Переписать сценарий жизни. История женщины, которая смогла преодолеть наркозависимость и стать нейробиологом
«Это в последний раз! Больше никогда». Но сила воли не работает, и все возвращается на круги своя. Бывшая наркоманка, доктор наук и нейробиолог Джудит Гризел не понаслышке знает, что чувствуют люди, страдающие от пагубных зависимостей. В своей книге «Без дна. Зависимости и как их победить», она анализирует работу мозга и его реакцию на стимуляторы, а также делится своей историей без купюр. Перевод выходит в издательстве «Питер» в начале августа, Forbes Woman публикует небольшой отрывок.
Из-за совместного использования игл я подхватила в 1980-е гепатит C. Хотя хорошего в этом было мало, я поняла: мне еще повезло, что это не ВИЧ, передающийся точно таким же образом. Я прожила с этой болезнью более тридцати лет, прежде чем мне стал помогать, казалось бы, тривиальный, но дорогой курс лечения: восемьдесят четыре таблетки, принимать раз в день.
Я с трепетом сообщаю, что после такого лечения мне удалось полностью избавиться от этого вируса. С другой стороны, продержавшись чистой и трезвой на протяжении более чем тридцати лет, я не смогла полностью «стереть» мою зависимость. Я научилась держать безопасную дистанцию от моей болезни, но ни минуты не считала, что излечилась. Естественно, единственный способ доказать, что я не могу как ни в чем не бывало вернуться к наркотикам, сводился бы к самоубийству — как если бы я поспорила, что не умею летать, прыгнула с крыши и выиграла.
Однако меня гнетут тяжкие подозрения по поводу не отпускающих меня фантазий. Например, когда кто-нибудь спрашивает (а это бывает часто), не хочу ли я бокал вина, мне требуется не более пары секунд, чтобы ответить: нет, конечно не хочу. С чего бы может хотеться выпить всего один бокал? В пабах, которые предпочитает мой муж, все крафтовое пиво отсортировано по содержанию алкоголя. Я не просто ценю крепкие сорта пива гораздо выше, но втайне грущу, когда он выбирает что-нибудь слабенькое: мне кажется, что он просто выбрасывает на ветер и время, и деньги.
С моей точки зрения, ценность любого наркотика зависит от того, насколько эффективно он может меня «унести», и хотя мне и нравится та жизнь, которой я живу сегодня, я так и не смогла преодолеть такой образ мышления. Моя болезнь не была вызвана вирусом или наркотиком, а просто соответствует тому, как именно мой мозг реагирует на фармакологическую приманку — с энтузиазмом и на всю катушку. Такая склонность, как и все психологические признаки (и большинство биологических), встречается в популяции в нормальном распределении. Такая естественная изменчивость жизненно важна для выживания вида, поскольку изменения окружающей среды в разные периоды могут благоприятствовать разным особям.
Любые факторы риска, присущие группе людей, касаются не только злоупотребления наркотиками, но отражают более общие тенденции, такие как тяга к новизне или риску либо готовность идти против течения. По сей день вернейший способ заставить меня что-то сделать — запретить мне это. Я не горжусь таким духом противоречия, но он кажется мне ключевым элементом моей природы; мама шутит, что, когда мне было два годика и она говорила мне «спи крепко!», я отвечала, что буду «спать слабо». Как и у других людей с таким характером, у меня также ослаблена потребность «избегания вреда» — то есть на меня наказания действуют менее эффективно, чем на большинство людей в популяции. Пожалуй, не менее половины своего подросткового периода я провела будучи наказанной, но в оставшееся время я за это отыгралась. Среди всех моих друзей я первой была готова прыгать со второго этажа амбара, и даже сегодня мне так же сильно охота попробовать что-нибудь новое. То, что иногда хвалят как «выдержку», всегда толкало меня доходить до конца самый долгий путь, там, где нормальный человек отступил бы.
Итак, была ли я предприимчивой или корыстной? Рисковой или отважной, готовой добраться до того, чего мне хочется? Думаю, все это имело место. Иными словами, в XXI веке к развитию зависимости могут быть склонны как раз те люди, чьи предки в далеком прошлом могли иметь максимальные шансы на выживание и процветание или будут иметь их в будущем. Даже сегодня такие факторы могут быть ресурсом для начинаний, при которых человеку пригодится способность выдерживать (или даже искать) неопределенность либо раздвигать границы общепринятых практик, например используя свою предпринимательскую жилку или пускаясь в научные исследования.
Я не утверждаю, что один из этих путей лучше других, равно как и не утверждаю, что хуже. То, что в одном контексте является безрассудством, в другом может оказаться инновацией. Наше отношение к тому, что считать ценным или даже допустимым, не могло навредить нашим усилиям по поиску исцеления. Понятно, что и общество, и рынок ценят тех из нас, кто способен «не заступать за линию», и осаживают тех немногих, кто все-таки за нее заступает. Но такая способность не универсальна, и мы, пожалуй, не должны пытаться сделать ее нормой. Особенно если путь к достижению столь угодной всем способности к умеренности предполагает медикаментозное лечение или другие инвазивные стратегии.