Смягчение политического режима, установленного Петром I, началось едва ли не сразу же после смерти императора. Говорить о свободе в послепетровские десятилетия трудно: дворяне, например, подвергались телесным наказаниям за неуплату их крестьянами налогов. И все же уже в 1730-х годах следует целый ряд важных послаблений. Дворяне получают возможность сами выбирать себе род занятий и место службы: указ от 6 мая 1736 года, например, предписывал дворянских недорослей «определять в армейские и гарнизонные полки по их желаниям, а малолетних записывать в школы и обучать грамоте и прочим наукам, кто к чему охоту возымеет». Подросткам же, записавшимся в школы, устанавливалось государственное содержание, чтобы они, «имея надежное пропитание, обучались, кто к каким наукам преклонность иметь будет».
От права выбирать себе профессию далеко до Великой хартии вольностей. Но поставим себя на место людей той эпохи: на фоне петровского безразличия к личным пожеланиям подданных подобное внимание к индивидуальным предпочтениям — большой шаг вперед. Вопрос в том, почему правительство вдруг ими заинтересовалось. Традиционно историки видят здесь уступки обретающему классовое самосознание дворянству. Ключевую роль приписывают кризису 1730 года: хотя императрица Анна и разодрала тогда навязанные ей олигархами-«верховниками» ограничивающие ее полномочия «кондиции», страх перед дворянством остался.
Элита обретает свободу в противостоянии с режимом: картина и понятная, и интеллектуально привлекательная. Другое дело, что никаких свидетельств обеспокоенности правительства Анны Иоанновны оппозиционными настроениями дворянства у нас нет. Историки просто предполагают, что правительство «должно было быть» обеспокоенным.
В официальных документах мы находим массу обоснований совсем другого рода. Например, в анонимном проекте конца 1720-х об основании кадетского корпуса автор пишет, что для воспитания хороших офицером необходимо «избрать младых людей, которые б имели Жени, то есть натуральное склонение к чему». «Жени» — это, конечно, французское génie. Сейчас оно обозначает просто «гений», но в начале XVIII века под гением понимали предопределенную природой (по сути, физиологией, сочетанием различных жидкостей-«гуморов» в организме) индивидуальную склонность человека к чему-либо. А раз так, бороться с «природными склонностями» бесполезно. Вот характерный пассаж: некий Александр Гордон, пишет издатель его мемуаров, в молодости по приказу своего отца изучал в Париже право, но когда в 1688 году была объявлена война, «поддался природной склонности своего гения» и записался в армию. Франко-латинский словарь 1732 года в статье Génie призывает даже «восхищаться разнообразием природных склонностей» среди людей.
Соответственно, хороший управленец того времени должен принимать склонности как данность и учитывать при принятии кадровых решений. И в документах 1730-х мы постоянно находим отзвуки такого подхода. Немецкие эксперты, стоявшие во главе Шляхетного кадетского корпуса, одного из первых элитных учебных заведений молодой империи, составляют подробные характеристики на каждого учащегося, отмечая, к чему он имеет «природную склонность» или «особливую охоту». Еще один экспат, ключевой министр аннинского царствования фельдмаршал фон Миних составляет в 1737 году характеристики на всех своих офицеров. Он отмечает, например, что гвардии майор Елизаров «имеет мало склонности к полевой службе». Генерал Румянцев, отец выдающегося полководца, «понимает службу», однако же «склонности его более устремлены к министерству и к статской службе». Неудивительно поэтому, что указ того же времени велит молодых дворян «записывать по их склонности в государственные академии и другие школы».
Иными словами, дворяне получают право выбора, потому что правительство считает: это позволит эффективнее ими управлять. Такие вот извилистые корни у русской свободы. Странно было бы ожидать, что государевы холопы однажды проснулись свободными. Признание индивидуальной автономии человека вытекало из представлений о глубокой заданности его поведения, по сути, об отсутствии у него свободы выбора. И вовсе не собирались немцы-эксперты делать политические уступки элите. Они, напротив, пытались выстроить более эффективное государственное управление в соответствии с новейшими теориями своего времени. А раз так, представитель элиты мог настаивать на своем праве индивидуального выбора, вовсе не ощущая себя оппозиционером, — наоборот. В итоге все это привело к свободе настоящей, к эмансипации дворянства в 1762 году и к декабристам. Обычные парадоксы модернизации.
Автор — директор по прикладным исследованиям Российской экономической школы