Белый налив

Водка совсем как человек. Только более концентрированная. Мы состоим из воды на 70 процентов, она — только на 60. Водка нынче в моде. Не потому, что мы устали от гран крю, а потому, что в моде у нас теперь все русское. А что может быть более русским, чем она, любезная?

Холодный пламень

Положа руку на сердце, когда вы приходите с мороза домой, о чем вы мечтаете, разматывая шарф и выковыривая снег из ботинок? Что вам хочется немедленно принять? Бокал Шато Марго? Вдову Клико? Черный Гиннесс? Не смешите. Вы жаждете единственного в мире ледяного напитка, дающего тепло.

Нужно ли учить читателя пить водку? Правой рукой к ротовому отверстию подносим прозрачную емкость, вмещающую от 50 до 75 граммов водки, охлажденной до 8–10 градусов выше нуля по шкале Цельсия. Держим строго вертикально, пока она не коснется верхней губы. Левая рука при этом в произвольной позе крепко держит вилку с наколотым соленым огурчиком или иным маринованным грибком. Рывком опрокидываем рюмку, почти выплескивая водку в ротовую полость. Резкий глоток, как выстрел в упор в русской рулетке. С той только разницей, что здесь каждый shot — покер! Бинго! Джек-пот!

Этой нашей манеры никак не могут понять иностранцы, употребляющие водку, лучший в мире шот-дринк, во всевозможных лонг-дринках. Джеймс-Бондовская манера мешать водку с мартини — на самом деле какая-то половинчатая попытка примирения западного и восточного стиля потребления. Водка в коктейлях теряет свою руководящую и направляющую роль, оставляя остальные ингредиенты сиять собственным светом и лишь добавляя им грубой убойной силы. Пропадает ее девичья чистота, березовая белизна и родниковая прозрачность, породившая множество ласковых прозвищ типа «хлебная слеза».

Водка получила свое название от воды и так же, как вода, во многом лишена запаха и цвета. Но жизнь без нее невозможна. Водка не обладает никаким особенным вкусом, кроме водочного. Но он так неуловим, что остается спорить: существует ли он или это просто результат неудачной очистки.

Поэтому водка проявляет себя не в качестве оглушающего средства расширения сознания — в этом смысле наше время предоставило людям множество адекватных и неадекватных замен. Она — верный помощник за праздничным столом. Кто не любит водки, тот не знает радости застолья, поскольку водка нуждается в разнообразных закусках, меняющих вкус и послевкусие каждой пары — стопочки с капусткой, стопочки с огурчиком, стопочки с грибочком, с икоркой, с блинком и так далее до бесконечности. Водкой следует сопровождать любое блюдо русской кухни, иначе оно покажется слишком тяжелым, жирным, соленым.

Да что там русская кухня! Нет такой еды, к которой не подходила бы водка. Спросите работников наших сушарен, что закусывают россияне суси и сасими. Спросите завсегдатаев ресторана «Пекин», чем в эпоху расцвета советско-китайской дружбы запивали утку по-пекински или кисло-сладкий бамбук. Правда, служившие в Африке и на Кубе советские военные советники уверяют, что водку нельзя закусывать бананом, но в локальном конфликте водки и банана дело, возможно, в переизбытке первого и в недостатке второго.

Рука Кремля

Водка является выдающимся продуктом русской идеи, так сказать, концентрированным (хотя и правильно разведенным) выражением России. Патриотически настроенный россиянин в каждой стопке ощущает вкус ее необъятных хлебов и сладких ручейков, прошедший огонь и медные трубы. Остается удивляться, почему водка давно не объявлена национальным проектом. Видимо, лишь в силу того, что наш нынешний президент боится, что его спутают с президентом прошлым.

А ведь Кремль и водка — понятия исторически близкие. Когда в 1970-х годах иноземцы посягнули на патентную чистоту русской водки и потомки недобитых белогвардейцев-водочников стали выдвигать свои претензии на наше национальное богатство, испугавшиеся советские внешнеторговцы заказали исследование историку, дипломату и величайшему знатоку русской кухни Вильяму Похлебкину. Ему предстояло доказать аксиому «Россия — родина русской водки».

Вильям Васильевич, автор блестящий и увлекающийся, пошел еще дальше. Он обнаружил, что водка была впервые произведена не только что в России, не только что в Москве, но прямо-таки в Кремле, среди святынь Чудова монастыря. Казалось бы, фантастика. Но его удивительное открытие как-то не прозвучало особой новизной — никто никогда и не сомневался, что водку в Кремле придумали, делали, делают и будут делать в Кремле. Совершенно очевидно, что с царских времен где-нибудь под Тайницкой башней бьет источник и очередной кремлевский хозяин захаживает туда по утрам. Нацеживает из-под струи запотевший стаканчик, опрокидывает, говорит: «Эх, хороша!» и идет работать с бумагами.

Сладкий яд

В России, к сожалению, водка — понятие политическое и лишь в последнюю очередь гастрономическое. Есть три источника нынешнего водочного бума в нашей стране.

Первый — экономический. Благодаря усилиям правительства нормального вина по нормальным ценам в России не купишь. А водка и монополия на спирт в течение нескольких столетий лежали в основе российской экономики. Лежали и скоро лягут опять.

Второй — националистический. Водка — напиток, резко противостоящий засилью инородцев. К примеру, само употребление водки легко отличит мусульманина от христианина (и в этом смысле она является для ортодокса прямо-таки святой водой).

А третья и главная причина в том, что водка — великий примиритель.

Она, говоря по-ленински, не только коллективный пропагандист, но и коллективный организатор. Нет другого такого продукта, способного объединить партийного лидера и вора на зоне, генерала армии и бесправного рядового, кремлевского олигарха и проклинающего его в принадлежащем ему средстве массовой информации либерального журналиста. В водке скрыто классовое единство.

Но в водке скрыто и классовое расслоение. Все эти названные и неназванные категории российского населения пьют вроде бы водку. Если же быть более точным, все они пьют то, что одинаково называется. Но пьют при этом совершенно разные напитки, отличающиеся друг от друга и сырьем, и спиртом, и качеством воды, и пропорциями их смешивания, выраженными в итоговой цене. Даже этикетки этих напитков им незнакомы, и если бы бутылка платинового «Русского стандарта» встретила бы бутылку какого-нибудь провинциального «сучка», она бы проехала мимо, не обернувшись.

С целью усугубления классового контраста, дабы потребитель получал не просто водку (которую «и монаси приемлют»), а совершенно особенную драгоценную эссенцию, затеваются проекты супердорогой водки вроде Kauffman за скромные 150 у. е. бутылка. Когда я слышу это, у меня все сжимается внутри и хочется уже идти спасать Россию.

Дело ведь не в том, как эта водка называется — «назови хлебом, я бы ее грыз». Дело в том, что водка просто не может быть дорогой, она должна быть дешевой и хорошей. Достоинство напитка как раз и состоит в том, что в классической водке эти две несовместные вещи мирно уживаются — как ни в одном коньяке, как ни в каком виски.

Национальная особенная

Водка — это великая тайна природы, добытая алхимиками. Философский камень для легкого превращения неблагородных материалов в благородные — пусть камень этот и оказался жидким. Элементарное сырье: пшеница, дрожжи, молоко или рыбий клей, чистая недистиллированная вода. Никакого выдерживания в дубовых бочках, купажа, ремюажа и дегоржажа — подключил, нацедил, разбавил — пей, да дело разумей.

Стандарт разбавления установил русский гений, изобретатель периодической системы элементов Дмитрий Менделеев. После полутора лет напряженных экспериментов, когда близкие уже стали опасаться за его разум и печень, он определил единственно правильную пропорцию водки — исходя не из объема, а из веса смешиваемых ингредиентов. В его докторской диссертации «Рассуждения о соединении спирта с водою» приведена формула волшебного напитка: «Сорок частей спирта по весу дают в растворе сбалансированную смесь гидратов, основная доля которых с тремя молекулами воды. Такая вязкость раствора единственно возможная для того, чтобы водка не была водянистой и крепкой — была идеальной питкости». Продукт идеальной питкости и был в 1894 запатентован Россией под названием «Московская особенная».

Что тут особенного? Что еще нужно для производства: ведро качественного спирта, ведро воды, весы и честный весовщик при них. Это именно тот уровень технологичности, на который можно рассчитывать в России. И тот уровень цен, который должен быть доступен каждому россиянину. Смысл тут прозрачен, как прозрачна сама водка.

Если когда-то на стволах пушек писали «последний довод королей», то слова «последняя надежда государства» могли бы быть начертаны на водочной этикетке.

Народоволец Михаил Новорусский, которого царские сатрапы бросили в казематы Шлиссельбургской крепости, вспоминал, как революционеры, люди интеллигентные, сведущие в естественных науках, выписали с воли по почте химические наборы и начали выгонять спирт. Тюремная водка была для них глотком свободы. Им она и остается даже в самые худшие времена.

Так что оставим политикам идеи устройства мира, в котором машины едут только на русском бензине, а головы работают исключительно на русской водке. А сами выпьем и снова нальем. Потому что пьяный проспится, а паразиты — никогда.