Обвинять бывшего мэра в том, что он хотел разрушить старую Москву, так же глупо, как обвинять зараженного малярийным плазмодием комара в том, что он хочет убить человека
Я уже плохо помню, что делал в тот момент, когда зазвонил телефон. Но я помню время — 10:06 — и до сих пор могу посмотреть его, нажав кнопку Входящие. На том конце трубки была моя знакомая. «Знаете?» — спросила она, но я не знал. Она удивилась и рассказала мне то, о чем уже знали все. Именно тогда — впервые в жизни — я услышал это странное, как будто заимствованное из «Русской правды» слово — отрешение.
Здесь я хочу предельно ясно сказать то, что, кажется, принято оборачивать в иронию, бьющие под дых факты и визжащие, как побитые шлюхи, цифры. Так вот: я не люблю Лужкова. Я родился в самом центре Москвы и прекрасно помню, как выглядело то, чего больше нет. Я помню, как еще 25 лет назад жившие в центре люди вытаскивали на улицу столы и сидели во дворах с детьми. А также с домино или с водкой — неважно. Я помню, как на Тверской росли деревья — и как потом их вырубили, потому что они загораживали витрины. Я помню, как еще совсем недавно на месте современных бизнес-центров стояли старые дома, в которых жили коренные москвичи.
Несколько лет назад для журнала «Большой город» я сделал материал про то, как в 300 метрах от здания мэрии — обманом и силой выкинув всех жильцов — инвесторы пытались разрушить старинный дом с двухсотлетней историей. Я встречался с его последними обитателями — престарелой мамой и ее дочерью. Они отказались уезжать и жили одни в пустом доме, который время от времени начинал гореть. Мама много курила, а дочь нервно рассказывала о том, как кто-то убил их кошек, оставив мертвые тела во дворе. Я смотрел на обеих и, кажется, думал о том, что, если сегодня на московского мэра упадет комета Галлея, я, скорее всего, просто улыбнусь. Но это было давно.
Ровно неделю назад, в 10:06, узнав последние столичные новости, я повесил трубку и понял, что чувствую все что угодно — кроме радости. Наверное, то же самое ты чувствуешь на передовой в ту минуту, когда заканчивается война: ко всем твоим чувствам примешивается досада, потому что ты уже привык держать в руках оружие. А еще ты понимаешь, что тот, кого вчера ты должен был убить, вдруг стал таким же, как ты.
Мне действительно жалко Лужкова. То, что в должности мэра он не доживет до первых заморозков, стало понятно давно: тому, кого государственные каналы официально объявили разрушителем старой Москвы, не продержаться долго.
Но если быть честным, именно это обвинение кажется мне самым уродливым. Обвинять Лужкова в том, что он хотел разрушить старую Москву, примерно так же глупо, как обвинять зараженного малярийным плазмодием комара в том, что он хочет убить человека. Комар просто хочет немного крови, вот и все.
Ликование защитников старой Москвы преждевременно, потому что у старой Москвы не было личного врага. Ушел один человек, который очень любил деньги, и на его место придет другой, который тоже будет любить деньги.
Ожидать, что в городе вдруг перестанут сносить старые районы, строить плохие дороги и чуть что выпускать Газманова, по меньшей мере очень по-детски. Я почти уверен в том, что дом 1915 года постройки, в котором я родился и из которого меня, конечно, давным-давно выселили, в конце концов снесут и поставят на его месте сверкающий, как эмалированная кастрюля, бизнес-центр класса А.
Но все же этот новый человек будет другим. Гоняющего геев косноязычного пчеловода-изобретателя в кепке больше не будет, и об этом я жалею больше всего.
Объяснить это не так просто. Несколько лет назад я был в Афганистане. Бродил по пыльным улицам. Говорил с людьми. Пил чай. А потом встретил бывшего моджахеда. На его правой руке не было пальцев: советская мина. «Я люблю русских, — сказал он. — Вы храбро дрались. В отличие от американцев, которые не выходят из своих бронированных джипов, вы сражались лицом к лицу, и мы видели ваши лица».
Я вспомнил эту историю потому, что более точно я не могу объяснить, что чувствую к бывшему мэру: он был безусловным врагом, но у него было лицо. И потеряв из виду это лицо, я начинаю по нему скучать.
Повторюсь: глупо ждать, что новый мэр остановит все полузаконные стройки, победит коррупцию в дорожном строительстве и восстановит по старым чертежам Военторг. Но новый мэр точно не будет носить кепку, не будет убедительно разносить с трибуны геев, а пчелы, шмели и осы будут для нового мэра не более чем крашеными мохнатыми мухами.
Это будет человек без лица, и он будет выглядеть так, как принято сейчас среди тысяч абсолютно одинаковых, ничем не отличающихся друг от друга чиновников средних лет: политкорректная речь, аккуратный костюм, строгое, чуть глуповатое выражение на лице и, конечно же, айпад или — на худой конец — айфон.
Глупо, наверное, но если, к примеру, мне суждено погибнуть под колесами автомобиля, то я бы предпочел, чтобы за его рулем сидел расхристанный баянист из Курска, который выйдет из машины и пнет мое мертвое тело, чем отглаженный выпускник юридической академии, который тут же заблокирует изнутри все двери и станет спокойно звонить своему адвокату.