Вот и прошла очередная «Акция 31». Прошла как обычно: сравнительно небольшие группы людей, собравшиеся в Москве и Петербурге, были разогнаны ОМОНом. В провинции митинги, как правило, были крайне немногочисленными и прошли без эксцессов. Ничего нового нет. И уж конечно, нет ничего нового в рассуждениях по следам событий. Из традиционных тем выделю одну, которую можно суммировать словом «непонятно».
Непонятны «объясняющим господам», по большому счету, две вещи. Во-первых, если оппозиция такая слабая, что даже в столицах ее хватает на сбор полутора сотен активистов и небольшого количества сочувствующих, то чего же их разгонять? Это ведь получается, пользуясь любимым словом российского политолога, лишний «пиар» для оппозиции, а для властей — какая выгода? Во-вторых, непонятно, зачем оппозиция упорно продолжает лезть на рожон. Вот есть же хорошая оппозиция в правильных странах: она взаимодействует с властями, конструктивно критикует, влияет. Божья благодать. А тут какое-то бессмысленное хулиганство. Фу.
Конечно, для среднестатистического российского «политолога» само слово «непонятно» — это риторическая фигура. Профанам, может, и непонятно, но нам-то да… Сговорились… Проплатили… Рука руку моет… Эту теорию, за отсутствием каких бы то ни было фактов, подтверждающих сговор между Лимоновым и Сурковым, Л. Алексеевой и Сечиным, я оставлю в стороне. Сосредоточусь на обстоятельствах, которые без этой теории кажутся непонятными. Я их таковыми не нахожу и нужды в теории заговора для их разъяснения не вижу.
Мне кажется, беда российской политической аналитики, профессиональной и не очень, состоит в том, что она как-то задержалась мозгами не то в 1993-м, не то в 1997 году. Тогда в России была пусть и неконсолидированная, но демократия; базовые политические свободы — прежде всего, свободы собраний и союзов — соблюдались; и тогда, действительно, все эти непонятки были бы уместными. Но тогда, по правде сказать, ничего подобного и не происходило. Если уж сравнивать, то с первыми акциями «Демократического союза» в 1988 году. Но исторические параллели — дело довольно неблагодарное, поэтому давайте сначала договоримся, что у нас сейчас 2010 год, и посмотрим повнимательнее, что происходит в стране.
А в стране происходит авторитарный режим. Не такой, как коммунистический. Разница состоит в том, что ограничения на некоторые свободы (например, на свободу слова) менее жесткие. Но более важно то, что поскольку нынешний российский режим — в отличие от коммунистического — имитирует демократию, то он вынужден проводить имитационно-свободные выборы. На главных таких выборах, президентских, конкурировать в рамках этого режима может только «Путин, Медведев или кто-то третий» против символических кандидатов вроде Зюганова или Богданова. На думских выборах картинка погуще: в них позволено участвовать «оппозиционным партиям». Но оппозиционность этих партий — фикция. Они часть декораций.
Любая оппозиция, которая не является имитационной, в России запрещена законодательно. Это обеспечивает действующий закон о политических партиях, который устанавливает такие правила их регистрации, что выполнить их невозможно, но можно договориться с В. Сурковым. Он пропустит, если захочет. Но ценой пропуска как раз и будет переход в категорию фиктивной оппозиции.
Итак, элементарный российский политический факт 2010 года состоит в том, что оппозиция запрещена. Но если так, то никаких каналов «влияния» на власть у нее нет по определению. А это значит, что единственная доступная ей тактика — уличные акции. Это в логике авторитарного режима. Со стороны самого режима эта логика естественным образом прочитывается как необходимость эти акции разгонять. Почему?
Потому что если их не разгонять, то, во-первых, они будут служить оппозиции площадкой для рекрутирования нового актива, а во-вторых, превратятся в регулярное занятие для широкого круга людей, которые политикой не очень интересуются, но могут иметь другие мотивы к участию: повышение самооценки, общее раздражение, даже просто тяга к интересному времяпрепровождению. Таких людей, в принципе, немного, но на огромный город вроде Москвы найдутся десятки тысяч. А телекартинка с десятками тысяч митингующих — это уже большая политика. Это значит, что запрещенная оппозиция становится силой.
К счастью для властей, эту угрозу можно блокировать, и очень просто — мордобоем. Потому что у потенциально широкого круга участников стимулы — слабые, и даже не очень сильные контрстимулы, даже перспектива провести несколько часов в участке, перебивает их напрочь. Мордобой — это уже для потенциального актива, но тоже очень эффективно. Поддержать статус-кво без ОМОНа невозможно. Власти это понимают и действуют соответственно. Конечно, не может действовать иначе и оппозиция: другой доступной тактики у нее нет. Действие и противодействие уравновешиваются. Система стабильна.
К сожалению, краткосрочная стабильность подобных систем поддерживается за счет их долгосрочной устойчивости. Чем дольше поддерживается подобная ситуация, тем более уязвима система к любому, даже слабому, внешнему шоку и внутреннему разладу, и тем более катастрофическим становится исход. Но это тема для другого разговора.