Генеральный директор АО «Международный аэропорт Шереметьево» о том, как он впервые сел на мотоцикл.
Когда вы впервые сели на мотоцикл?
М.В.: В местах, где я служил, — а служил я в Шинданде, а потом в Кабуле — были штатные мотоциклы, я ездил на них, пока вокруг не поняли, что ездить на мотоциклах нельзя. Не потому, что они плохо ездили, а потому, что обстановка была не для мотоциклов. Первый мой мотоцикл — MВ-750, военный. Первый гражданский — К-750.
То есть байкером вы стали во время службы. Насколько я помню, вы из военной семьи.
М.В.: Да, я из семьи военных. Родители, кстати, пишут нашу историю, передают какие-то сведения о родственниках, считается, что я чуть ли не в седьмом поколении военный. Семья у папы была большая, четыре мальчика, и все четверо стали военными, в том числе и мой папа. Когда я родился, меня тоже спрашивали, кем я хочу быть — пожарным или космонавтом. Годам к 14 я уже уверенно отвечал — военным и все.
В военном деле меня привлекало все — и форма, и выправка, и организация. Армия — это потрясающая вещь. Все самые лучшие вещи делались в первую очередь для армии. Даже интернет, диктофоны, гаджеты, которые у нас здесь лежат, они создавались в первую очередь для армии. А потом использовались в гражданской жизни. В армии лучшие, с моей точки зрения, профессионалы, инженеры, специалисты. В армии определенный качественный порядок, правильные взаимоотношения, удивительное уважение к старшим, это все очень здорово.
И вы были военным комендантом нескольких аэропортов — в Кабуле и Ташкенте.
М.В.: Да, у меня такая специальность — я инженер по эксплуатации транспорта. Если говорить точно, соблюдать терминологию и табели о рангах, в Кабуле я был не военным комендантом, а помощником, старшим помощником военного коменданта, лейтенантом. А вот комендантом аэропорта Ташкент я действительно был — капитаном на подполковничьей должности. Чем запомнилось то время? Работа, очень много было работы. В Кабуле — охрана, оборона, воинские перевозки, командировки, проверки. Про Ташкент помню, что это потрясающий город. Город был дружный и многонациональный, с моей точки зрения, очень добрый, открытый, радушный. В Ташкенте я служил в 1983–1989 годах (в 1989-м я уже поступил в Военную академию тыла и транспорта). Это был ввод и вывод войск, воинские перевозки, то есть работа специфическая.
Но давайте вернемся к мотоциклам. Вы продолжили ездить на гражданке?
М.В.: Когда я переехал в Москву, столкнулся с проблемой — транспортными пробками. И понял, что мотоцикл — средство передвижения, которое меня устраивает. Я приезжаю на нем на работу, я уезжаю на нем с работы, летом это нормальное явление. Наши работники относятся к этому как к неизбежной составляющей имиджа руководителя. Нет, они не обязаны становиться байкерами. Каждый должен сам выбирать свои увлечения и свои хобби, и нет необходимости кому-то что-то навязывать. Разве что если у кого-то появлялось желание — я очень много вижу наших сотрудников, которые в последние годы стали ездить на работу на мотоциклах. Это удобно. Это реально сокращает время в пути. Это даже не мой пример, а веяние времени.
А ночью вы ездите? В больших колоннах с огнями и фейерверками?
М.В.: С шумом, гамом? У меня достаточно тихий мотоцикл, и мне, конечно, важно, как он выглядит, но мне дополнительно для имиджа ничего не нужно. Мне вполне достаточно, что я могу им пользоваться как транспортным средством. Поехать куда-то попутешествовать, да, это интересно. А ночные выезды ради того, чтобы потусоваться в толпе, — нет.
То есть вы не участник клубов? Или вы все же общаетесь с другими байкерами?
М.В.: Конечно, общаюсь, со многими дружу. И это очень уважительные и добрые отношения — как говорят, душа одна, два колеса, да? Но при этом я не участник клубов и не любитель тусовок.
А у байкеров из власти строятся дополнительные отношения из-за общего увлечения?
М.В.: Нет, работа есть работа.
То есть вы совместных заездов не совершаете?
М.В.: Нет. Я обычно езжу с друзьями. Например, из Москвы в Санкт-Петербург. У меня есть друзья-товарищи, которые ездили по Америке, есть друзья, которые ездили далеко по России. Конечно, дорожные условия не сравнить, но хотелось бы повторить их подвиг.
Как ваше стремление к порядку совмещается с байкерской привычкой к быстрой езде?
М.В.: Риск должен быть разумным и отношение к вождению тоже. Что касается мотоцикла, с моей точки зрения, активная безопасность на мотоцикле выше. Скорость реакции, возможность уйти в потоке. Пассивная безопасность гораздо ниже, байкер меньше защищен, чем человек в автомобиле, но среди байкеров больше тех, кто исполняет правила движения, раз в 20 больше законопослушных, чем среди автомобилистов. Вы знаете, что самое страшное для байкера? Девушка за рулем с телефоном. Обратите внимание, эти девушки не смотрят в зеркала, считают себя самыми главными на дороге. А на дороге много участников движения, в том числе и байкеры. А двигаться быстрее потока на мотоцикле безопаснее.
Вы говорите, что избегаете светской байкерской жизни, не вступаете в клубы, а с «Ночными волками» сотрудничаете?
М.В.: Мы давно и хорошо знакомы. Познакомились через общих друзей, это было давно, наверное, в 2005 или 2006 году. Еще до того, как началась их активная политическая жизнь. И мне очень нравится в «Ночных волках» (хотя много найдется оппонентов, которые мне выскажут), что они большей частью верующие и патриотичные люди, они умеют делать праздники, они даже несколько раз делали елки для сотрудников нашего аэропорта. И это было шоу на достаточно высоком, хорошем уровне. Поэтому у нас самые теплые отношения.
Они сейчас стали практически политическим ресурсом.
М.В.: Я бы не сказал, что это политический ресурс, вопрос не в политике. Понимаете, с моей точки зрения, мотоцикл дает возможность быть более откровенным и более прямолинейным. И они откровенно и прямолинейно говорят о том, что их волнует. Шоу, которое они делали в Севастополе, пробеги с возложением, ведь это делается каждый год на 9 Мая. И только в последнее время на это стали обращать внимание, а это происходило каждый год. Это их отношение к открытию новых церквей, каждый год ведь ребята выезжают, вкладывают деньги в развитие православия. Вызывает уважение.
А каким спортом вы еще занимаетесь?
М.В.: Меня очень привлекают спортивные гонки. Да, я лицензированный гонщик Российской Федерации международного класса. Делить время между мотоциклом и гонками стало сложнее — я в этом сезоне в двух гонках только участвовал, на Нюрбургринге. Раньше времени было больше, а сейчас в связи с работой, с консолидацией мало. Кстати, гонки помогают совершенно спокойно ездить по дорогам общего пользования. Я езжу гораздо медленнее, чем другие. Мне не надо никому ничего доказывать.
Коммуникация с семьей Ротенбергов из-за вашего увлечения гонками должна только выигрывать.
М.В.: Я видел несколько раз их команду на гонках, но мы участвуем абсолютно в разных соревнованиях. Я участвую в кузовных гонках по Нордшлейфу, Северная петля и Общая, а команды Ротенбергов — это в основном кольцевые гонки Гран-при, это супермощные машины, это совершенно другой бюджет, совершенно другие пилоты, совершенно другая история. Поэтому нет, мы даже не пересекались.
Вы часто улетаете из других аэропортов? Что вы чувствуете в этот момент? Вам хочется все поменять или нет?
М.В.: Да, если есть такая необходимость, я иногда летаю из Домодедово, иногда из Внуково. Вы знаете, можно пересмотреть много фильмов, но есть один любимый. Может быть, там недоигрывает актер, с режиссером что-то не так, но этот фильм любимый. Вот с Шереметьево то же самое. Переделать — да, в основном в европейских аэропортах. Меня бесит их снобизм, неуважение к пассажирам и при этом иногда лакейское внимание к ним со стороны пассажиров.
Когда пассажиры считают, что там круче, чем здесь?
М.В.: Да. А на самом деле там не круче.
Но там часто бывает хорошо.
М.В.: Часто?
Часто.
М.В.: А куда вы летали последний раз?
В Мадрид и Симферополь. Могла сравнить.
М.В.: Какой пассажиропоток в Мадриде? А в Симферополе? Плюс к этому в случае с Крымом с поездами катастрофа, очень тяжело с переправой, пассажиропоток существенно увеличился. А терминалы-то не появляются за одну секунду.
Бог с ним, с Симферополем.
М.В.: А вы помните, какой в аэропорту в Мадриде пол, потолок? Что-нибудь помните, кроме эйфории от того, что вы прилетели за границу?
Неловко говорить, но я за границей не первый раз. Я скорее в Крыму давно не была и поэтому впечатлена. Так что с потолком?
М.В.: Я во Франкфурте 2,5 часа стоял на паспортном контроле и спрашивал наших пассажиров, когда 15 кабин закрыто, а одна открыта: «Почему вы не возмущаетесь?» А они мне говорили: «Потому что мы языков не знаем, во-первых, а во-вторых, могут в страну не пустить». Так вот, обратите внимание как-нибудь на потолки в европейских аэропортах. В 80% случаев потолков нет.
А это плохо?
М.В.: Не знаю, это хорошо или плохо. Их просто нет. Или выкрашено в черный цвет вот это переплетение труб и мелкая реечка или отвалившиеся реечки, из которых торчат провода.
Ну, лофт в моде. А есть какой-нибудь аэропорт в мире, в котором все хорошо и вы готовы брать с него пример?
М.В.: У меня есть любимый аэропорт, я про него уже говорил, это Шереметьево. А брать пример есть с кого, конечно. Это в первую очередь азиатские аэропорты. Там везде избыточное качество.
Денег везде в принципе вкладывают много. И мы тоже: инфраструктура требует серьезных вложений. Но там строят с запасом, с существенным запасом, что дает возможность создавать для пассажиров какие-то удобства — когда нет пассажиропотока, государство берет на себя ответственность, потому что это государственные проекты. Государство берет на себя ответственность, вкладывает деньги и позволяет продлить окупаемость — до 10–20 лет. И на этих избыточных площадях, которые не востребованы, создаются катки, музеи бабочек, бассейны, аквариумы для рыб и т. д. Именно это я и называю избыточным качеством. Плюс к этому в Азии большой уровень уважения к пассажирам и доброжелательное отношение, пусть оно даже наученное и напускное.
У меня был такой случай, дело было в Мюнхене, мы с коллегой были в аэропорту, в начале нашей деятельности, и он подробно мне рассказывал о том, как круто в Германии. Мы зашли в бизнес-зал. Там сидели девушки, мы подошли с ваучерами, коллега подает ваучер и говорит: «Пожалуйста, мы можем пройти?» Она поднимает голову, опускает и опять работает. Он говорит: «Я не понял, мы можем пройти?» Она опять поднимает голову и говорит: «I am working on the computer». В это время мой товарищ уронил портфель. Так вот, в азиатских аэропортах вы с таким не столкнетесь.
А кто-то будет куда-нибудь летать, по вашим прогнозам, в ближайшее время?
М.В.: Вот вы, судя по всему, часто летаете за рубеж. А вы Россию хорошо знаете? Вы когда-нибудь были на Байкале? А на Курилах? А на Камчатке? Так вот, я думаю, что если у наших туристов появится возможность, и мы сами сможем предоставить пассажирам возможности летать по нашим городам, и будет развиваться наш внутренний туризм, это будет неплохо. Вы ведь знаете, как мало заграничных паспортов выдано в России? И поэтому тем, кто летает в первую очередь в Турцию, может, стоит тоже посмотреть по сторонам.
Ну, с внутренними перелетами, кажется, тоже не стоит обольщаться. Если вернуться к мотоциклам, кажется, мотоциклы — это свобода. Вы чувствуете себя свободным человеком?
М.В.: Свободным, но с обязательствами.
Вы мужественно боретесь за права курильщиков.
М.В.: Я мужественно борюсь не за права курильщиков, а за права пассажиров. Я одинаково отношусь к тем пассажирам, которые курят, и к тем, которые не курят. У обеих категорий должна быть возможность воспользоваться своим правом и не доставлять неудобства другим. Можете их обзывать, ругать, наклеивать на тех местах, где они находятся, всяческие надписи, которые бы их призывали бросить, как на пачках с сигаретами. Но раз сигареты продают, хотя на них написаны все эти страшные вещи, значит людям предоставляется возможность и право курить. Если человек имеет эту страсть и не может курить в самолете, но в транзитной зоне находится, ему предстоит следующий полет, это не связано с безопасностью, то есть с нарушением правил безопасности, и мы можем предоставить ему такую услугу, то мы должны это сделать. Должны, я считаю, это правильно, потому что так поступают во всем мире. Я много раз уже говорил, у нас 40% людей курит в стране. И если из 32 млн пассажиров у нас курит порядка 12–14 млн, то этим 12–14 млн мы должны создать условия, чтобы они чувствовали себя комфортно, чтобы они не чувствовали себя изгоями.
Кстати, а вы давно были за границей? Или только на Камчатке?
М.В.: Нет, я вот совсем недавно вернулся, мы проводили тендер, выбирали подвижные составы для туннеля. Я летал в Швейцарию, ездил во Францию, потом через Швейцарию в Австрию. Я объехал пять заводов, это было месяц, наверное, назад.