Автор — обозреватель «Новой газеты»
Некоторые смерти проходят незамеченными или почти незамеченными. О кончине академика Георгия Арбатова сообщили информагентства и интернет-агрегаторы, но написать толком что-то поверх скупых агентских биографических сведений практически никто не смог. Казалось, он — человек из другого мира. Настолько стар и до такой степени выпал из медийного оборота, что нам, «из другого поколенья», просто нечего сказать и уж тем более — не оценить масштаб потери.
Между тем при всей своей феерической продолжительности и насыщенности биография академика Арбатова совсем не из прошлого. Потому что феномен интеллигента-при-власти, пытающегося в рамках дозволенного и в границах самоцензуры гуманизировать режим и дать ему «советы», — это типаж новейшей российской истории. Сегодня таких персоналий и из академического, и из чиновничьего мира, и из среды коммерческой (креативной) интеллигенции множество. Они пытаются работать на власть, хотя самой власти это не очень нужно. Примерно так было и в застойные времена, на которые пришелся творческий расцвет академика Арбатова, который стал главным американистом Советского Союза и советником всех вождей, больших и малых, от Отто Куусинена до Михаила Горбачева и — в небольшой степени — даже Бориса Ельцина.
Биография Арбатова как коктейль с несколькими слоями, культурными и историческими. Только налитый не в пижонский хайбол, а в стакан для чая в тяжеловатом «наркомовском» подстаканнике с изображением Спасской башни Кремля. Этот человек прошел через все возможные этапы советско-российской истории. Детство его пришлось на 1930-е годы, когда отец будущего академика работал в Германии. Арбатов воевал — причем по-настоящему, имел боевые награды. Учился в МГИМО и начинал работать в издательстве иностранной литературы в годы послевоенной паранойи Сталина. А вся остальная его карьера связана с попытками гуманизации режима. Только не извне — кинокартинами, прозой, поэзией, а изнутри — советами вождям. Его школа — ключевые либеральные, или во всяком случае пытавшиеся быть либеральными, издания того времени: «Вопросы философии», «Новое время», «Коммунист» и, конечно же, пражский журнал «Проблемы мира и социализма», который вообще можно считать кадровой колыбелью перестройки.
Сближение с властью началось для него с «оттепели», когда сразу после XX съезда ЦК принял решение о подготовке нескольких новых учебников по общественным наукам: разумно было начать ментальную разморозку с переделки сознания. Учебник по основам марксизма-ленинизма писала рабочая группа под руководством Куусинена. В группу входил журналист «Нового времени» Арбатов. С тех пор существенная часть жизни главного американиста страны Советов проходила на природе в оазисах передовой марксистской мысли — на рабочих дачах Системы.
Он работал в знаменитой блистательной группе спичрайтеров андроповского отдела соцстран, который в ЦК называли просто «Отдел», чьими усилиями режим иной раз обретал некое подобие человеческого лица. В группу входили в разное время, например, Александр Бовин и Федор Бурлацкий. И даже покинув ЦК и получив возможность основать Институт США и Канады АН СССР, Арбатов оставался одним из ключевых советников вождей и интеллектуальных архитекторов тогдашней «перезагрузки» отношений с США и вообще разрядки. Не говоря уже о том, что он входил в спичрайтерские группы, работавшие на Брежнева. «Очень скоро, — писал Арбатов в своих воспоминаниях, — разнузданно-сталинскому влиянию на Брежнева все же был создан определенный противовес».
Он называл себя «человеком Системы» и по факту был таковым. Хотя и входил в круг интеллектуальной элиты — все понимавшей, пытавшейся изменить ситуацию к лучшему и в то же время не выходившей за границы сытого конформизма. Ему, как и многим блестящим перьям из его поколения, были свойственны одновременно аппаратный цинизм и академическая добросовестность. Один из участников спичрайтерских посиделок, тоже уже человек совсем немолодой, как-то рассказывал: сидели на совещании спичрайтеров с Брежневым, и Леонид Ильич, с нарастающим изумлением копавшийся в тексте своей речи, спросил главного специалиста по международным делам Арбатова: «Юра, а что такое общий кризис капитализма?» — «А х… его знает, Леонид Ильич», — ответил академик. Степень либерализма во время мозговых штурмов, судя по этой и другим многочисленным историям, была запредельной. (Самая известная байка повествует о том, как Брежнев сказал Бовину: «Саша, давай так: ты мне объяснишь, что такое «конфронтация», а я тебе — что такое боровая дичь».) Другой разговор, что идеи партийных интеллектуалов почти никак не влияли на гуманизацию политики, а иные, как Александр Яковлев или Александр Бовин, даже изгонялись в почетную ссылку.
«Человек Системы», который при Брежневе стал депутатом Верховного совета СССР, членом ЦК КПСС, работал и на Андропова, и на Горбачева, привлекался и к консультированию Ельцина. Но гайдаровские реформы, как и многие другие представители его поколения, Арбатов не принял. Тексты последнего времени смотрелись несколько архаично и наивно. Но, безусловно, Арбатов всей своей биографией заслужил право и на архаичность, и на наивность.
Его жизнь — урок и пример недореализованных благих намерений. Интеллектуалы внутри Системы если и могут что-то изменить, то в очень малых дозах. Система должна измениться сама, на то должна быть ее политическая воля. И она либо меняется, либо разваливается. А по ходу дела и по ходу Истории задача советников, как говаривал Андрей Николаевич Илларионов, — советовать…
Автор — обозреватель «Новой газеты»