Опубликовано в журнале GEO №158 за май 2011
На свою последнюю битву Андрей Дмитриевич Сахаров вышел 12 декабря 1989 года.
В СССР — кризис. Впервые после войны введены талоны на сахар, бастуют шахтеры, митингуют крымские татары, в Нагорном Карабахе — стрельба. Но руководство страны в нерешительности — то ли железной рукой наводить порядок, то ли начинать реформы. Коммунисты пытаются удержаться у власти, но остановить новую эпоху уже невозможно. Виктор Цой поет «Мы ждем перемен»; впервые после хрущевской «оттепели» у граждан просыпается интерес к политике. Самые интересные телепередачи — прямые трансляции съезда народных депутатов. Люди ходят по улицам с радиоприемниками и даже берут отпуска, чтобы не пропустить ничего важного.
За полгода до этого, 9 июня 1989 года. Первый съезд народных депутатов подходит к концу. Академик Сахаров просит дать ему 15 минут для выступления: «Это очень важно». Депутаты недовольно шумят, Михаил Горбачев дает пять. Сахаров начинает с критики: съезд не выполнил главной задачи, не реформировал власть, избрав Горбачева председателем Верховного Совета СССР «без дискуссии и даже без символической альтернативности». Поэтому тот обладает «абсолютной, практически не ограниченной властью». «Это крайне опасно, даже если этот человек — инициатор перестройки»…
Пять минут заканчиваются сразу после того, как Сахаров требует отменить шестую статью конституции, закрепляющую монополию КПСС на власть. Раздается звонок, Горбачев повторяет «хватит, заканчивайте», зал шумит, затем выключают микрофон.
Но неприкосновенное затронуто. Слова Сахарова разносятся по стране, обсуждаются в метро, в парках и очередях, повторяются на митингах, выливаются в протест против власти в письмах и телеграммах.
Андрею Сахарову пишут со всей страны так, как в России писали царю. Жительница Волгоградской области просит помочь осужденному сыну. Она не знает Сахарова, но обратиться к нему «посоветовали добрые люди». 70-летний оленевод с Таймыра, озабоченный упадком хозяйства, обращается к Сахарову как к последней инстанции, так как «говорят, Вы никому не отказываете». Коммунист из Белоруссии пишет: «Потерял веру в партию — в стране хаос, расхлябанность, бесхозяйственность». Обращается к Сахарову, ибо он самая «уважаемая и честная фигура в Верховном Совете».
И вот, спустя полгода, в первый день работы Второго съезда, Сахаров вновь стоит перед депутатами. «Отец» водородной бомбы; лауреат Нобелевской премии мира, проживший в ссылке столько же лет, сколько продолжалось военное вмешательство СССР в Афганистане, против которого он протестовал.
Высокий, сутулый, худой, с венком седых волос на ученой лысине, раньше времени состарившийся, необыкновенно застенчивый и необыкновенно настойчивый. Носящий чересчур короткие брюки, а иногда даже и разные ботинки. Один перед 2106 депутатами. Перед телевизорами — миллионы. Над ним — Михаил Горбачев. Сахаров требует включить в повестку дня вопрос об отмене шестой статьи конституции. «Я получил много писем от советских людей, требующих отменить эту статью», — говорит он.
Горбачев раздражен: «Я вам дам тысячи телеграмм! Не надо манипулировать мнением народа!» Сахаров, как всегда, вежливо, уточняет: у него 60 000 подписей и 5000 телеграмм. Спору между самым могущественным и самым смелым, между главным перестройщиком и главным диссидентом внимает вся страна. Опросы общественного мнения показывают: Сахаров занимает первое место по популярности среди советских лидеров, обогнав самого Ленина — и Горбачева.
Спустя два дня Сахарова не стало. Вернувшись домой с заседания Межрегиональной депутатской группы (МДГ), либеральной фракции съезда, на которой он призывал к забастовке против шестой статьи, он объявил жене и собравшимся дома друзьям: «Завтра будет битва!» Прошел в кабинет отдохнуть — и умер. Причиной смерти врачи назвали врожденную болезнь сердца.
Люди прощаются с Сахаровым три дня.
4 февраля 1990 года 200 000 человек протестуют в Москве против руководящей роли коммунистической партии. И уже через месяц пленум ЦК КПСС поддерживает инициативу Горбачева о введении многопартийности. 12 марта Третий съезд народных депутатов отменяет шестую статью. «Поправка депутата Сахарова» — под этим скромным именем вошло в историю, по определению депутата Анатолия Собчака, самое радикальное событие России с октября 1917 года.
«Не из ложной скромности, а из желания быть точным замечу, что судьба моя оказалась крупнее, чем моя личность. Я лишь старался быть на уровне собственной судьбы», — писал Сахаров, следуя традиции российской интеллигенции занижать собственные заслуги.
Он родился 21 мая 1921 года в Москве. Его отец Дмитрий Сахаров — преподаватель физики. Живут Сахаровы, как в то время все — бедно. Роды были тяжелыми, ребенок слаб. Сахарова спасают весна и НЭП, короткий период процветания в голодной стране, достигнутый возвратом к рыночной экономике. А главное: родители Андрея — Дмитрий Сахаров и Екатерина Софиано — любят друг друга и обожают своего первенца. «Внутреннее благородство, присущее Сахарову, было воспитано в семье. Он доброжелательно относился к любому», — говорит правозащитник Сергей Ковалев. Без родительской любви развить в себе такие качества невозможно.
Вскоре многочисленные учебники и научные работы принесут известность Дмитрию Сахарову и позволят снять комнату в загородном доме, купить сыну книги и заграничный деревянный самокат. На нем он разъезжает по двору дома номер 3 в Гранатном переулке в Москве.
Физике Сахарова учит отец — «лучший преподаватель физики страны», как считает сотрудник Сахарова Борис Болотовский. Отец чувствует, что его сын пойдет гораздо дальше него, — и не ошибается.
В 1947 году Сахаров с блеском защищает кандидатскую диссертацию. Его тут же приглашает поделиться научными взглядами сам «принц Игорь» Курчатов, работающий по приказу Сталина над созданием атомной бомбы. Кабинет Курчатова поражает Сахарова своими размерами и целой батареей разноцветных телефонов. Первая собственная жилплощадь Сахарова — 14 квадратных метров в коммуналке на улице 25-го Октября (Никольской). Жильцов трое — Сахаров, его первая жена Клавдия и дочь Татьяна.
Курчатов предлагает Сахарову присоединиться к «Атомному проекту», но тот отказывается: не хочет покидать теоретическую физику и своего учителя Игоря Тамма, разрабатывающего теорию атомного ядра и элементарных частиц в Физическом институте имени Лебедева, ФИАНе.
Решение оказывается верным и с точки зрения карьеры: год спустя Андрей Сахаров и Виталий Гинзбург под руководством Тамма приступят к созданию оружия еще более мощного — термоядерного. «Мир, в который мы погрузились, был странно-фантастическим, разительно контрастировавшим с повседневной жизнью», — напишет Сахаров. Его открытия стали основой советской водородной бомбы, оружия в двадцать раз более мощного, чем то, которое уничтожило Хиросиму. 12 августа 1953 года его успешно испытывают на полигоне под Семипалатинском.
С 1948 года Сахаров заперт в Сарове. Этот монастырский город в 500 километрах от Москвы, в который в 1903 году Николай Второй и императрица Александра приезжали кланяться мощам святого Серафима и просить послать им сына, советская власть превращает в «Арзамас-16»: окруженный колючей проволокой объект, удаленный со всех карт. Сахаров проведет здесь 20 лет, почти одну треть своей жизни.
В 32 года Андрей Сахаров — самый молодой член Академии наук СССР. Он попадает в организацию с исключительной привилегией: члены академии избираются без вмешательства партии. С их открытиями, особенно в области вооружения, считаются в мире. За званием академика следует полный набор высших советских наград: Герой Социалистического Труда, Сталинская премия, дача, машина и прямая телефонная линия в Кремль.
В 1955 году, после испытания второй бомбы, академик Сахаров подсчитывает: на каждую мегатонну взрыва в будущем приходятся 10 000 больных раком. Но окончательный перелом в воззрениях «отца водородной бомбы» биограф и переводчик мемуаров Сахарова Ричард Лури датирует 1961 годом.
Это год больших надежд и больших разочарований, характерный для российской истории, обреченной на «один шаг вперед, два назад». В 1961 году первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев решает вынести тело Сталина из Мавзолея, а в октябре 1962 года под давлением Хрущева президиум ЦК КПСС принимает решение о публикации рассказа Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича».
В том же году тот же Хрущев дает «добро» на строительство Берлинской стены и прерывает мораторий на ядерные испытания. Академик Сахаров — единственный протестующий против отмены моратория. Он считает, что возобновление испытаний нанесет ущерб «делу разоружения и обеспечения мира во всем мире».
В том же году умирает его отец. В одном из последних разговоров с сыном Дмитрий Сахаров с грустью скажет: «Ты как-то сказал, что раскрывать тайны природы — это то, что может принести тебе радость. Мы не выбираем себе судьбу. Но мне кажется, что ты мог бы быть счастливей».
Десять лет спустя, когда уже написаны и миллионными тиражами разошлись на Западе «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», когда Сахаров уже отстранен от секретных работ и его рвет на куски советская пресса, старшая сестра его отца Татьяна скажет опальному ученому: «Папа гордился бы тобой!»
В 1968-м, почти за 20 лет до перестройки, Андрей Сахаров в своих «Размышлениях» призывает — ни много ни мало — к сближению социалистической и капиталистической систем для решения глобальных проблем, в том числе и экологических. Но принципиально новое — связь политики с правами человека: «Ключ к перестройке государственной системы в интересах человечества лежит в интеллектуальной свободе».
Почему из самого стратегически важного объекта сверхдержавы вышел диссидент? Соратники ученого не видят здесь парадокса. Коллега Сахарова Борис Болотовский считает: за колючей проволокой «Арзамаса-16» были собраны люди, отличавшиеся «внутренней свободой». «Руководство страны следило за тем, чтобы они не выдали военных секретов, — говорит 82-летний физик сегодня. — А на вольнодумство они закрывали глаза».
80-летний правозащитник и биофизик Сергей Ковалев, который в декабре 1975 года был приговорен к лагерям и ссылке за «антисоветскую пропаганду», по-другому объясняет этот феномен: «Наука и нравственность взаимосвязаны. Как и всякий хороший ученый, Андрей Сахаров стремился к несбыточным целям». Великий физик Эйнштейн считал «внутреннее стремление к постижению цели» частью морали.
«Вся интеллектуальная деятельность Сахарова полностью соответствовала тем качествам, которые характеризуют настоящего ученого: бесстрашие, бескорыстие, беспристрастность», — говорит Сергей Ковалев.
Есть и еще объяснение общественной деятельности Сахарова: «чувствовать чужую боль» (Ковалев) Сахаров научился в семье. Его дед Иван Сахаров, будучи известным московским адвокатом, защищал жертв еврейских погромов, пострадавших в пароходных авариях и участников забастовок. Выступая за отмену смертной казни в России, он стал одним из составителей сборника «Против смертной казни», в котором была и статья Льва Толстого «Божеское и человеческое». Книга произвела глубокое впечатление на его внука Андрея.
В 1970 году Андрей Сахаров становится одним из учредителей Московского комитета по правам человека; призывает к отмене смертной казни, протестует против принудительного лечения в психиатрических больницах. В том же году он, к тому времени вдовец, знакомится с правозащитницей Еленой Боннэр. Когда в 1975 году академик удостаивается Нобелевской премии мира и советская власть не выпускает его из Москвы на церемонию вручения, в Осло едет Елена Боннэр.
Как ни странно, его оставляют в Академии наук. Возможно, Сахаров обязан этим физику Петру Капице, который в разговоре с президентом Академии наук Мстиславом Келдышем якобы скажет: «Гитлер тоже исключил Альберта Эйнштейна из Берлинской академии наук».
Когда в 1979 году советские войска вторгаются в Афганистан, академик Сахаров протестует. В 1980 году он в интервью западногерманской газете «Вельт» призывает к бойкоту Олимпийских игр в Москве. После этого к нему приходят из КГБ.
Последующие семь лет Андрей Сахаров и Елена Боннэр проводят в Горьком, закрытом для иностранцев городе. У него квартира в сорок два квадратных метра на проспекте Гагарина, напротив отделения милиции. Около двери — круглосуточный патруль, под окнами дежурит машина. По этому поводу Елена Боннэр напишет такой стишок: «Из московского окна площадь Красная видна/А из этого окошка только улица немножко/Только мусор и г…о — лучше не смотреть в окно/И гуляют топтуны — представители страны».
Милиционеры регулярно обыскивают квартиру, отбирают все рукописи и печатную машинку; следуют по пятам за Сахаровым в кино, в магазин, на кладбище, стоят рядом, когда он сажает цветы или ждет такси. «Наймит ЦРУ», «сионистская марионетка», «поджигатель войны» — пишут про него газеты.
Когда Сахаров объявляет голодовку, его кормят принудительно. Валят на кровать и связывают руки и ноги, вводят в вену иглу. Или надевают на нос зажим, чтобы мог дышать только через рот. Когда он его открывает, вливают ложками кашу. Или открывают рот принудительно, рычагом, вставленным между деснами. «Умереть мы вам не дадим, но инвалидом сделаем», — приговаривает врач.
Сахаров и Боннэр и представить себе не могли, что 16 декабря 1986 года, на следующий день после того, как трое в штатском установят в квартире телефон, ровно в три раздастся звонок и они услышат голос самого Горбачева. «Нравственный выбор в конечном итоге оказывается и самым прагматичным», — любил говорить Сахаров.
За свою жизнь Андрей Дмитриевич Сахаров повлиял на судьбу России минимум дважды. Что было бы, если бы он не умер в 68 лет? Сергей Ковалев, которого многие считают единственным продолжателем идей Сахарова в России, считает, что он мог бы стать президентом страны. Но стал «иконой»: «традиционный способ умертвить человека и духовно», — говорит Ковалев.
Провидцем Сахаров действительно был: уже в 1974 году он предсказал интернет. Он считал, что без альтернативных источников энергии Запад может лишиться своих демократических устоев — необыкновенно актуальное сегодня наблюдение. Французский кинорежиссер Иосиф Пастернак сказал о нем так: «Сахаров — это уникальное явление. Он как бабочка, бабочка-метеорит, пронесся неожиданно через пространство, обжег нам всем душу».
И, как бабочка, просуществовал сравнительно недолго.
Фото: Юрий Рост