На сайте Первого канала мне встретилась новость в замечательной формулировке: «Закон «О защите детей от информации, причиняющий вред здоровью и развитию» вступает в силу». Ошибки в согласовании не бывают случайными. Вредный закон уже приведен в действие. С этого учебного года все телевизионные передачи, фильмы и даже газеты и журналы маркируются по возрасту. Вместо памятного по СССР грифа «Детям до 16 лет» теперь есть еще и «до 6» и «до 12».
Это то, что мы решились-таки взять у Америки — у которой мы всегда брали только то, без чего не могли обойтись: тракторы в 1930-х и тушенку с танками в 1940-х. Американская система считается образцом, хотя мне трудно понять, разумен ли рейтинг, в котором в одной запретной категории NC-17 оказываются рядом «Мечтатели» Бертолуччи и «Эммануэль 2». В России же на большинство телевизионных программ я бы и так поставил гриф «не рекомендовано к просмотру никаким разумным человеком».
Создатели нового закона не разрешают говорить детям об алкоголе (понятно, что об этом у нас ребенок может узнать только с экрана, откуда же еще), запрещают нецензурную брань (язык, на котором говорит половина населения страны), не позволяют подвергать сомнению семейные ценности и «формировать неуважение к родителям и (или) другим членам семьи». Но еще удивительнее то, что детям не велят знать о жестокости, насилии, смерти, болезни, о возможности «несчастного случая, аварии или катастрофы и (или) их последствий». Это все та же советская идея, что если о чем-то не говорить, то этого не существует. В этой логике долго жила целая страна, в которой я родился и которая агрессивно не желала знать ничего плохого. Мы ругаем чернуху, но тогдашняя белуха была ничуть не лучше.
Теперь государство спохватилось и хочет контролировать телевизоры по всей стране. С тем же успехом они могли бы претендовать на то, чтобы контролировать холодильники: что берет оттуда ребенок? Не бутылку ли пива?
Возрастной рейтинг будет присваиваться экспертами. Не буду говорить о том, что вменяемость и независимость института экспертизы были уже много раз продемонстрированы в наших судах.
Не знаю, придем ли мы к американской ситуации, когда из старых фильмов будут стыдливо вырезать сцены с курением и питьем, но я исхожу из того, что рейтинги эти писаны только для тех, кто не знает, чего ждать от кино, и не уверен в том, что он сможет объяснить детям, что они только что увидели. В конце концов надпись на пачке сигарет «Убью на месте!» еще не помешала закурить ни одному подростку.
Закон пугает меня не тем, что он, на мой взгляд, глуп, а тем, что он, как всегда, идет по пути наименьшего сопротивления. Его как будто бы разрабатывали мои дети. Всякий раз, когда я усаживаю их перед экраном и готовлюсь поставить новый диск, они буквально требуют у меня прокатное удостоверение.
— Там кого-нибудь убивают? — спрашивает сын.
— А не обижают ли там собак? — тревожно уточняет дочь.
А дети там счастливые или несчастные? Этот фильм веселый или грустный? И если я скажу, что фильм грустный и собакам там несладко, они сделают все, чтобы этот фильм провалился в нашем домашнем прокате.
Дети категорически не хотят смотреть ничего, что заставляло бы их о чем-то задумываться, кому-то сострадать и вообще расстраиваться. «До свидания, дети» Луи Маля — там предательство и смерть. «А зори здесь тихие» — там убивают всех девушек. «Ромео и Джульетта» Дзеффирелли — нет повести печальнее на свете. Может быть, еще раз посмотрим «Рататуй»? В кино дети ведут себя точно так же, как за столом, где они требуют ясных и простых вкусов и желательно побольше сладкого.
Должны ли они знать, что на свете есть множество горького и кислого? Или, может быть, неплохо, что до определенного возраста им хочется видеть за окном только солнце? Я всегда вел себя точно так же. Да что там «вел»! Я и сейчас за волосы тащу себя на печальный фильм — пусть его смотрят другие, я лучше пересмотрю что-нибудь милое и славное, что я и так знаю наизусть. Все, что мне надо было посмотреть и чему я теперь рад, мне приходилось начинать через силу. Спасибо, было кому меня принудить.
Теперь мою лень охраняет специальный закон. Мне говорят, что детям нельзя смотреть фильмы ужасов. А по-моему, детям нельзя смотреть ужасные фильмы. Таков отныне будет мой домашний закон.