Красота всех нюансов: как работает модельное агентство для людей с особенностями

— Как было создано агентство? Как вообще появилась его идея?

Екатерина Денисова: Я занималась разными инклюзивными проектами, какое-то время работала с инклюзивными театрами. В одном из них Маша до сих пор актриса. И после общения со зрителями и с родителями детей, которые там играют, после разных образовательных курсов я поняла, что театр как площадка, которая должна масштабно менять мнение общества о людях с особенностями, не работает. Зрители в инклюзивных театрах — это один и тот же круг людей: родственники, друзья актеров. У нас даже бывали ситуации, когда люди покупали билеты на спектакль и не приходили. Говорили, что купили билеты, чтобы как-то поддержать проект, потому что это важно, приходить опасались — им было дискомфортно. Я стала думать про другие возможные форматы, и мне пришла в голову идея зайти через глянец.

Во-первых, фотосъемка — это всегда красиво. И обществом воспринимается как нечто безопасное: какая бы ни была модель, у зрителя нет ощущения, что он может увидеть что-то для себя непредсказуемое. При этом мы не рассказываем про ребят с точки зрения каких-то их жизненных сложностей, диагнозов. Мы выстраиваем мостик и оставляем зрителю выбор, как далеко по этому мостику пройти, что он хочет узнать. Кто-то почитает о диагнозе, а кто-то, может быть, усыновит ребенка из детского дома.

Во-вторых, у нас была задача вывести всю эту историю на профессиональный уровень, зарабатывать деньги, чтобы показать, что моделинг — одна из профессий, доступных людям с инвалидностью. Это, конечно, не те деньги, на которые можно самостоятельно жить. Но на какие-то дополнительные расходы нашим ребятам он уже приносит. 

— Мария, как вы попали в театр, о котором говорит Екатерина?

Мария Сиротинская: Я работала как актриса инклюзивного театра. Там много спектаклей, я много ролей играю. Первый раз это был спектакль «История для Золушки», это был театр «Открытое искусство». Потом меня пригласили в другой театр, я туда перешла. Работаю уже несколько лет.

— Екатерина, вы сказали, что съемка оставляет зрителям некоторое пространство для действия. Можно узнать о людях с особенностями чуть больше, можно узнать чуть меньше. Вы как-то этот социальный эффект замеряете? 

Екатерина Денисова: Мы планировали делать это правильно, качественно и исследовательски, но до полноценных измерений не дошли из-за пандемии. Но даже просто по подписчикам в соцсетях мы видим огромные изменения со стороны именно профессиональной индустрии. 

Когда мы начали получать первые запросы на моделей, никому и в голову не приходило предлагать им гонорары

Мы с самого начала хотели позиционировать себя именно как профессиональное модельное агентство и играли на этом поле. И фотографы, и команда, с которой мы первые съемки начинали, — все были из глянца. Мы принципиально не работали с социальными проектами, боясь, что иначе не сможем конкурировать на рекламном рынке, на фешен-рынке. 

Первые съемки — это был достаточно сложный опыт. Люди, которые соглашались поработать (кто-то бесплатно, кто-то за деньги) с совершенно разными целями. Где-то это было любопытство, где-то стремление поддержать, но при этом многие оказывались совершенно не готовыми. Мы очень и очень много разговаривали, просили задавать вопросы (потому что это очень большая проблема, когда человек в процессе съемок опасается коммуникации, контакта). 

Сегодня в каждой команде, которая занимается съемками для глянца в Москве, есть человек, с которым мы успели поработать. И мы видим, насколько поменялось отношение именно внутри профессиональной среды. Поменялась этика общения. Или вот такой факт: когда мы начали получать первые запросы на моделей, никому и в голову не приходило предлагать им гонорары. Считалось, что пригласить их уже доброе дело. Теперь все иначе. У Маши Сиротинской сегодня была съемка, ее пригласили за гонорар. 

— Когда вы начали эту историю, у вас уже был опыт работы с инклюзивными проектами и понимание того, как их развивать. Чему вы научились за время работы Alium Agency?

Екатерина Денисова: Открылось много мелочей, с которыми в больших проектах, где ты думаешь о каких-то масштабных изменениях, сталкиваться не приходилось. Ну, например, мы привыкли, что у людей с аутизмом высокая чувствительность кожи, но не знали, что такая же проблема у людей с синдромом Дауна. У нас об этом почему-то нигде не говорят. А Маше приходилось срезать все бирки. Казалось бы, мелочь, но на съемках этот раздражающий фактор очень мешает.

У нас были опасения, которые не оправдались. Например, у нас есть мальчик-модель с аутизмом, и мы не понимали, как у него будет выстраиваться коммуникация с фотографом. А оказалось, что он, наверное, один из самых конкурентоспособных моделей: абсолютно не устает, ему все нравится, и все заходит. 

Мы понемногу выстроили схему, которая позволяет проводить съемки с любыми моделями — с протезами, с нарушениями слуха, с синдромом Дауна, с аутизмом. А потом постепенно меняли одно из звеньев. Например, та же команда, но новая локация. Или та же локация, но другой фотограф. Сейчас мы уже умеем организовывать съемки с любыми вводными. И свой опыт можем передавать другим модельным школам и модельным агентствам. Потому что оказалось, что это история не про какие-то специальные условия, а про универсальный человечный подход.

— Мария и Мария, вы помните свою первую съемку? И что вам больше всего нравится в процессе?

Мария Будина: У меня очень много воспоминаний осталось от первой встречи, мне многое понравилось — очки, колечки, аксессуары. Обстановка замечательная. Мне было очень приятно чувствовать себя спокойной, рассудительной. Понимать всех. 

А при встрече [на съемках] с моей подружкой у меня прямо загорелся огонь радости. Мне очень приятно, что она для меня — лучшая, и верная, и ласковая подружка. 

Мария Сиротинская: Мне нравится, когда сижу и мне делают макияж. Еще мне нравится, когда играет музыка. Когда играет музыка, я могу отвлечься, могу прийти в себя. 

Екатерина Денисова: Мы всегда включаем любимый плейлист, всегда приносим любимую вкусную еду модели. А про макияж — Маша просит никогда не смывать его после съемок. 

Мария Сиротинская: Да, стараюсь макияж додержать до конца дня, чтобы быть в хорошем настроении. 

— Екатерина, вы упомянули передачу опыта другим подобным агентствам. А как вообще с ними дела обстоят в нашей стране? Их много? 

Екатерина Денисова: Мы планировали запускать большой региональный проект, но не получилось из-за пандемии и из-за финансовых ограничений. Но за последний год появилось несколько инклюзивных модельных школ — в Красноярске, в Воронеже. Мы готовы делиться опытом, потому что, мне кажется, это позволит сократить очень большой путь, а мы за то, чтобы таких проектов становилось много. 

Этой весной мы дошли до точки, когда пятеро наших моделей начали работать профессионально. Не все остаются в моделинге, кому-то это становится неинтересно. Но пятерых наших ребят мы уже можем «передать» в обычное модельное агентство. Это нормальная инклюзия, когда наше агентство им уже не нужно. Мы даже успели договориться с несколькими агентствами, но после 24 февраля рынок обрушился, и вся эта история под большим вопросом. 

Но изначально план был именно такой: добиться, чтобы моделинг стал профессиональной опцией для ребят. Нам это почти удалось.

— Вы на своем сайте пишете про «расширение понятия красоты». Что имеется в виду? Нет ли тут опасности какой-то экзотизации?

Наталья Ускова: У фешен-стилистов есть такое понятие, как насмотренность. Это когда ты постоянно смотришь на произведения талантливых фотографов, дизайнеров, на произведения искусства и постепенно впитываешь их представления о красоте. Мне кажется, что наша насмотренность как потребителей десятилетиями была направлена на определенный типаж внешности, фигур. И этим мы очень ограничили себя, потому что красота человеческого тела всех оттенков, всех форм, всех нюансов, естественно, больше, чем стандарт «90-60-90, рост 180». И когда мы говорим о расширении понятия красоты, мы буквально именно это и имеем в виду. Пришло время раздвинуть эти рамки и увидеть немного другую красоту. Пришло время влюбиться в новый типаж людей, которых рекламный мир утаивал от нас годами. Пришло время увидеть их на рекламных баннерах и восхититься ими. Это очень важно в первую очередь для нас, для нашей насмотренности, для того, чтобы мы как люди ощутили весь спектр красоты нашего мира и человечества.

Когда мы видим абсолютно разных людей вокруг себя, это помогает всем нам чувствовать себя лучше, ближе к самим себе

Мне кажется, что так же, как однажды мы подружили образ блондинки с голубыми глазами и ростом 180 см с нашим представлением о красоте, так же мы можем подружить и инклюзию с эстетикой. Для того чтобы идея инклюзии стала более эстетичной, достаточно красивого мудборда и работы талантливого фотографа, стилиста, мейкап-артиста, хорошей команды. И мы это уже видим на тех фотографиях, которые есть в портфолио Alium. 

Что касается экзотизации, то мне кажется, что это вопрос количества кампейнов. Чем больше брендов будет вовлекаться в создание инклюзивного модельного каста для своих кампейнов, тем меньше места останется для той самой экзотизации и больше места для реальной работы моделей с особенностями.

Екатерина Денисова: Это не только про людей с особенностями, это про всех нас. Когда мы себя сравниваем с каким-то определенным стандартом, то чувствуем себя плохо, неловко. Когда мы видим абсолютно разных людей вокруг себя, это помогает всем нам чувствовать себя лучше, ближе к самим себе. Это возможность выйти из болезненной конкуренции в разнообразный мир, где мы все красивые, все классные. 

— Мария, у вас была какая-то история принятия себя, своих особенностей?

Мария Сиротинская: Да, я узнала, что родилась с синдромом Дауна. Это просто обычный диагноз. Я к этому диагнозу уже привыкла, я живу как обычный человек. И работаю, много чего делаю. Я работаю сейчас в проекте «Наивно? Очень» Нелли Уваровой, в Alium Agency. Диагноз мне никак не мешает. Я могу работать, я могу зарабатывать деньги. Для меня это просто удовольствие, и я чувствую огромную ответственность. 

— Вы сталкивались с предубеждением со стороны? 

Мария Сиротинская: Я прекрасно вижу, как такие люди, как я, страдают из-за того, что они не могут нормально, полноценно работать. Я их стараюсь вдохновлять, стараюсь им подарить возможность, которой у них нет.

Иногда я вижу, что люди, которые замечают [мою особенность], начинают издеваться надо мной. Но я стараюсь их отталкивать от себя и просто жить полноценной жизнью. 

— Екатерина, вы сказали, что с фотографами коммуникация сразу была отличная. А были какие-то недоразумения?

Екатерина Денисова: В самом начале были разные случаи — где-то смешные, где-то ужасные. Например, одна фотограф, которая, кстати, была очень заинтересована проектом, снимала одну из наших моделей, тоже с синдромом Дауна. А потом, стоя в шаге от нее, повернулась и спросила: «А она вообще понимает, что я говорю? Надо с ней разговаривать или нет?» Мы опешили, настолько это было абсурдно, ведь буквально только вместе с этой моделью мы смеялись, что-то обсуждали. 

Или вот тоже очень характерная история. У нас есть модели с кохлеарными имплантатами — это такие слуховые протезы. У них есть внешняя часть, речевой процессор, который крепится к голове на магнит. Когда модель сидит на укладке, процессор надо снимать, чтобы на него не попал лак для волос или вода. В этот момент человек перестает слышать. Мы команду о такой особенности предупреждаем. Но был случай, когда стилист делала модели укладку, попросила подняться в кресле повыше, он не услышал, потому что был без процессора. И она сделала то, что в такой ситуации сделало бы большинство: повторила погромче. Потому что мы так привыкли, нам трудно представить, что человек может снять часть протеза и лишиться слуха полностью. Даже мне, хотя, казалось бы, уж я-то знаю, как это работает. 

Сейчас такого уже нет — то ли мы стали тщательно отбирать людей в команду, то ли рынок уже к нам привык, то ли мы стали лучше объяснять и проговаривать такие моменты. Где-то за полгода все нормализовалось. 

— Когда вы говорите, что человеку трудно представить, что кто-то может снять протез и полностью «выключить» слух, становится понятно, что ограничения есть у всех нас — где-то физические, где-то когнитивные. Просто одни мы воспринимаем как норму, а другие еще нет.

Екатерина Денисова: В другом проекте, где я работала, была такая история. В школу приехал спортсмен-паралимпиец, у него нет ноги, но при этом он очень круто играет в хоккей и футбол. И он проводил у ребят урок физкультуры. Мы с учителями договорились, что не будет никакого специального представления, никаких громких слов, а просто он приезжает и говорит: «Привет, я Володя, я с вами позанимаюсь». Он не на протезе, а с костылями — то есть сразу видно, что у него инвалидность. И детям очень важно минут 20 в этом удивлении побыть, прожить все свои эмоции. Задать все вопросы. Например: вот он на костылях играет в футбол, а ему мячом можно случайно выбить костыль? Это же нормальный вопрос. После этого он уже входит с ними в игровой контакт. А потом нужно вместе сесть и минут 15 поговорить. И отношение уже совершенно другое. 

Какие-то вопросы люди хотели бы задать, но боятся. Им кажется, что в общении с человеком с инвалидностью есть этические ограничения, но часто они только мешают. Понятно, что везде должны быть корректность и уважение к человеку. Но есть барьеры, которые мы выстроили сами и которые превращают человека в какой-то непонятный объект. Из-за этого возникает ужасное напряжение. 

На съемках тоже есть этот период взаимодействия и привыкания, при этом он там и тактильный, и провокационный. Но в результате страхи просто рассыпаются. Мне кажется, мало где бывает столько веселья, сколько у нас на съемках.

— У меня вопрос к Мариям: есть что-то, что вы хотели бы рассказать людям о себе?

Мария Будина: Мне 22 года. Я своими руками создаю красивые браслеты и открытки. Также я делаю клипы из фото и видео с музыкой. 

Мария Сиротинская: Я на даче по выходным дням всегда гуляю на свежем воздухе. Еще люблю рисовать «Холодное сердце» и слушать разную музыку. Танцую, чтобы расслабить свое тело и почувствовать себя ловкой. Люблю ходить на беговой дорожке, делаю пару забегов. Раньше занималась еще черлидингом — это гимнастика плюс акробатические элементы в танцах. И плавала в бассейне, но после того как наступил коронавирус, перестала в бассейн ходить. 

— Наталья, Екатерина, кто ваши клиенты? И с кем бы вы не стали работать? 

Наталья Ускова: За последние годы у нас было очень много клиентов, связанных с брендами одежды или обуви, — например, известный в России бренд ASH. Очень любили работать с нашими моделями фотографы, которые делают контент для фотостоков, — Pexels, Shutterstock. Очень много было запросов от талантливых ребят, которые хотели поработать с моделями Alium для создания портфолио, которые они потом отправляли в журналы или добавляли на свои персональные сайты. То есть, для того, чтобы сделать такой яркий контент. Мы очень хотим, чтобы с нами работало как можно больше бьюти-брендов: это, мне кажется, такая ниша, которая должна постепенно нас разглядеть.

Что касается клиентов, с которыми мы бы не хотели работать, то каких-то примеров в голову не приходит. Но, наверное, для некоторых из наших моделей — тех, у кого есть ментальные особенности, — было бы неприемлемо работать над созданием контента, который как-то эксплуатирует сексуальность. 

Екатерина Денисова: Мы не соглашаемся сниматься в больших социальных телепередачах, где все показывается с таким как бы черным налетом. Как все плохо, как все ужасно живут, как всех обижают. Мы за то, чтобы показывать возможности. Лучше делать шаг вперед, чем постоянно окунаться в несправедливость. Понятно, что до полноценной инклюзии нашему обществу далеко. Но когда модель с особенностями снимается в условном шоу «Как плохо жить», это неправильный подход, он ничего не дает модели. Мы все же стараемся выдерживать определенную эстетику съемок, и у нас есть договоренность с ребятами, чтобы они ее выдерживали, если снимаются где-то еще.

— У вас есть модели с физическими особенностями, есть модели с ментальными особенностями. Это разграничение играет роль?

Екатерина Денисова:  Для моделинга не играет. Но мы заметили, что ребята с ментальными особенностями гораздо свободнее чувствуют себя на съемках. Модели со, скажем, протезом сложнее. Бывает, что человек стесняется своей особенности. Или нужно помочь — например, с протезом руки не так просто расстегнуть пуговицы, особенно если вещь новая.

— В модельном бизнесе присутствует гендерная дискриминация, сексизм? Ваши модели с этим сталкиваются?

Наталья Ускова: В моделинге в целом больше женщин, чем мужчин. И спрос на них гораздо выше. Является ли это гендерной дискриминацией — вопрос. 

Наши модели-девушки, конечно, рассказывают о том, что вне съемок они сталкивались с дискриминацией, нарушением личных границ, буллингом, но вот благодаря своей силе воли, адекватному отношению к себе, своей здоровой самооценке смогли это преодолеть и говорят сейчас на эту тему открыто. Есть ли гендерные перекосы именно в этом ключе? У нас пока нет такой статистики, но, наверное, она появится позже.

Екатерина Денисова: Когда мы запускали модельное агентство, я участвовала в обсуждениях проекта, посвященного сексуальной безопасности и взрослению людей с инвалидностью. Это очень важная тема, о ней мало кто говорит, а случаев насилия очень много. Мы даже сделали несколько книг про взросление, про то, как меняется тело, для ребят с аутизмом, с синдромом Дауна — отдельно для мальчиков и для девочек. 

Из-за того что мы обсуждали эту тему одновременно с запуском модельного агентства, у некоторых моих знакомых, которые считали, что моделинг — это эксплуатация людей, сложилось странное и опасное впечатление о том, что мы тут делаем. Нам все время приходится балансировать: мы понимаем, что некоторые наши модели по типажу идеально подходят каким-то брендам, которые делают ставку на нестандартную внешность, но у них такая одежда, что нас могут, например, заподозрить в пропаганде нетрадиционных ценностей. Сложная история.

— В последнее время наблюдается тренд на разнообразие и инклюзию, интерес к этой теме. Как вы думаете, насколько он долгосрочный и устойчивый? Особенно в условиях кризиса.

Наталья Ускова: Не боимся, потому что, как нам кажется, этот тренд — это открытое признание того, что новое поколение хочет видеть вокруг себя картину мира, которая отражает реальность. Разные фигуры, разные особенности, модели плюс-сайз, модели с синдромом Дауна, модели с алопецией. Мне кажется, что так всему человечеству психологически гораздо веселее и уютнее жить. Мы как агентство верим, что, придя в эту точку, люди уже не захотят возвращаться в плоский мир, где в публичном поле представлен только один типаж.

Что касается кризиса, то сложно будет всем. Безусловно, у нас будет меньше заказов, но это ведь коснется не только нашего модельного агентства. Другие индустрии тоже пострадают от этой нестабильности. Как только возможностей станет больше, все вновь расцветет. Тренд diversity & inclusion  с нами точно надолго.

Екатерина Денисова: Мы когда только запускались, были уверены, что он быстро схлынет, как и любой тренд. Давали себе несколько лет. Сейчас понятно, что эта тема никуда не девается и не теряет своего значения, но в текущей повестке она кажется не самой важной. Вспомним пирамиду Маслоу, где творчество — это что-то дополнительное к базовым потребностям. Перспективы рынка сейчас не ясны. Мы хотели делать международные проекты, начинали сотрудничать с Италией, но теперь это все под вопросом.

— Ваш проект — это бизнес? Вы зарабатываете? Каково положение Alium Agency на рынке?

Наталья Ускова: Наше положение на рынке особенное, как и наши модели. Мы сейчас занимаемся продвижением самой идеи подобной инклюзии. Нашей задачей все это время было познакомить рынок с этими моделями и показать их возможности. Мне кажется, так всегда происходит, когда на рынке появляется какая-то новая идея или продукт: для начала нужно показать, как с ним работать, что вообще с ним можно сделать. И только потом может идти речь о какой-то доле рынка, которую можно при помощи этого продукта, этой идеи получить.

Екатерина Денисова: Вначале мы рассчитывали, что быстро выйдем на самоокупаемость. При этом мы принципиально отказывались от грантов, чтобы играть по своим правилам и ни от кого не зависеть. Но потом собственные вложения у нас закончились, мы участвовали в паре партнерских проектов.

Сейчас мы ничего не вкладываем. На съемки ребят зовут, за съемки платят. Проект не приносит нам доход, но у нас есть сторонние заработки. А это просто приятный, классный проект, который все равно принес свои результаты. По сравнению с коммерческими агентствами Alium не может считаться успешным проектом, но по сравнению с тем, с чего мы начинали, — это успех.