«У русских прекрасные традиции сторителлинга». Интервью с Дианой Сеттерфилд, автором «Тринадцатой сказки»
Британская писательница Диана Сеттерфилд стала знаменитой после дебютного неовикторианского романа «Тринадцатая сказка», который сразу же перевели на 30 языков. В «Тринадцатой сказке» влюбленная в книги дочка букиниста получает от знаменитой писательницы Виды Винтер предложение стать ее биографом. Мисс Винтер известна не только книгами, но и тем, что еще ни разу не сказала ни одному интервьюеру ни слова правды. Но Маргарет предстоит узнать готическую историю рыжеволосых сестер-близнецов и разгадать тайну Винтер.
В июне в издательстве «Азбука» вышел новый неовикторианский роман Дианы Сеттерфилд «Пока течет река», плавный, мистический и куда менее зловещий, чем предыдущие. В старом трактире «Лебедь» на берегу Темзы обожают рассказывать истории, посетители засиживаются допоздна, слушая легенды. Но однажды в ненастную ночь зимнего солнцестояния история случается прямо в «Лебеде»: в трактир вваливается израненный незнакомец с утонувшей девочкой на руках. Позже окажется, что малышка жива и по меньшей мере три семьи могут иметь к ней отношение.
Об искусстве рассказывать истории, об истоках Темзы, где рождается творчество, о постоянном страхе за жизнь младшей сестры и спасительной любви к чтению Диана Сеттерфилд рассказала в интервью литературному критику Наталье Ломыкиной.
Ваш новый роман «Пока течет река» вышел на русском языке, и его очень ждали. Я хорошо помню фурор, который произвела «Тринадцатая сказка», у вас большая аудитория.
Я думаю, русские читатели очень доброжелательные и поэтому они так сердечно приняли «Тринадцатую сказку». Они были щедры на добрые слова. Я очень рада, что моя книга понравилась в России, надеюсь, новый роман примут так же хорошо.
«Быть читателем прекрасной книги — лучшее, что может быть на свете»
Знаете, когда я прочитала «Тринадцатую сказку», впервые в жизни подумала: эту книгу должна была написать я.
Надо же! Это очень трогательно и неожиданно. Когда я читаю книгу, которая попадает мне прямо в сердце, я испытываю огромную благодарность к автору. Мне кажется, что читатель во мне гораздо важнее, чем писатель. Поэтому когда я встречаю по-настоящему любимую книгу, я рада, что она просто существует на свете. Мне кажется, у меня никогда не было такого чувства: «О, жаль, что не я написала эту книгу». Когда ты на самом деле пишешь книгу, ты не можешь ее просто прочесть, как читатель. Никогда, ни разу. Ведь каждый раз, когда берешься за нее, думаешь о том, как она могла бы выглядеть, перебираешь все варианты, которые были, и думаешь, как можно было сделать по-другому… Твой внутренний редактор постоянно работает, и ты уже не можешь по-настоящему насладиться чтением. Когда ты автор, ты никогда не получишь ощущения полноценной законченной истории. Я в некотором роде даже завидую читателю, но никогда не завидую писателю. По мне, быть читателем прекрасной книги — лучшее, что может быть на свете. Написать отличную книгу тоже приятно, но с удовольствием от чтения это не сравнится.
Это очень сильное чувство для читателя — когда книга настолько твоя, что ты мог бы сам ее написать.
Как это приятно! Мне вообще очень важна обратная связь. Я знаю, что после «Тринадцатой сказки» читатели были бы рады, если бы я написала «Четырнадцатую сказку», «Пятнадцатую», «Шестнадцатую». Но я знаю, что мне нужно попробовать что-то новое и что-то совершенно другое. Я не тот человек, который переживает все те же чувства с каждой новой книгой. Мне необходима свобода. Необходимо открывать для себя другой стиль письма, другие реалии, новые характеры. Это держит меня в тонусе как писателя. Потому что если автор пишет в одном стиле, всегда есть опасность, что он сам устанет от этого.
«Я всегда могу вернуть себе уверенность в своих силах, возвращаясь к той части, которая наверняка написана хорошо»
Мне интересен сторителлинг, я всегда пишу о людях — почему они такие, какие есть, почему совершают именно такой выбор. И о чувствах, которые они испытывают, просто потому, что это фундамент любого романа. Но мне всегда нужно знать, что с каждой новой книгой я делаю что-то более грандиозное и амбициозное. Очень важен этот челлендж. Для меня нет ничего страшнее, чем обнаружить после нескольких лет работы над книгой, что я просто повторяла сама себя. Это мой страшный сон. Какие-то писатели могут из года в год развивать одинаковую идею и использовать одинаковые характеры, и делать это очень хорошо, но я не одна из них.
Собственно, вы пишете об этом в «Когда течет река» — все завсегдатаи трактира «Лебедь» рассказывают друг другу истории, пытаясь привнести в известные сюжеты что-то свое.
Да, я думаю, в каждой книге, которую я пишу, обязательно есть один элемент, в котором я никогда не сомневаюсь (во всех остальных аспектах сомневаюсь всегда). Есть стальной стержень который никогда не гнется, не провисает и держит конструкцию. В «Тринадцатой сказке» это тема чтения, а в «Пока течет река» — тема сторителлинга. Это очень здорово — иметь что-то подобное в романе: я всегда могу вернуть себе уверенность в своих силах, возвращаясь к той части, которая наверняка написана хорошо. В «Пока течет река» каждый раз, когда я уставала или чувствовала, что моя писательская уверенность уходит, я пробегалась по тем сценам, где люди рассказывают свои истории в трактире «Лебедь», и это давало мне силы. После этого я могла с уверенностью сказать себе, что книга получится, нужно просто еще немного постараться. Я знала, что если продолжу работать в таком ключе, все проблемы в конце концов решатся и я обязательно допишу книгу. Очень важно иметь в романе собственное место силы.
У нас в Англии жанр сторителлинга сейчас не так хорошо развит, как раньше, но он все равно существует. И есть местечки, где все традиции сохраняются. Когда я была маленькая, мои дяди часто ходили в паб. Конечно, детям туда ходить не разрешалось. Но я часто слышала о том, как братья моей матери приходили в бар и рассказывали там истории и анекдоты — они здорово это делали, у них было отличное чувство юмора! И эта идея осталась в моей голове: существует такое магическое запретное для детей место, где люди сидят полукругом, курят, пьют и рассказывают друг другу байки. Я думаю, что байки и анекдоты — это часть устной культуры сторителлинга. Эти детские фантазии и представления о пабе, о дядят с их друзьями, о том, как они сидят в дружеском кругу и смешат друг друга, возможно, тоже вдохновили меня на историю в трактире «Лебедь» и на разговор об искусстве рассказывать истории.
В «Пока течет река» само повествование тоже похоже на реку, своим плавным ритмом, причудливыми изгибами, неожиданными поворотами. Это совпадение или вы намеренно задали такой ритм?
После успеха «Тринадцатой сказки» и большого писательского тура в поддержку книги мне был очень нужен отдых. Я провела слишком много месяцев, путешествуя по миру, останавливаясь в разных отелях, каждый день отправляясь в аэропорт. И я поняла, что больше не могу выносить ни отели, ни аэропорты, я хочу другой тип отдыха. Хочу вернуться с небес на землю — к своей обычной жизни после стольких месяцев этого невероятного опыта. Поэтому я собрала сумку, села на поезд и поехала на юг, к истоку Темзы, в ничем не примечательное место. А оттуда отправилась в Лондон. У меня это заняло около двух недель — там около 200 миль. Поэтому я прошла через все городки и деревушки на берегу реки и все время удивлялась тому, какая же река разная. Начиная с юга, где это крошечный, узенький ручеек шириной в несколько дюймов (двухлетний ребенок может встать обеими ногами по разным берегам Темзы), и заканчивая Лондоном, где она огромная, широкая и такая глубокая. Думаю, я лучше узнала реку, пройдя ее пешком и следуя за ней каждый день в течение двух недель. И за это время я заметила, как много у этой реки лиц. У нее каждый день разное настроение, она каждый раз меняет цвет, земля и погода заставляют ее всегда вести себя по-разному. Река никогда — и двух минут — не бывает одинаковой.
И я была потрясена тем, как же река похожа на роман. Когда ты начинаешь писать роман, он очень сухой, у тебя есть всего две-три незначительные идеи, из которых неизвестно что получится. А потом, когда ты начинаешь соединять свои идеи с тем, что ты уже прочитал, с тем, какие чувства ты испытал, ты каким-то образом понимаешь, что из этого «ничего» можно сделать что-то потрясающее. Роман, который я написала, тоже похож на реку. Это чувствуется прежде всего в языке, которым я описываю персонажей и их чувства, — знаете, как вода в реке прибывает и прибывает. Думаю, что за годы написания книги — а я писала очень долго, — пока чередовались периоды уверенности и неуверенности в том, что я делаю, именно река питала эту историю и стала важной ее частью.
Как вы думаете, почему снова возник такой интерес к викторианским романам? В России сейчас переводят и издают много британской классики и неовикторианских романов — от Элизабет Боуэн до Элизабет Джейн Говард.
Я думаю, у вас в России есть и свои прекрасные романисты XIX века. В юности я провела много часов, читая Достоевского, Тургенева, Толстого, и думаю, что вам, русским, даже не нужны английские викторианские романы, потому что у вас есть собственные прекрасные традиции сторителлинга, которые к тому же имеют огромное международное влияние. В Британии, например, недавно вышел большой сериал «Анна Каренина», «Войну и мир» снимало BBC. Поэтому я думаю, что не только английские викторианские романы такие влиятельные и популярные. В России тоже был потрясающий период сторителлинга, это было очень волнительное время. И мне кажется, что оно было особенно богато на истории, потому что это был период больших перемен.
Если же говорить о романе «Пока течет река», я думаю, это история о прежнем образе жизни, о старом укладе, о том, как люди жили, как понимали друг друга и мир. Эта тема до сих пор очень актуальна, так же как и тема религии, которая до сих пор очень серьезно обсуждается и в Англии, и по всему миру. Действие моего романа происходит в то время, когда суеверия, колдовство, сказки обладают огромным влиянием, потому что это все традиционные пути осмысления человеческого мироустройства
Но XIX век — это еще и начало новой эры, нового понимания бытия. Начинают распространяться идеи Дарвина, люди рассказывают новые истории о человечестве и размышляют о том, откуда мы появились и куда движемся. Люди ищут новые способы познания мира и себя. Весь Толстой об этом. Начинает развиваться психология. Мы привыкли думать, что она зародилась в Австрии и началась с Фрейда, но по факту многое было сделано уже в Викторианскую эпоху в Америке и Англии. И этот интерес к мироустройству, к взаимодействию человека и мира, новые пути понимания себя серьезно повлияли на все сферы жизни. Мне кажется, именно поэтому XIX век с его историями и новыми идеями, новым осмыслением жизни и того, каким человек может быть, оказал такое мощное влияние на культуру и на творчество, на разнообразие тех историй, которые мы теперь можем рассказывать. Я старалась отразить это в своем романе.
И сейчас в новом тысячелетии, когда произошел такой прорыв в науке и технологиях, ситуация очень похожа на то, что происходило в XIX веке. Со всей этой роботизацией, компьютерами, интернетом мы тоже находимся в точке огромных изменений — в этом эти два периода очень схожи, и, может, поэтому Викторианская эпоха так близка нам сегодня. Конечно, когда я писала «Беллмен и Блэк» (а это частично изучение личности трудоголика и того, что случается с людьми, когда они отказываются жить полной нормальной жизнью и только работают), я имела в виду человека XIX века. Но я думала и о сегодняшней молодежи в Лондоне! Сейчас столько историй о людях, в основном молодых, которые постоянно работают, какое-то немыслимое количество часов, принимают наркотики, чтобы продолжать работать, пьют, отказываются от всего, что вызывает эмоции, пренебрегают обычной жизнью, чтобы только работать-работать-работать и зарабатывать деньги. Так что я вижу много параллелей между сегодняшним днем и Викторианской эпохой. И раз у людей есть интерес к романам Викторианской эпохи, значит, они тоже чувствуют и признают, что это не только про XIX век, но и про день сегодняшний.
Возможно, человек сегодня так же не уверен в завтрашнем дне и не знает, что ждет его в будущем. Прежние способы коммуникации перестали работать, все привычное стремительно сменяется новым.
Да, в течение очень долгого время люди во многом жили так же, как их родители, бабушки и дедушки, а сейчас жизнь совершенно изменилась. За одно десятилетие происходят кардинальные перемены, на которые раньше требовалось столетие. И нам надо переделать себя, свой образ жизни, свое мышление. Каждому из нас приходится искать новые пути развития, отличные от тех, что были раньше. Это очень сложно, и я не думаю, что эволюция предусматривает такие скорости. Сомневаюсь, что человеческий мозг способен так же быстро адаптироваться. Не верю, что за этими изменениями можно поспевать безболезненно. Я думаю, люди Викторианской эпохи испытывали примерно те же чувства. Думаю, для умных и сильных людей это было очень волнительное и прогрессивное время. Я вспоминаю Диккенса: он написал так много книг, но ведь он не только писал книги, он был правозащитником, писал в газеты, путешествовал по стране, выступая с лекциями. Этот человек никогда не останавливался, он был словно машина, производящая истории. Когда я читаю о его жизни, я думаю: «О боже, я бы никогда не смогла так!» Кто-то способен уловить энергию эпохи, питаться ею, становясь суперчеловеком. Однако думаю, это редкость. А другие люди, большинство, как и я, находят эти быстрые перемены очень пугающими.
Вы упомянули, что быть «машиной по производству историй» не смогли бы. Как вы отдыхаете?
Обычно я читаю. Лучший способ перестать думать о работе — почитать. Потому что как только я открываю книгу, написанную не мной, автор внутри меня блекнет, становится крошечным. Я хотела бы сказать, что люблю чтение потому, что я столько узнаю, читая. Но на самом деле просто ничто другое не доставляет мне такого удовольствия. Обожаю потеряться в книге! Мне нравится дрейфовать в вымышленном мире, это очень расслабляет. Я читаю каждую ночь перед сном. Даже если я ложусь очень поздно, все равно читаю. И если я рано просыпаюсь, как чаще всего и происходит, то читаю около часа перед тем, как встать с постели. Например, сегодня я проснулась, когда еще не было шести, и читала до семи часов. Но все-таки невозможно писать и читать все время, поэтому иногда я спускаюсь к воде и устраиваю долгую прогулку вдоль реки. Это отличная разминка для тела и отдых для головы. Вообще прекрасно быть близким к природе, и эти прогулки каждый раз разные, но каждый раз чудесные.
О вас, о вашей обычной жизни не так много известно, но читателям это всегда интересно. Расскажите немного о своей семье.
Я выросла в очень простой скромной семье. Моя мама была поваром, она готовила школьные обеды. Мой дедушка был сторожем. Отец был пожарным. У нас была прекрасная любящая семья и совершенно обычная жизнь. Думаю, самой большой драмой для меня в детстве было узнать, что у моей сестры порок сердца. Мне было четыре года, а сестре — два, она была крошечной. Медицина в те времена была недостаточно развита, хирургия в кардиологии только зарождалась. Врачи поставили диагноз, но не осмеливались делать операцию такому маленькому ребенку. Родителям сказали, что мы можем только молиться, чтобы сестра дожила до семи лет. Только в этом возрасте ей смогут сделать операцию. Поэтому мое детство прошло в тревогах за сестру. Мы проводили очень много времени в больницах, постоянно волнуясь за ее здоровье. Из-за этого я раньше, чем другие дети, узнала, что такое болезнь и смерть. Я постоянно помнила, что смерть возможна, что она рядом. И я не могла не думать о последствиях смерти. А ведь я была совсем ребенком. Это оказало огромное влияние на меня. Я была очень-очень скромной, сидела тихой мышкой в углу комнаты, в основном читала и слушала других, разговаривала мало, больше думала. К счастью, моя сестра выжила, сейчас она здорова, у нее все хорошо. Потом у нас появилась еще одна сестра. Мы все очень близки, сестры — мои лучшие друзья и первые читатели. Я думаю, мне очень повезло с семьей, потому что если у тебя есть родители, которые тебя любят, то ничто другое не имеет значения, в том числе много у вас денег или нет. У нас всегда было «достаточно», это важно — чувствовать, что тебе всего достаточно. Думаю, я была очень счастливой. Не всем детям так везет.
Пожалуй, все эти переживания и научили вас ценить то, что имеешь.
Да, во многом я чувствую себя счастливой сейчас, потому что у меня было счастливое детство, несмотря на все переживания. И мы ценили каждую минуту, проведенную вместе. Люди слишком зацикливаются на том, чего не имеют, и забывают ценить то, что у них есть. Сейчас я даже благодарна судьбе за все треволнения и переживания моего детства — они научили меня концентрироваться на главном. Некоторые говорят, что очень несчастны, потому что им пришлось многое пережить, но меня это, наоборот, закалило и научило быть счастливой здесь и сейчас. Так что я благодарна за все, что у меня есть.
У нас осталось время на последний вопрос, и я не могу не спросить о новой книге. Пишете ли вы что-нибудь?
Я пишу, но когда проект совсем свежий, он постоянно меняется, я каждый день что-то придумываю. Поэтому я не могу пока говорить о подробностях. Иначе тот, кто об этом прочитает, будет ждать одну новую книгу, а получит совсем другую (смеется). Я точно знаю, к тому моменту, как книга будет закончена, она будет совсем не такой, какой я могла бы описать ее сейчас. Поэтому не буду говорить об идее романа, просто скажу, что он будет.