Зачем слушать эфиопский джаз.
Однажды в Баку я разговорился с Монти Александром — пожилым ямайским пианистом, который в юности аккомпанировал Синатре, а прославился, скрестив реггей с джазом. Монти рассказывал о том, что он слушал в детстве на острове. Это был странный набор: модная американская музыка — Пресли, Армстронг, Гершвин, The Platters, The Coasters. Плюс тринидадское калипсо, кубинские и западноафриканские записи, плюс — европейская симфоническая музыка, которая звучала в кинотеатрах: Равель, Барток, Бах, Дебюсси. Все это для юного пианиста было одинаково ценным подарком — бесконечный океан звука, в котором все равны и все едины.
Сотрудник «Нью-Йоркера» Джон Сибрук позже назовет такую систему ценностей nobrow — в ней нет высокого (Равель) и низкого (Пресли) и все одинаково любопытно. Для Америки nobrow стало важной концепцией в 1990-е, и Сибрук опишет ее на примере самого «Нью-Йоркера», который раньше публиковал громадные тексты без картинок про историю философии и разведение пчел, а с приходом Тины Браун стал писать про О. Джей Симпсона и хип-хоп. Но страны третьего мира жили в стилистике nobrow всегда, и лучшие образцы того, что позже назовут world music — будь то реггей или афробит, — всегда были попытками местных музыкантов переиграть по-своему чужую модную музыку, услышанную по радио.
Сейчас акценты сместились, и теперь уже в Америке и Европе слушают — и даже пытаются играть — и афробит, и камбоджийский рок, не говоря уж про реггей. Особенно это заметно на примере эфиопского джаза — странного гибрида кул-джаза, фанка и местной эстрады, появившегося в клубах Аддис-Абебы в 1960–1970-е. Сперва рынок наполнился переизданиями архивной эфиопской музыки (в профильной серии Ethiopiques вышло уже 27 сборников), затем эта музыка стала появляться в фильмах (в частности, у Джармуша в «Сломанных цветах»), эфиопских звезд стали приглашать на фестивали — и вот уже гениальный пианист Мулату Астатке выступает в Санкт-Петербурге и дает мастер-классы, а во Франции, Германии и Америке появляются группы, которые сами пытаются исполнять эфиопский джаз (а также эфиопскую электронику и эфиопский фьюжн). Dub Colossus, Debo Band, Woima Collective, Akale Wube, Either/Orchestra, Analogik — все эти люди заучивают наизусть записи Тлахуна Гессессе и Махмуда Ахмеда и пытаются осилить амхарский. У них отличная пресса, неплохие продажи и блестящее будущее, потому что в мире nobrow у амхарского хита столько же шансов, сколько у Let It Be.
Akale Wube «Mata»
Это квинтет парижан, наслушавшихся дисков Ethiopiques. Слышно, что больше всего они слушали грустные инструментальные записи Мулату Астатке — и звучать стараются примерно так же.
Samuel Yirga
«Guzo»
В Лондоне вот уже четыре года с большим успехом записывается англо-эфиопский проект Dub Colossus — удачная попытка скрестить амхарскую музыку и даб. А сейчас вышел сольник их юного пианиста — остроумный европейский джаз с эфиопским влиянием.
Debo Band
Бостонский джаз-бенд играет очень шумную, очень американскую и очень броскую версию того, что звучало в клубах Аддис-Абебы. Самые успешные из современных адептов эфиоджаза.