Почему интеграция на пространстве бывшего СССР идет тяжелее, чем в Западной Европе после Второй мировой войны
Россия всерьез берется за восстановление экономического единства постсоветского пространства. Ставка делается на реинтеграцию рынков и производственных цепочек — будь то Таможенный союз или объединение активов с Украиной. Правда, призывы к слиянию российских и украинских компаний в стратегических отраслях — газовой, атомной, авиастроительной — воспринимаются в Киеве как угроза суверенитету. Между тем они воспроизводят принципы, положенные 60 лет назад в основу европейской модели, которую принято считать эталоном мирного и выгодного всем совместного развития.
Жан Монне, идеолог объединения Западной Европы после Второй мировой войны, эмпирически пришел к интеграционной формуле: наличие масштабной политической цели (обеспечение прочного мира), опора на выгодные участникам экономические средства (объединение стратегических активов для минимизации издержек) и соблюдение равноправия за счет паритетного делегирования суверенных функций наднациональным органам. Прообразом ЕС стало Европейское объединение угля и стали (ЕОУС), в рамках которого недавние смертельные враги Франция и Германия пошли на слияние отраслей, генерировавших войны. Следующим шагом, кстати, было создание Евроатома — агентства по развитию революционных в ту пору атомных технологий.
В российско-украинском случае формула Монне применима, но стороны к этому не готовы. Цель та же, что и тогда: сохранение мира и стабильности в Европе. Конечно, отношения между Россией и Украиной, слава Богу, не сравнить с франко-германскими после двух мировых войн. Однако логика становления независимой друг от друга государственности чревата конфронтацией именно в силу близости — Москва по геостратегическим причинам хочет сохранить Киев в своей орбите, Киев, напротив, в интересах национально-государственного выживания ищет внешние альтернативы. Это противоречие может подводить к опасной черте. Во время грузинской войны Россия и Украина почти буквально оказались по разные стороны фронта, а конфликты в газовой сфере порождали кризисы общеевропейского масштаба.
Идея Монне, что интеграция должна начинаться именно в наиболее конкурентных сферах, дабы соперники были заинтересованы в совместном успехе, соответствует российско-украинской ситуации, например в ТЭК или ВПК. Тем более что элементы советского народно-хозяйственного комплекса, разделенного «по живому», за 20 лет в полной мере так и не адаптировались к самостоятельному существованию. То есть первые две составляющие плана Монне, касающиеся цели и средств, реализуемы. Ключевым, однако, является третий компонент — политическое равноправие.
Учредители ЕОУС (Франция, Германия, Италия и вместе взятый Бенилюкс) были общностями сопоставимого экономического и политического калибра — они могли на паритетных основах обсуждать делегирование полномочий. Процесс все равно был крайне сложным, но спасала возможность гибкого баланса. Сближение на постсоветском пространстве с участием России предполагает гигантскую асимметрию с угрозой поглощения. Так, развитие Союзного государства России и Белоруссии полностью застопорилось в начале 2000-х годов, когда Владимир Путин, отложив в сторону риторику о братстве и дружбе, предложил Александру Лукашенко «честную» интеграцию пропорционально размеру ВВП — 97 к трем. Поэтому либо все потенциальные партнеры будут искать противовесы на стороне, либо Москве придется пойти на серьезное самоограничение, поступившись сиюминутными преимуществами ради долгосрочных перспектив воссоздания единого пространства. До недавнего времени Россия такой готовности не демонстрировала, сейчас, правда, ситуация начинает меняться. Например, Таможенный союз, если он заработает в полную силу, потребует явных уступок партнерам.
Еще одной проблемой является тот факт, что в Западной Европе к моменту начала интеграции сложился геополитический статус-кво, гарантом которого выступали Соединенные Штаты. На постсоветском пространстве в этой роли выступать может только сама Россия, но как раз она пока окончательно не определилась с отношением к существующему положению вещей. Тем не менее новый подход необходим. Перемены на глобальной арене демонстрируют: помогать постсоветским странам особенно некому, у всех хватает куда более важных забот. Москва, не найдя верного тона и правильной стратегии, вполне может не справиться с функцией интегратора. Однако пострадают от этого не только амбиции России, но и стабильность всего евразийского пространства, от которой зависит и мир XXI века.
Автор — главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»