Найти за 60 минут: как 4 женщины отряда «Ангел» ищут людей вместе с «Лиза Алерт»

В ноябре 2011 года бухгалтер Елена Горячева вечером срочно разыскивала контакты организаций, объединяющих частных владельцев воздушных судов и пилотов России: «Здравствуйте, это Лена-Кипяток, нам нужна помощь с неба». Вертолетчик Михаил Фарих сразу откликнулся на ник поискового отряда «Лиза Алерт», в котором Горячева участвует добровольно. В мытищинских лесах пропал подросток с непростым диагнозом — аутизм, мальчик испытывал панический ужас при виде собак и посторонних людей. Поэтому поиски в холодном лесу осложнялись еще и отсутствием нормального контакта с ребенком.

Утром следующего дня живого Романа Юданова обнаружила полиция, обошлись силами наземных служб, но сотрудничество поисковиков и вертолетчиков продолжилось. Еще через несколько лет Лена-Кипяток сама получила удостоверение пилота и стала координатором вертолетного поисково-спасательного отряда «Ангел», который занимается поиском потерявшихся в лесу людей с помощью вертолетов. Сейчас в «Ангеле» 15 пилотов, из них четыре женщины.

Елена Горячева, экономист-фрилансер. Пилот вертолета с 2017 года, налет — 50 часов.

Раньше я была классическим офисным сотрудником с рабочим расписанием с 9 до 18 часов, летними поездками на дачу и походами в магазин и кино. Но в сентябре 2010 года моя жизнь изменилась.

Будучи на даче, листала ленту соцсетей и увидела сообщение про заблудившихся в лесу девочку с тетей. Это произошло недалеко от меня, и я поехала на помощь тем, кто их разыскивал. Коллективные поиски закончились трагически: Лизу Фомкину и ее тетю нашли погибшими, причина смерти — переохлаждение. И это случилось не в сибирской тайге, а в подмосковном лесу, не холодной зимой, а в сентябре. От отчаяния я рыдала, не понимая, как такое могло произойти рядом с крупным городом.

Те люди из поисковой группы решили что-то сделать, чтобы подобные случаи не повторялись. Так началась история «Лизы Алерт», общественного объединения по поиску пропавших без вести, я стала его участником и из простого «обывателя» Елены Горячевой перевоплотилась в «спасателя» Лену-Кипяток — это мой ник.

Именно тогда, шесть лет назад, после событий в мытищинском лесу, завязалась дружба между «Лиза Алерт» и вертолетчиками. Отношения эти строились не быстро. Поначалу поиски на земле и с воздуха шли без взаимной координации. Потом мы организовали совместные учения на аэродроме Кудиново. И в 2013 году появился отряд «Ангел».

Я же влюбилась в вертолеты с первого визита на аэродром в 2011 году. Помню, иду по полю, а вокруг все жужжит и крутится. Такая вибрация по телу и в душе, что слов невозможно подобрать от восторга. Тут подходит один из пилотов и говорит: «Лена, ты сегодня обязательно полетаешь». Первый полет! И вот я жду, вся в нетерпении. Вдруг раз — все куда-то улетели. Выяснилось, что летная погода закончилась.

Следующий первый полет я ждала почти год. Нынешний руководитель «Ангела» Александр Михайлов наконец взял меня на борт и покатал. А когда вместе с пилотом я провела в небе несколько часов в качестве наблюдателя поисков, я поняла, что подсела на вертолеты. Начала мечтать уже о самостоятельном о пилотировании.

В 2012 году мой я весила около 130 кг. Мне намекнули: «Хочешь летать — худей», ведь для вертолета лишний вес — критично. Я занялась спортом, села на жесткую диету и за год сбросила 50 кг.

Вскоре я сменила офисный режим работы на свободный график, теперь я бухгалтер на аутсорсинге и координатор поисков в «Ангеле». Не скажу, что жизнь моя стала проще. Но я подстроила работу под свой ненормированный график жизни. Семья привыкла, что с мая по ноябрь я не могу точно сказать, смогу ли присутствовать, например, на семейном торжестве. Я пока не замужем, но хочу встретить человека, который с пониманием отнесется к моему способу самореализации.

Сбылась и другая моя мечта — недавно я получила удостоверение пилота. До подачи документов на экзамен «Росавиции» необходимо налетать минимум 43 часа, а стоимость часа тренировочного полета, например на Robinson R66, составляет $500. Обычно курсанты-летчики проходят минимальный набор полетов за три месяца, но мне понадобилось два года. Помогали друзья-пилоты — знаниями, вертолетом, деньгами. Уже скоро я смогу вылетать на поиски не только как координатор, но и как пилот, буду заниматься вертолетным спортом и путешествовать в небе сама.

Екатерина Харитонова, менеджер российского офиса Cisco. Пилот вертолета с 2015 года, налет — 400 часов

Когда в детстве я в первый раз оказалась на борту самолета, то восприняла полет как праздник. Вид на землю из иллюминатора меня зачаровал, но желание «Я тоже так хочу!» осталось только мечтой.

Я построила карьеру в сфере телекоммуникаций, посвящала много времени семье. А когда, стоя в пробке на МКАД, видела в небе вертолет, то провожала его глазами, предполагая, что за штурвалом сидит сверхчеловек.
В 2014 году случайно увидела сюжет по ТВ про вертолетный клуб «Авиамаркет», где любого желающего учат пилотировать. Когда вечером супруг вернулся с работы, я поставила его перед фактом: «Мы с тобой идем учиться управлять вертолетом, будем летать». Спасибо супругу, что поддержал мою затею, казавшуюся тогда безумной. Через месяц мы уже стали курсантами.

Когда учишься на пилота, вокруг тебя оказывается много интересных людей. Они, например, разговаривают на непонятном языке: у них траверзы, курсы, они знают, кто такой «московский зональный» и как с ним связаться. Они умеют зависать, взлетать. Мы тогда смотрели на этих сверхчеловеков широко открытыми глазами.

Постепенно мы тоже всему научились. А также узнали, что эти пилоты в свободное время летают на поиски, как их ласково называют, «потеряшек». Я и не подозревала, что поиск людей в лесу — такая острая и масштабная проблема, это не единичные случаи, а сотни людей в сезон. Я даже не сомневалась, что как только получу пилотское удостоверение, то обязательно присоединюсь к «Ангелу».

Совмещать поиск людей с работой в большой корпорации и семьей у меня получается только благодаря планированию. Я заранее пишу в отряд, когда готова лететь на поиск, а когда нет. Полет ради полета не так интересен. Да, оттачивание мастерства, да, путешествия, но должно быть что-то еще. Это «что-то» и дает мне «Ангел». Здесь я оказываю не просто абстрактную помощь кому-то. Здесь всегда есть конкретный человек, жизнь которого во многом зависит именно от меня.

Самые сложные вылеты — ночные. У меня такой случился в сентябре 2017 года. После работы в офисе я поставила себе дежурство — готова была вылететь на поиск «потеряшек». В 20 часов поступил сигнал о трех пропавших во Владимирской области: бабушка, мама и двухлетняя дочь. Мой экипаж подготовился и вылетел. Стандартно поиск происходит так: вертолет летит в зону поиска, когда пилот связывается с «потеряшкой», он ставит на навигаторе точку и передает ее координаты наземным поисковым службам, а те уже идут или едут к «потеряшкам».  К 21 часу мой экипаж уже был над лесом, в котором пропала семья. Еще ранее, когда одна из «потеряшек» связывалась со службой спасения, координатор поисков предупредил ее поберечь зарядку телефона. От стресса, видимо, женщина так перепугалась, что вообще выключила телефон.

И вот я с экипажем наматываю круги над абсолютно черным лесом. Дозвониться до «потеряшек» не можем. Я понимаю, что дальнейшее бесполезное кружение съест все топливо, нашла площадку с освещением и решила посадить вертолет. Затем еще больше часа я вызванивала эту женщину. Наконец она догадалась включить телефон и заплакала со словами: «А мы ведь видели, как ваш вертолет летал». Это, кстати, главная проблема ночных вылетов — людям на земле кажется, что пилот их отлично видит сверху. Но это не так. Прожектор вертолета бьет вниз метров на пять, эффект как от спички — внизу и вокруг чернота, ощущение колодца.

Я снова взлетела. По звуку моей машины «потеряшка» с земли координировала мои действия командами «вправо, влево, дальше, ближе». Нашли их уже через несколько минут. «Все, вертолет над нами», — сказала мне женщина по телефону. Я определила координаты семьи, а наземные службы уже быстро нашли маму, бабушку и девочку. Я улетела в Москву, дома оказалась в 4 утра, а днем уже на работу, в офис. Но вылеты и благополучный исход поиска дают такую порцию адреналина, что усталость не чувствуется.

Елена Жуперина, консультант по подбору персонала Coleman Services. Пилот вертолета с 2004 года, налет — 2000 часов

Мы с мужем пошли учиться пилотированию в 2004 году. Оба с детства мечтали о полетах и в сознательном возрасте осуществили свои мечты. И к тому же сократили путь до любимого места на Валдае, где построили дом и бывали в нем довольно часто. В 2006 году мы начали путешествовать по Европе на вертолете. Поначалу мы чуть ли не жребий тянули, решая, кто сядет за штурвал, каждому хотелось больше летать!
Путешествуем мы всегда семьей, наша младшая дочь Нюся — постоянный член экипажа. Она начала летать на вертолете еще до рождения. Во время путешествия по Франции и Германии, когда погода стала ухудшаться, мы приземлились в незапланированном месте. Я посадила машину, заглушила двигатель, вышла из кабины и наткнулась на очень удивленный взгляд встречающего — я, пилот, была на седьмом месяце беременности. Всего у нас четверо детей и уже двое внуков.
Параллельно мы начали увлекаться вертолетным спортом. Сначала это казалось приятным хобби, теперь мы профессиональные спортсмены-пилоты. Первые чемпионские титулы завоевали в 2006 году. Зачет идет по четырем упражнениям. Навигация, когда нужно найти определенные цели на территории примерно 70 км, зарисовать их и финишировать точно в назначенное время. Слалом — самая динамичная дисциплина, когда нужно пронести быстро и аккуратно, не расплескав воду, ведро через 12 ворот шириной в метр. В конце нужно поставить ведро точно на отметку. Два оставшихся — это развозка грузов и полет на точность. Спорт — это повышение мастерства пилотирования. Безусловно, это помогает лучше чувствовать вертолет, увереннее пилотировать. На мой взгляд, 50 «спортивных» часов равны 1000–1500 часам полета просто из точки А в точку Б.

Участие в отряде «Ангел» в нашей жизни началось с очень печальной истории. Три года назад наша коллега по вертолетному спорту, профессиональный пилот Маргарита летела из Тверской области в Москву и пропала. Мы с мужем тут же включились в поисковую операцию. Через двое суток обнаружили в лесу ее разбившийся вертолет…
Потом были еще вылеты на поиск и тоже с трагическим финалом. Это очень тяжело морально. И я никак не могу заставить себя вылететь на поиск, если в чате «Ангела» вижу, что пропал ребенок. Знаю, что многие пилоты тут же отзываются, ведь пилот-поисковик внутренне должен быть готов к любому исходу. Но когда удается кого-то спасти и видишь, сколько радости от этого бывает, то уходят все мои страхи.

Навыки, полученные на занятиях вертолетным спортом, очень помогают при поисках. Я могу уверенно летать на низких высотах, зависать, маневрировать, а самое главное — садиться на ограниченные площадки в лесу. Еще мы с мужем прошли курсы первой медицинской помощи и на наш аэродром Конаково — базу сборной России по вертолетному спорту — завезли все самое необходимое для оказания помощи, включая мобильные аптечки.

Екатерина Чунченпак, Президент Ассоциации поставщиков и производителей канцелярских и офисных товаров России, председатель правления b2b-площадки «Скрепка-Экспо»
Пилот вертолета с 2013 года, налет — около 600 часов

Я боюсь высоты и никогда не мечтала стать пилотом. Всегда думала, что это истории из чужой жизни. Но намек от судьбы получила. Я не поступила на мехмат МГУ и по принципу близости к дому пошла на прикладную математику в МАИ. Там я и получила знания, которые пригодились 20 лет спустя.

Осенью 2013 года друг предложил составить ему компанию в перелете из Италии в Москву на его вертолете. Во время путешествия я с восторгом поняла, что вертолет — это новая степень свободы. Человеку летающему доступно гораздо больше впечатлений, чем человеку, передвигающемуся по земле.

Однако пережитого тогда восторга не хватило, чтобы решиться на обучение. Сработал троллинг друга: «Зачем ты тратишь время на поиск смысла в пилотировании? Научись летать, и смысл найдется». Через два месяца я пошла учиться. Первый визит в клуб в ноябре 2013 года обескуражил. Люди там разговаривали на птичьем языке — каждое слово понятно, а смысл фраз нет. Но я осталась.

Первое, чему учат курсанта, — это висеть, то есть поднять вертолет на два метра и удерживать его там без виляний и скачков. В этом задействованы все четыре человеческие конечности, каждая из которых выполняет отдельную манипуляцию.

Через пять месяцев я получила пилотское свидетельство и присоединилась к друзьям, путешествующим на вертолетах. Со временем возник вопрос: «Где мне применить новые навыки с пользой?»
Друг-пилот Александр Михайлов рассказывал о поисках людей, потерявшихся в лесах: во многих случаях без помощи авиации человека вообще не найти. Михайлов создавал вертолетный поисково-спасательный отряд [нынешний «Ангел»] и предложил мне участвовать. Так я и нашла смысл пилотирования.

Хорошо запомнила один из первых поисков. У меня был урок с инструктором, когда поступила заявка на поиск супружеской пары. Мы были ближе всех к району поисков и приняли ее. Супруги — люди среднего возраста — с утра пошли в лес за грибами и заблудились. Несмотря на жаркое лето, в утреннем лесу обычно холодно. Несколько часов грибники пытались выйти сами, но только промокли и замерзли — они были в футболках и шлепанцах. В службу спасения 112 супруги позвонили, лишь когда из-за стресса у мужчины подскочило давление и он уже с трудом мог двигаться.

Мы с инструктором были вынуждены садиться в бурелом. И даже не садиться: там была болотистая местность, поэтому инструктор на вертолете завис над землей, а я побежала к «потеряшкам». Женщина дошла до вертолета сама, а мужчину надо было тащить. Самое интересное — он ни в какую не отпускал корзинку с грибами. И даже когда он не смог поместиться с этой корзиной в вертолет, он не ослабил хватку. Пришлось мне повысить голос, отобрать грибы и передать их женщине с другой стороны вертолета.
Я увидела, как обычный поход в знакомый лес может обернуться драмой, как испуг провоцирует людей на неправильные действия: когда они осознали, что забрели не в ту сторону, они запаниковали и ушли еще дальше в бурелом.

Любой поиск — это тревога и неопределенность. Когда поиск человека, особенно ребенка, оборачивается трагедией, пилот грызет себя — пересматривает карту поисков, свои треки [маршруты поиска], спрашивает себя: «Мог ли я действовать иначе?» Забыть такое невозможно, это серьезный эмоциональный пробой. Но я прекрасно понимаю: если я все брошу, не полечу в следующий раз, то точно больше никогда никого не найду и не спасу.