Кристина Тимановская – Forbes: «Я много лет боялась сказать правду»
2 августа 2021 года белорусская спортсменка Кристина Тимановская должна была пробежать в Токио на Олимпийских играх дистанцию 200 метров. Накануне выступления выяснилось, что тренерский состав сборной, не предупредив ее, принял решение включить легкоатлетку в эстафету 4×400 метров, которую раньше Тимановская не бегала. После того как она раскритиковала действия тренеров в своем Instagram, было принято решение снять ее с Олимпиады «в связи с ее эмоционально-психологическим состоянием», заявили в пресс-службе НОК, и вернуть в Белоруссию. В аэропорту Тимановская обратилась за помощью к полиции и в итоге улетела в Польшу. Сейчас Тимановская находится в Варшаве и ждет разрешения от МОК поменять спортивное гражданство и присоединиться к сборной Польши.
— Вы случайно в 15 лет выяснили, что умеете бегать быстрее сверстников — и мальчиков, и девочек. Почему вы решили, что бег станет вашей карьерой?
— Изначально мне совершенно не казалось, что бег будет моей будущей карьерой. Мне просто понравилось, что в моей жизни появилось новое хобби. Потому что до этого я никогда спортом не занималась, а тут вдруг получилось хорошо пробежать, и предложили сразу выступить на соревнованиях. Мне стало интересно, как любому подростку, попробовать что-то новое, начать новую жизнь. Тем более спорт давал мне возможность уехать из родного города Климовичи, начать самостоятельную жизнь вдали от родителей. А мы же все в 15 лет мечтаем, чтобы родители перестали нас контролировать…
Поэтому поначалу это было просто весело, чувство свободы, ощущение независимости. И уже потом, когда спустя год-полтора я начала выигрывать чемпионаты Беларуси среди юниоров и поставила национальные рекорды, я подумала, что со спортом свяжу большую часть своей жизни и буду профессионально заниматься, готовиться к Олимпийским играм.
— До того как вы отобрались в олимпийскую сборную, у вас были проблемы с тренерами? Вас отстраняли от участия в соревнованиях?
— В Беларуси это на самом деле нормальная практика. Я помню, что, когда я выступала еще среди юношей, я должна была лететь на большие соревнования за границу, но полетела девочка, у тренера которой было больше связей. Это никакого отношения к политике не имеет. Обычный блат. В наших сборных такое случалось регулярно, что тебя заменяли кем-то в последний момент.
Но, например, в последний год мы не могли вылететь спокойно за границу. Появился указ, по которому нужно получать разрешение от Министерства спорта, чтобы уехать тренироваться, посетить сборы или выступать в другой стране. Естественно, разрешение практически никогда не давали. Мне удалось выехать буквально два раза зимой. Хотя у меня в то время был тренер в Австрии, и я объясняла, что готовлюсь к Олимпийским играм, что все хотят, чтобы я принесла медаль. Поэтому мне нужно улететь и быть рядом со своим тренером. Но меня никто не слушал. Хотя я говорила, что могу не пробежать за 22 секунды и могу не попасть в финал, если буду заниматься одна.
Не последний диктатор: как изменился режим Лукашенко за год после выборов
— Почему никому не давали разрешения?
— Они изначально пытались объяснять это угрозой заразиться COVID-19, но никакого официального документа об ограничениях и опасностях не было. Такой документ, действительно регламентирующий полеты в связи с коронавирусом, мы увидели буквально в июне. То есть на протяжении всего года разрешений на полеты не было, как и официального объяснения, почему нельзя. Притом что другие страны спокойно отпускали и принимали спортсменов, которые летали на сборы, тренировались и выступали. То есть для них угрозы заразиться COVID-19 не существовало, а для белорусских спортсменов выезжать почему-то было опасно.
— Как вы считаете, почему вас не отпускали? Боялись, что вы не вернетесь?
— Нет, я не думаю, что они боялись, что мы не вернемся. Возможно, они боялись, что мы будем где-то кому-то какие-то интервью давать, что-то лишнее скажем, за что потом придется правительству отвечать.
Моего мужа начали лишать премий, постоянно были претензии к нему по работе
— Вернемся к Олимпиаде. Когда вы поняли, что попали в сборную?
— По-моему, это был 2019 год — чемпионат Беларуси. Я выполнила там норматив на Олимпийские игры и поняла, что у меня лицензия завоевана, и я 100% поеду на Олимпиаду. Почему-то представители Национального олимпийского комитета говорили мне, что якобы мне разрешили туда поехать, с их позволения я оказалась в Токио. Но это абсолютный абсурд, потому что если выполнен олимпийский норматив, то я имею полное право поехать на Олимпиаду и принимать в ней участие. И я думаю, что мне совершенно не нужно разрешение правительства или тренерского состава.
Девочки в игре: как самые юные спортсменки завоевывают олимпийские медали
— С момента, как вы попали в сборную, как складывались отношения с тренерами?
— За последний год было много разных ситуаций. Например, когда поменялось начальство в нашем центре по легкой атлетике, первое, что сделал новый директор Анатолий Макаревич, — запретил моему мужу помогать мне тренироваться. Арсений всегда был моим вторым тренером. И он помогал мне готовиться, потому что к основному тренеру в Австрию я попасть не могла. А тут пришел новый директор и просто запретил.
Он сказал, что якобы это не входит в обязанности инструктора-методиста и Арсений не имеет права помогать мне с тренировками. Хотя мы объясняли, что у меня здесь нет другого тренера и некому мне помочь. Но ему было абсолютно плевать. Мы говорили, что я готовлюсь на Олимпиаду и мне нужно показывать результаты, но его это не особо интересовало. Я не знаю почему, то есть какого-то внятного ответа у меня нет до сих пор. Мы две недели пытались добиться обратного — чтобы все-таки мужу разрешили ходить на тренировки ко мне. В это время я тренировалась одна. И был, например, момент, когда я даже небольшую травму получила, потому что делала тренировку, когда рядом никого не было. Но это никого не волновало. И потом внезапно они дали разрешение. Муж ходил ко мне на тренировки. Какое-то время все было в порядке, мы могли спокойно тренироваться, а потом Арсения начали лишать премий, постоянно были претензии к нему по работе. И в скором времени он уволился, потому что это было невозможно.
— Почему к вам и к Арсению было такое отношение?
— Такое отношение было ко всем спортсменам, которые, допустим, подписали письмо против сфальсифицированных выборов. Или к таким, как я, которые когда-то могли открыто высказываться против режима, выражать свое мнение, которые были не согласны с чем-то. А те спортсмены, которые подписали провластное письмо, которые были за Лукашенко, естественно, их это не касалось.
После поста в поддержку протестов меня неоднократно лишали премии на работе
— Вы высказывались открыто против разгона протестов?
— Я высказывалась в поддержку протестов, которые были реакцией на сфальсифицированные выборы, и против насилия. И у меня на странице в Instagram сейчас остался только пост против насилия. Потому что когда я выложила пост о протестах, буквально через пять минут мне позвонили и сказали удалить. Говорили с угрозами, с наездами. И я его удалила. После этого поста меня лишали неоднократно премии на работе.
— От кого исходили такие требования и угрозы обычно? Это были звонки из правительства?
— Звонил либо главный тренер, либо кто-то из Федерации легкой атлетики, либо из МВД. Например, из милицейской команды спортивной, где я работала. Постоянно кто-то из начальства звонил. Бывало, все подряд по очереди объясняли, что я сделала что-то не так.
— Чем вы занимались в спортивной команде МВД? Вы там когда-то работали полноценно?
— Формально да, я работала в спортивной команде МВД. То есть я уже года три, наверное, как числилась в ее составе. И была из спортивной команды как бы откомандирована в национальную сборную для того, чтобы тренироваться и представлять страну на Олимпийских играх. Когда случился конфликт в Токио, формально сборная меня откомандировала обратно. Это означало, что меня из сборной выгнали или уволили, не знаю, как даже лучше сказать, и вернули в МВД. Мне написали, что я должна явиться 5 августа в 9:00 утра на работу. Потому что я больше не являюсь членом сборной.
— А вы знаете, какой работой вы бы занимались в МВД?
— Не знаю, потому что не явилась на работу утром 5 августа, как вы знаете (смеется).
— Как складывались ваши отношения с тренерским составом в Токио? Вы же какое-то время успели мирно потренироваться?
— На Олимпиаде был мой тренер из Австрии, с которым мы последние два года работали. Мы провели с ним контрольную тренировку, и я новый личный рекорд установила. С нашим начальством мы постоянно тоже были в контакте. Например, в выпуске «Редакции» (русскоязычный YouTube-канал. — Forbes) есть такой момент, когда Мирончик-Иванова заявляет, что якобы тренеры из сборной умеют пользоваться телефоном, и у них просто-напросто не было интернета, чтобы со мной решить проблему. Ну, во-первых, всем были выданы SIM-карты с местным интернетом, постоянно все были на связи. Все это время, что я провела в Олимпийской деревне, если у меня какие-то были вопросы или проблемы, я либо писала в общий чат, либо, например, напрямую звонила главному тренеру. Они отвечали буквально через пару минут, как приходил запрос от спортсмена. И ни разу такого не было, что тренеры оставались без связи или не знали, как пользоваться интернетом. Уже потом пошли такие глупые оправдания.
Когда я случайно узнала, что меня завели в эстафету, я писала всем тренерам, они были онлайн, они читали мои сообщения и просто ничего не отвечали. Но если они читали мои сообщения, значит, у них был интернет, значит, они умеют им пользоваться, правильно? Просто решить проблему с эстафетой было несколько сложнее, чем объяснить спортсменам, как найти автобус, который отвезет их на тренировку.
— Почему Михайлова и Мулярчик, которые должны были бежать эстафету, не были в составе сборной?
— У всех олимпийских спортсменов должно было быть три допинг-пробы. Раз в 21 день новая проба. И, видимо, кто-то накосячил с этой процедурой. Я даже предполагаю, что, возможно, это был [Александр] Бут-Гусаим, который является заместителем председателя федерации, директором стадиона «Динамо». Потому что он был ответственным за допинг-пробы.
Он должен был внести всех в пул тестирования и отслеживать, чтобы все пробы были взяты вовремя. И каким-то образом они пропустили трех спортсменов, которые не попали на третью пробу. Я не понимаю вообще, как это могло произойти. Если у человека есть работа, если он отвечает за конкретную задачу, он должен нести полную ответственность за это. Люди готовились к Олимпийским играм и не смогли попасть на них, потому что их не пригласили на пробы. И мне непонятно, как можно было такой момент упустить.
— Давайте представим, что вам по-человечески заранее говорят о необходимости пробежать эстафету на 400 метров. Объясняют, что нужно заменить спортсменок, что случилась вот такая проблема, нужно выручить сборную. Вы бы согласились?
— Да, если бы ко мне подошли нормально заранее, если бы все объяснили, без наездов, угроз и шантажа, то, конечно, да. Я бы согласилась. Мой основной забег был до эстафеты, то есть она бы никак не повлияла на мое выступление в дистанции на 200 метров. Хотя это дополнительное соревнование могло бы сказаться на дальнейшем сезоне. Я планировала после Олимпийских игр 9 августа бежать Марафон свободы, что, собственно, я и сделала. И если бы я пробежала эстафету, не знаю, сколько точно времени понадобилось бы моему организму на то, чтобы восстановиться. Во-первых, потому что я никогда не бегала 400 метров, понятия не имею, как правильно разложить силы, чтобы эту дистанцию совершить.
Во-вторых, у меня такое строение мышц, которое больше подходит для короткого быстрого спринта. И была высокая вероятность, что у меня могли бы случиться судороги и, допустим, надрыв какой-нибудь мышцы. Это физиология, с ней ничего нельзя сделать. Я уже общалась с врачами по этому поводу. В теории я могла бы побежать медленно, чтобы финишировать последней. Но и в этом случае на меня обрушился бы шквал негатива, потому что мне дали шанс, а я пробежала медленно, прибежала последняя, потому что не хотела нормально выступить. Поэтому мне кажется, шансов, что все сложилось бы с эстафетой хорошо, было довольно мало.
— Почему вы решили раскритиковать тренерский состав в Instagram Stories?
— Перед тем как их раскритиковать публично, я пыталась узнать всю информацию и с кем-то нормально поговорить. Как я уже сказала раньше, они читали и не отвечали, просто игнорировали меня. А вот когда я публично раскритиковала их, через 10 минут мне поступил звонок из Минска. И старший тренер национальной команды по спринту мне позвонила и сказала, что срочно нужно удалять все. Потому что у меня будут проблемы, как минимум серьезные штрафы, когда я вернусь домой. Какой штраф, она мне не назвала, но сказала, что если я не удалю это видео, то финансовыми потерями не обойдется.
Она сразу начала угрожать, что меня выгонят из сборной, уволят с работы, что я останусь просто ни с чем. Я видео удалила, а через какое-то время мне стали присылать выдержки из новостных выпусков на государственных каналах, где показывали мои видео, говорили, что я «недоспортсменка», что я предатель, что моя карьера закончена на этом. Потом уже начали придумывать истории о том, что у меня какие-то проблемы с психическим здоровьем, что мне нужно лечиться. И также присылали мне скрины из телеграм-каналов, с сайтов государственных СМИ о том, что они оставляли ссылку на мой аккаунт и просили писать мне всякие плохие комментарии и угрозы. И на самом деле мне многие писали гадости, наезжали, говорили, что я предала Беларусь.
— В выпуске «Редакции» вы рассказывали, что к вам, когда скандал с тренерским составом уже был в разгаре, внезапно пришел какой-то психолог. Что это был за человек? Чего он хотел?
— Да, приходил человек, который представился как психолог. Я не знаю, какая была цель, но когда он пришел, он попросил меня выйти из комнаты и не брать с собой телефон. Мы так предполагаем, что, возможно, у него был включен где-то диктофон и он хотел таким образом меня спровоцировать, чтобы потом записать какие-то мои эмоции, чтобы запустить это опять в государственные СМИ. Потому что в Беларуси нужны были какие-то доказательства, что я психически нестабильна, что я больная. Но я на его провокации не велась.
Я говорила, что не буду на него кричать, представляя, что говорю с министром спортом. Я просила, чтобы он ушел и оставил меня в покое. Все его действия были очень странными. Он заставлял меня плакать. Говорил: «Хочешь плакать, давай плачь, почему ты не плачешь? Почему ты просто сидишь?» Я на тот момент постаралась уйти в себя и просто не слышать, что он говорит.
Помню такой момент, когда я видела, что он что-то говорит, но я абсолютно не слышала вообще, что он мне рассказывал. Потому что я посчитала, что мне вообще не нужна эта информация от него. Фонд солидарности спортсменов пытался узнать, что это за человек. Есть информация, что у него вообще нет никакого медицинского образования, что у него какой-то левый диплом. Я не знаю, насколько это правда. И вообще он, кажется, был в составе белорусской сборной в команде гребли на байдарках. Я даже не знаю до сих пор, как его зовут точно.
— Расскажите про белорусский Фонд солидарности спортсменов. Были ли вы знакомы с Александрой Герасименя, которая его основала, до того как она начала помогать вам?
— Лично с Герасименей знакома не была, но, естественно, я о ней знаю, я о ней слышала. Еще пять лет назад, когда она зарабатывала медали для Беларуси, я за ней следила. И всегда, можно даже так сказать, брала с нее пример. И мне она как спортсменка очень импонировала и нравилась. Александра своим трудом достигла очень многого. Когда после выборов президента в Беларуси спортсмены подписали письмо о том, что они не соглашаются с результатами, я узнала, что существует Фонд солидарности. Я не могу сказать, что мы с Герасименей как-то активно общались, знали друг друга близко, но в момент конфликта на Олимпийских играх я связалась именно с ее фондом, обратилась за помощью. Я не понимала, что мне делать в этой ситуации, и схватилась за первое решение, которое пришло в голову.
— Коллеги из сборной вас поддерживали во время конфликта? Кто-то вообще знал и видел, что происходит?
— В Токио всегда было мало спортсменов из нашей сборной. Люди приезжали буквально за пару дней до своего выступления и сразу после уезжали. Сложно сказать, что в Токио была сборная, которая могла меня поддержать. Тем более в комнате я жила одна. Буквально через два дня должны были прилететь девочки, которые бы жили со мной уже до конца Олимпиады. Из тех людей, кто уже был в Токио, допустим, те же Мирончик-Иванова и Недосеков, никто меня не поддерживал. Потому что они выступают за режим, они за систему, они на стороне правительства. Пару человек приходили ко мне, которые видели, что происходит какой-то кошмар, которые спрашивали, чем мне помочь. Но, естественно, я не буду называть их имена и фамилии, потому что это будет угрожать их безопасности.
— Вы сейчас с кем-то поддерживаете связь из тех спортсменов, кто остался в Беларуси? Вы знаете, какая сейчас обстановка в сборной?
— Да, мы поддерживаем связь, общаемся с ребятами. Мы увидели новость о том, что министр спорта запретил выезд спортсменам на сборы, на соревнования и даже в отпуск. Они, конечно, к этому негативно относятся, потому что у многих были куплены билеты на самолет, они должны были ехать на соревнования. И получается, что теперь они просто теряют деньги, потому что никто не будет возмещать, компенсировать оплаченные путевки в отпуск. Но мне непонятно только одно — почему они все равно продолжают молчать и терпеть. Они все равно продолжают бояться и не хотят говорить о том, что происходит в Беларуси на самом деле.
— Мне кажется, этот страх можно понять. Как вам удалось его побороть в аэропорту и найти в себе силы подойти к полицейским, чтобы сбежать?
— Я часто пытаюсь вспомнить этот момент в деталях, потому что я к тому времени уже, по-моему, вторые сутки не могла спать. Два дня продолжался скандал. Постоянные сплетни, слухи, угрозы, наезды. Я за двое суток поспала, может, пять часов, ничего не ела. Меня просто воротило от всего. И такое было состояние, что я даже до конца не понимала, что происходит. Но единственное, в чем я была уверена, что я точно все делаю правильно. И что я буду в безопасности, находясь в полиции. И дальше, конечно, я не представляла вообще, что произойдет. Куда я могу полететь? Где я буду жить? Кто будет меня защищать? Очень быстро подключился Фонд солидарности, они начали мне помогать. И я думаю, что только благодаря фонду я смогла получить помощь польского правительства. В итоге я оказалась в Варшаве, где польская сторона предоставляет мне все условия для того, чтобы продолжать спортивную карьеру.
— Вы понимаете, зачем вас так грубо и быстро хотели вернуть в Минск? К чему такие агрессивные и очевидно неприемлемые действия?
— Я не знаю. Думаю, мне всю жизнь будет довольно сложно ответить на эти вопросы, которые очень бы хотелось задать напрямую представителям правительства. Скорее всего, они боялись, что я начну давать какие-то интервью, рассказывать о том, как обстоят дела в стране. Моисевич и Шумак (белорусские тренеры Юрий Моисевич и Артур Шумак. — Forbes) очень просили меня молчать, никому ничего не говорить, сказать, что у меня травма, поэтому нужно вернуться домой. Они ведь даже хотели везти меня не в Минск, а домой, в Климовичи, к родителям, чтобы меня вообще не было ни видно, ни слышно какое-то время. Возможно, они просто боялись, что я действительно раскрою правду.
Я думаю, что они также боялись, что если я начну раскрывать правду, то за мной пойдут и другие люди. И расскажут свою правду тоже. Но к сожалению, решиться на это, находясь в Беларуси, крайне сложно.
— Вы следите за тем, что происходит с Моисевичем и Шумаком? Как идет расследование, инициированное Международным олимпийским комитетом?
— Если честно, нет. Я за их делами не слежу. Не интересуюсь тем, как развивается судебное разбирательство. У меня накопилось очень много новых собственных проблем, которые нужно решать оперативно. Нужно искать жилье, тренера, работу.
— Вы с мужем приняли решение остаться в Польше?
— Да. Пока мы будем жить и тренироваться здесь. И сейчас я буду искать себе местного тренера, потому что не хочу заниматься на расстоянии. Это довольно тяжело — поддерживать контакт с наставником из другой страны. В Польше буквально на днях довольно хорошо пробежали девочки из местной сборной эстафету 200 метров. Это говорит о том, что здесь есть и хороший спринт, и хорошие тренеры. Поэтому есть все шансы с польским наставником показывать достойные результаты.
— Вы теперь будете выступать за сборную Польши?
— Скажем так, мы планируем выступать за сборную Польши. И мы отправили запрос. Но решение принимаем не мы и даже не Польша. Такое решение принимает Международный олимпийский комитет. Потому что при смене спортивного гражданства полагается карантин.
— Сколько он должен длиться?
— Обычно он длится три года.
Я много лет копила в себе негатив, связанный с тем, что происходило и происходит в Беларуси
— Вы пропустили свои первые Олимпийские игры, к которым подошли в очень хорошей форме. Как это влияет на вашу карьеру и на ваше эмоциональное состояние сейчас?
— Если честно, наверное, на мою карьеру это никак не влияет. У меня есть все шансы продолжить заниматься спортом, выйти опять на дорожку, показать результат, отобраться на следующие Олимпийские игры. По поводу эмоционального состояния — я много лет копила в себе негатив, связанный с тем, что происходило и происходит в Беларуси. И сейчас я наконец-то высказалась. Я много лет боялась сказать правду. И вот случилась такая ситуация, когда я четко поняла, что уже нельзя молчать. Нужно рассказать правду всему миру. И мне стало намного легче от того, что я высказалась. И я ни капельки не сожалею об этой ситуации. Я наконец-то чувствую себя свободной.
— Польская нефтеперерабатывающая компания PKN Orlen предложила свою поддержку. Вы приняли их предложение? Это ваш новый спонсор?
— Да, конечно, я согласилась на их предложение. Мы будем сотрудничать с Orlen. Они очень сильно поддержали меня и предложили финансовую помощь, чтобы продолжить развивать спортивную карьеру здесь в Польше. Это очень важная поддержка и старт для меня в новой стране.
Сейчас я взяла небольшую паузу и временно не тренируюсь, потому что мой организм после этих трех недель довольно истощен. Мне было очень плохо после забега 9 августа. Я приняла участие в соревнованиях и почувствовала, насколько организм истощен эмоционально и физически. Потому что я, даже когда приехала в Польшу, первое время не спала, не ела, я потеряла вес — ушло много мышечной массы. Поэтому, естественно, у меня ушла сила. В то же время из-за стресса у меня ушла стартовая реакция. Поэтому все, что мне нужно сейчас, — это восстановить организм, чтобы я дальше смогла заниматься спортом, чтобы я через какое-то время смогла вернуться к полноценным тренировкам и готовиться к новому сезону.
— Ваши родители по-прежнему находятся в Белоруссии?
— Да, моя семья все еще в Беларуси, потому что у них даже нет виз, чтобы выехать за границу. Я не знаю, как дальше будет развиваться ситуация с родителями, но на данный момент они вроде как в порядке. Но мы не знаем, будут ли они в порядке и дальше, или все-таки кто-то захочет какие-то предпринять действия в отношении моей семьи. Естественно, я за них очень переживаю. И мы сейчас активно думаем о том, как вообще можем перевезти родителей в Польшу и как обеспечить им безопасность. Но пока нет однозначного плана.
— Вы не отвечаете на вопрос о том, должен ли Лукашенко уйти, потому что боитесь за семью?
— Да. Это страх в первую очередь за родителей, потому что они все еще находятся в Беларуси. Я понимаю, что любое сказанное мной слово может спровоцировать правительство и иметь большие последствия для моей семьи. За себя я больше не боюсь. Но мои близкие по-прежнему могут быть в опасности.