секс был бережным или чтобы границы не нарушались, а у мужчин все хорошо. Конечно, это не так, мужчины тоже сталкиваются с самыми разными сложностями. Но женщины не могут рефлексировать вместо них.
Вообще никакая уязвимая группа не может сказать привилегированному человеку: «Давай мы проведем за тебя всю мыслительную работу, чтобы тебе было удобно и ты не чувствовал себя плохим». Если вокруг все говорят о неравенстве и дискриминации, то даже если ты этого не видишь, — а все мы можем не замечать каких-то видов дискриминации — стоит задуматься: может, люди это не напридумывали? Может, стоит об этом узнать побольше?
— У вас в книге почти не затрагивается тема секса в старшем возрасте. Почему?
— Это классная тема, она мне очень интересна, и я оставила ее на переиздание или отдельную будущую книгу, потому что по разным причинам в эту включить не смогла.
Когда я изучала эту тему, узнала, что многие женщины, когда у них начинается климакс, не всегда вообще могут понять, что с ними происходит. В детстве мы видим по телевизору рекламу прокладок и как-то догадываемся о том, что нас ждет с наступлением месячных. Но к менопаузе какой-либо подготовки нет. Даже некоторые врачи испытывают сложности — женщина приходит с жалобой на приливы, а ей прописывают «попить витамины».
Про секс в старшем возрасте тоже мало говорят, из-за чего риски для пожилых людей возрастают. Например, не все люди старшего возраста информированы о рисках ИППП. Как показывают исследования, некоторые думают: «Я не могу зачать, зачем предохраняться».
Важно в целом нормализовывать тему секса у людей старшего возраста. На Западе, конечно, исследований о нем больше, но я знаю, что и у нас они проводятся.
— Можете поделиться какими-то личными открытиями, которые вы сделали, пока собирали материал для книги, читали все эти исследования?
— Оказалось, что очень мало сексобразовательных материалов, исследований, статей для людей с инвалидностью. Многие респонденты в интервью жалуются, что им буквально отказывают в праве на секс, что они постоянно слышат: «Ты не об этом должна думать, а о здоровье». Как будто у человека нет права на романтику, на удовольствие.
Одним из самых полезных источников про секс людей с инвалидностью на английском оказались зины (малотиражные журналы. — Forbes Woman), которые делают инва-активистки. Они собирают личные истории, рисуют комиксы, и это очень информативный материал.
Это, кстати, показывает, что какие-то важные темы очень часто начинаются с низовых инициатив, а серьезные исследования подтягиваются позже. Если говорить про секс-просвет, то тут исследований мало еще и потому, что это табуированная тема, для многих вопросов у нас нет достаточных выборок людей, готовых рассказать о своем опыте. А «здоровые нормы» зачастую уходят корнями буквально в Средневековье, когда считалось, что сексом можно заниматься только для размножения. Например, до сих пор существует стереотип, что большинству женщин нравится проникающий вагинальный секс, но откуда у нас эта информация? Мы этого на самом деле не знаем, никто этого не исследовал.
Что мы можем с этим сделать? Можем собирать личные истории. Кто-то расскажет о своем опыте, это прочитают десять человек, из них два подумают: «Ого, а у меня так же», остальные восемь — «Так тоже бывает, окей». А уже количественные исследования на больших выборках появятся через годы.
— Каково писать книгу на тему, которая до сих пор такая табуированная?
— Все пять лет существования моего блога я работала с очень разными аудиториями — мне писали и юные люди, и люди 60+. Я вижу, что запрос на обсуждение этой темы очень большой.
При этом разговор на одну табуированную тему — только верхушка айсберга. Тему собственно секса всегда можно «прикрыть» заботой о здоровье. Но мне любопытно, как устроены табу, почему они возникают. Откуда в нас берется идея, что что-то неприлично? Откуда берутся представления, что вот так правильно, а по-другому уже нет, особенно если у нас нет достаточной репрезентации какого-то явления? По большому счету мне в первую очередь хотелось бы транслировать навыки критического мышления. Делать это через тему секса еще и интересно.