Без видимых повреждений: почему важно понимать психологию авторов насилия
Несмотря на то, что в Америке случаи домашнего насилия составляют более 15% всех преступлений, о нем до сих пор не принято говорить громко. Журналистка Рэйчел Луиза Снайдер посвятила несколько лет исследованию этой проблемы. Она проследила всё: от того, как зарождается жестокость в отношениях, до принципов, которыми руководствуется полиция, расследуя подобные дела. Материалом послужили истории нескольких резонансных преступлений, всколыхнувших американское общество. Автор взяла десятки интервью, чтобы восстановить цепь трагических событий. «Без видимых повреждений» — нелегкое, но важное и даже необходимое чтение, ведь и в России о домашнем насилии все еще не принято говорить вслух.
Примерно в то же время, когда Хэмиш Синклер искал ответ на фундаментальный вопрос о том, почему мужчины друг друга избивают, бостонский общественник по имени Дэвид Адамс проводил ежемесячную встречу, которую сам называет «70-е в кубе»: на таких встречах участники собирались в бостонском общественном центре и вместе работали над осознанностью, держались за руки и пели духовные песни. Как-то раз к Адамсу подошли женщины, его друзья по сообществу, которые основали группу поддержки женщин, подвергающихся насилию в семье. Они попросили Адамса о помощи. Одно дело, говорили они, помогать жертвам побоев, оказывать им поддержку всем сообществом; но как быть с мужчинами, которые совершают насилие? Почему их нельзя остановить? Женщины полагали, что помощь абьюзерам — не в их компетенции, и просили Адамса включиться в работу. Тогда еще не было ManAlive Синклера. Не было исследований о том, каким образом решать проблему рукоприкладства. Те женщины и Адамс оказались первопроходцами своего дела; до принятия Закона об искоренении насилия в отношении женщин оставалось еще несколько десятилетий.
Нарциссическое расстройство личности агрессоров не позволяло им видеть, как их поведение влияет на жертв
Первое собрание провели в квартире Адамса. Пригласили пострадавших женщин, чтобы обсудить, как насилие повлияло на них и их детей. В то время Адамс еще не знал, что такие встречи подпадают под категорию программ по профилактике рукоприкладства, и на самом деле он занимается чем-то вроде восстановительного правосудия. У них не было ни плана, ни протокола, ни списка рекомендованных методов. Адамс и коллеги учились в процессе.
«Мы были такими наивными, — говорит Адамс, — думали: скажем им, что это неправильно, [и они остановятся]».
Работа тех лет вдохновила Адамса на написание диссертации. В своем исследовании он стремился конкретизировать контекст насилия, и для этого сравнивал семьи, в которых происходило насилие с теми, где все было в порядке. Адамс вырос в семье с жестоким отцом и на личном опыте знал, как насилие разрушает семью. В своей докторской диссертации он проанализировал распределение обязанностей по дому и присмотру за детьми в семьях, в которых присутствовало домашнее насилие, и тех, где его не было. В результате исследования Адамс ожидал подтвердить гипотезу о том, что абьюзеры гораздо меньше занимаются вышеперечисленными делами. Дэвид был несказанно удивлен, когда оказалось, что в обоих случаях мужчины выполняли одинаковое количеств работы по дому — 21%. Различие между группами состояло в том, что нормальные мужчины знали, что их ценят, а сами отдавали должное двойной работе своих жен, в то время как агрессоры говорили что-то вроде «Я делаю больше, чем другие мужчины, но разве она это ценит?» Согласно исследованиям Адамса, абьюзеры полагали, что их «не ценят за то, что они делают, в отличие от жен». В то время как нормальные мужчины «говорили примерно следующее: «Мне повезло. Моя жена так много делает». И это признание много значило для их жен». Абьюзеры также гораздо критичнее относились к тому, как их жены вели хозяйство.
Исследование: половина жертв харассмента не борется с агрессорами и не сообщает о них
И тогда Адамс понял, что нарциссическое расстройство личности агрессоров не позволяло им видеть, как их поведение влияет на жертв. По словам Адамса: «Они смотрят на все сквозь призму собственного нарциссизма».
Дэвид Адамс, как и Хэмиш Синклер, кажется физическим воплощением географии и культуры родных ему мест. Он держится более строго, выбирает слова. Он серьезный, неразговорчивый и не такой задорно-дерзкий в общении с мужчинами, которые приходят на его семинары. У него седоватые кудрявые волосы, усы и, как у многих социальных работников, — своя детская травма. Жестокий, эмоционально незрелый отец. Мать, которая смотрела на это сквозь пальцы. Самое первое воспоминание Адамса восходит к тому времени, когда ему было четыре, и бабушка со стороны матери привела его к гранитному карьеру, где работал отец. По словам Адамса, бабушка ненавидела отца, а он отвечал ей взаимностью. В тот день маленький Адамс стоял на краю карьера вместе с бабушкой, и она указала на одну из крохотных точек — мужчин, работающих глубоко внизу — и сказала: «Вон он, твой папа». Адамс не согласился, сказав, что папа гораздо больше. Просто невозможно, чтобы он был этой крохотной песчинкой размером с муравья, если смотреть с такого ракурса. Но со временем Адамс понял, каким маленьким был его отец. А еще он понял, что не должен быть на него похожим. Это был самый долгий и важный урок в его жизни. Урок, который сегодня Адамс называет подарком своей бабушки. Вырастая, мальчик избрал для себя миссию — отличаться от отца как можно больше. Отец не воспринимал образование всерьез и считал, что мальчики должны быть грубыми. Адамс двадцать лет корпел над книгами, пока образование, которое так презирал отец, не позволило ему вырваться. «Дети понимают все буквально, — говорит Адамс, — и то, что я не обязан быть как он, стало для меня открытием».
По прошествии времени Адамс создал программу, широко известную как первая программа профилактики насилия — Emerge — программа контроля над агрессивным поведением. Дулут и Emerge — две программы, которые особенно часто копируют по стране. Программа длится сорок недель и охватывает широкий спектр тем: от последствий насилия для членов семьи до ревности и здорового общения. Кроме того, несколько лет назад Emerge начала проводить тренинги для родителей. Адам говорит, что никто не хочет, чтобы его называли «агрессором», и поэтому Emerge перефразировали некоторые формулировки, описывающие программу. Сейчас около 30% участников приходят по собственному желанию, а остальных обязывает суд (по стране в подобных программах добровольно участвуют всего пять процентов мужчин).
Программы Хэмиша и Адамса объединяет важный фактор: они обе зародились благодаря тому, что женщины, феминистки, побудили общественников к действию, рассказали им, что нуждаются в мужской поддержке. Они хотели, чтобы эта борьба стала общей.
Если среднестатистическая жертва уходит от абьюзера на седьмой или восьмой раз, почему мы ожидаем, что преступники исправятся с первого же раза?
Как-то раз Адамс рассказал мне историю женщины, которая принесла на встречу группы записи разговоров со своим мужем-агрессором. На записи мужчина говорил примерно такие вещи: «Я безумно тебя люблю, поэтому мне рвет крышу, и я слетаю с катушек». Впервые Адамс услышал и понял, какими хорошими манипуляторами могут быть абьюзеры. Как они романтизируют свою жестокость и ревность. Любимое оправдание: «Я так тебя люблю, что становлюсь таким из-за тебя». Рационализация: «Я бы не сделал X, если бы не твое Y». Обвинение и отрицание. Адамс и другие исследователи описали сценарий подобных высказываний. Абьюзеры преуменьшают жестокость, рационализируют свое агрессивное поведение и обвиняют жертву. И это работает. Триада одного цикла: преуменьшение, рационализация, обвинения. А потом наступает раскаяние. Проникновенные слезные извинения, обещания вести себя лучше, обожание и признания в любви. Поразительно, но все агрессоры следуют этому сценарию.
Как-то утром я сидела на слушании по бытовому насилию в суде Кливленда, и в одном деле обвиняемый постоянными звонками жертве нарушил запрет на контакты. Выяснилось, что он позвонил ей более четырехсот раз за три недели. Она отвечала примерно в 20% случаев. Обвинитель — Джоан Баскон — включил для суда небольшую подборку записанных звонков, пока обвиняемый с обритой головой и в зеленой тюремной униформе, усмехаясь, стоял перед судьей Мишель Эрли. Вот кое-что из того, что агрессор говорил жертве:
«Дай мне только один шанс. Только один. Ведь из-за этого я теперь в тюрьме. Эта херня того не стоит».
«Ты все преувеличиваешь. Да я просто шутковал. Я не пытался тебя убить... Почему ты все время наезжаешь на меня, а не помогаешь мне отсюда выбраться? И почему не извиняешься за то, что не ночевала дома?»
«Сука, я тебя люблю, хотя и не хочу этого, я охеренно страдаю из-за тебя. Зачем ты так со мной?»
«Я не должен ничего объяснять... Это из-за тебя я в тюрьме, я от тебя в жизни добра не видел. Не шлешь ни писем, ни фоток. Мне насрать, говори в суде что хочешь. Не жди от меня звонков».
«Не приходи в суд. Тебе наговорят про меня, скажи им, чтоб валили. Они все врут. Скажи им, что отзовешь заявление. Не давай прокурору заманить себя в суд».
«Ничего не подписывай. Не открывай им дверь... Я тебе доверяю. Не думаю, что ты что-то сделаешь. Ты ж не дура».
«Давай пойдем уже распишемся. Я верю в брак. Эт священный союз, мать его... Вот только выберусь отсюда. За тобой следят мои кореша».
Обвинения, преуменьшение, рационализация, извинения и обещания: все это здесь, в его словах. Принуждение, манипуляция, эмоциональные и словесные оскорбления, угрозы, унижение человеческого достоинства. Попытки заставить жертву поверить, что агрессор сильнее системы, что он знает больше, чем система. В тот день эти записи слушали больше часа, было сказано в разы больше, чем я включила в книгу. Тогда я снова заметила важную деталь: обвиняемый ни разу не назвал жертву по имени.
За последние двадцать лет число программ контроля над агрессивным поведением вроде Emerge и ManAlive значительно увеличилось; сейчас их более пятнадцати тысяч по всей стране. Они направлены на то, чтобы остановить физическое насилие и запугивание, но существуют и более специализированные программы, которые помогают абьюзерам распознать деструктивные модели поведения, понять, какой вред они наносят, развить эмпатию к партнерам и узнать больше об эмоциональном интеллекте. Но их методы значительно варьируются. Мнение о том, что эти программы — лишняя трата денег, достаточно распространено, и особенно среди служителей закона, что чрезвычайно расстраивает Адамса. В разных штатах программы аттестуют по-разному. Отличаются и постановления суда. И учебные планы. И уровень подготовки куратора групп. И длительность. Это совсем новая область социального воздействия, которая все еще не встала на ноги. Часто бывает и так, что судьи не знают разницы между программами контроля над агрессивным поведением и курсами управления гневом, так что какой-нибудь судья может отправить правонарушителя на курсы управления гневом даже в районе, где есть множество программ контроля рукоприкладства. По словам Адамса, тот факт, что только 55% мужчин, которые проходят обучение Emerge, успешно завершают программу — знак ее сложности и эффективности. «Я не доверяю программам, у которых высокий процент выпускников. Это как с плохими школами. Там кто угодно получит диплом».
«Лолита» эпохи #MeToo: как Кейт Расселл написала бестселлер о связи между преподавателем и ученицей
Если среднестатистическая жертва уходит от абьюзера на седьмой или восьмой раз, почему мы ожидаем, что преступники исправятся с первого же раза? По словам Адамса, многие из исследований эффективности засчитывают результаты всех преступников — и тех, кто вылетел с программы, и тех, кто ее закончил — одинаково. Но очевидно, что у тех, кто заканчивает программу, совсем другой результат. Чем дольше участники остаются на программе, тем вероятнее наступление долговременных изменений. По словам Адамса, о результатах нельзя судить в рамках парадигмы «все или ничего». Книга Эдварда Гондолфа «Будущее программ профилактики рукоприкладства», в которой рассматривается текущая ситуация по мерам вмешательства в случае нанесения побоев в семье, по сути, разъясняет, что мы всё еще находимся на ранней стадии учреждения подобных программ; автор предупреждает, что не стоит зацикливаться на идее прогнозирования оценки риска: «Программы профилактики рукоприкладства и вся система уголовного правосудия стоит перед сложным вопросом: как выявить особо опасных мужчин... Таким образом, произошел сдвиг от прогнозирования к непрерывному управлению рисками, которое предполагает периодическую оценку, обеспечение контроля и анализ профилактических мер в рабочем порядке».
Управление гневом часто отождествляют с профилактикой рукоприкладства, как будто они взаимозаменяемы. Суды по стране действительно всё еще обязывают абьюзеров посещать курсы управления гневом, как это произошло с Рэем Райсом в 2014 году. После того, как он в лифте ударил свою девушку, нынешнюю супругу, так сильно, что она потеряла сознание, судья в Нью-Джерси снял обвинения в домашнем насилии и отправил футболиста на курсы управления гневом. Такие развязки указывают на глубокое непонимание природы насилия. Несмотря на многочисленные обещания, национальная футбольная лига (НФЛ) практически не продвинулась в решении вопроса домашнего насилия. Осенью 2017 года в отношении по меньшей мере полдюжины новых игроков были выдвинуты обвинения в домашнем насилии, но с ними все равно подписали контракты. Согласно сведениям, полученным от Деборы Эпштейн, профессора права Джорджтаунского университета, которая в 2018 году оставила свой пост в НФЛ в знак протеста против равнодушия лиги к проблеме, на момент написания этой книги НФЛ всё еще не ввела ни одного из изменений, предложенных сформированной после скандала с Рэем Райсом комиссией. Оценка 190 программ профилактики рукоприкладства от 2008 года показала, что большинство участников не продемонстрировало существенного уровня гнева, и лишь у небольшого процента этот уровень оказался необычно высоким.
Группа Адамса и ей подобные обычно предоставляют судам информацию о законопослушности абьюзера и о том, искренно ли его желание измениться. Совместно с инспекторами по УДО они составляют ежемесячный отчет по каждому нарушителю и регулярно общаются с жертвами, делясь сведениями об участии преступника в деятельности группы. Откровенно говоря, один из наиболее полезных принципов любой группы по профилактике рукоприкладства — это подотчетность сотрудникам административного надзора, суду и жертвам. «Мы — глаза и уши суда, — говорит Адамс, — жертва принимает решение о том, остаться или уйти; ей полезно получить от нас информацию о том, продолжает ли абьюзер винить во всем ее»