В 1990-е годы для того, чтобы напечатать статью в ведущем западном управленческом журнале, достаточно было включить в заголовок слово «Россия». Интерес к экономическому развитию нашей страны, становлению российского капитализма был огромным. Не будучи в полном смысле исследователем, я постоянно получал приглашения на научные и практические конференции, предложения написать статью или поучаствовать в подготовке книги о российском бизнесе.
Ситуация начала меняться со второй половины нынешней декады. Начну с себя. Написанная мною в соавторстве с коллегами из INSEAD книга The New Russian Business Leaders, несмотря на хвалебные рецензии критиков и теплые отзывы читателей, продается медленно, притом что ее русский вариант давно разошелся. В моей INSEAD, называющей себя «бизнес-школой для всего мира», два года назад было принято решение о создании третьего (после французского Фонтенбло и азиатского Сингапура) учебно-исследовательского центра в Абу-Даби, а не в Москве или Петербурге. Тревожащиеся о моем будущем коллеги настоятельно рекомендуют мне, и так единственному преподавателю школы, систематически занимающемуся российским бизнесом, переключиться на изучение лидерства и корпоративного управления в Китае или Индии. Что касается общей ситуации, то заметно сокращается число специальных конференций о России, а организаторы более универсальных форумов теряют интерес к докладам и статьям о российском бизнесе.
Почему мировое управленческое сообщество начало разворачиваться к российскому бизнесу спиной как раз тогда, когда наша экономика демонстрировала бурный рост и вышла на шестое место в мире по объему ВВП? Самое популярное объяснение — ухудшение условий для ведения бизнеса, усиление вмешательства государства в экономику, беззаконие, коррупция и т. д. Действительно, по всем этим меркам современная Россия не является идеальным местом для развития бизнеса, особенно для новых, малых и иностранных предприятий. Не буду утомлять примерами — они хорошо известны, замечу только, что, по классификации Всемирного банка, с точки зрения легкости ведения бизнеса Россия занимала в 2009 году 118-е место в мире, в то время как Эстония — 22-е, Казахстан — 64-е, Китай — 86-е, Индия — 132-е (для ориентира, на 1-м месте — Сингапур).
Глупо спорить с фактами, но ведь и в 1990-е условия для развития бизнеса в нашей стране были, мягко говоря, не идеальными, а интерес внешнего мира был на самом высоком уровне. Что изменилось?
Не претендуя на исчерпывающий ответ, рискну поделиться соображением, возникшим у меня под впечатлением от двух абсолютно разноплановых событий — разговора с моим коллегой из INSEAD и последней встречи президента Медведева с лидерами крупного российского бизнеса. Изучающий глобальные предприятия коллега обратился ко мне с просьбой назвать ему 3-4 крупные глобальные компании российского происхождения. Его интересовали наши митталлы, таты, инфосисы, хаиры, хуавеи. Задачка оказалась трудной — после напряженных раздумий я выдал ему «Лукойл», «Русал», «Северсталь» и... «Газпром». Коллега вернулся ко мне через некоторое время явно разочарованный: «Ты, наверное, меня не понял — мне интересны не крупные национальные компании с несколькими активами за рубежом, а глобальные бизнесы, которые работают по всему миру. Как, например, ArcelorMittal или китайский производитель бытовой техники Haier». Я был вынужден признать, что такие российские компании мне неизвестны. В этой, как и во многих других областях, мы заметно отстали от Китая, Индии и Бразилии, ставших в последнее время нашей референтной группой, не говоря уже о Европе и США, с которыми мы сравнивали себя пару десятилетий назад.
Встреча Медведева с «олигархами» заставила еще раз вспомнить об этом. Разговор в Кремле шел в основном о том, как помочь российскому бизнесу в России, создать ему благоприятные условия, по сути, защитить внутренний рынок. Никто из видных бизнесменов не поднимал темы развития, качественных изменений — в частности, превращения российских компаний в глобальные. На повестке дня стоял вопрос сохранения, а не завоевания.
Я вспомнил, что интересовало в России 1990-х зарубежных наблюдателей: амбициозные планы, быстрые изменения, создание новых механизмов управления, целых отраслей, появление ярких предпринимателей и интересных компаний. Многие ведущие бизнес-школы включали тогда кейсы о ЮКОСе, «ВымплеКоме», «Тройке Диалог» в свои программы. За минувшее десятилетие бизнес во всем мире, особенно в развивающихся странах, ушел далеко вперед, а в России остался примерно на том же уровне. Да, повысилась производительность труда (при этом значительно меньше, чем его оплата), усилилась управляемость и возросла прозрачность бизнесов, появились современные информационные системы. Однако все это направлено на решение примерно тех же задач, что и 15 лет назад: ускоренного присвоения владельцами бизнесов добавочной стоимости за счет эксплуатации ресурсов, созданных природой или прежней социально-экономической системой. Не случайно в России один из самых низких в мире уровней инвестиций в основной капитал — около 18% ВВП в прошлом году и около 10% ВВП — в нынешнем. Понятно, что такая бизнес-модель мало чему может научить остальной мир, поглощенный развитием высоких технологий, инновациями и глобализацией. И мир постепенно теряет интерес к тому, что происходит в России.
Возвращаясь к вопросу моего коллеги и глобальной экспании российских компаний, я вспоминаю слова владельца одной из известнейших российских компаний, возникшей, кстати, уже в постсоветское время: «Доходность нашего бизнеса в России настолько велика и будет оставаться такой в течение долгого времени, что нам не нужно стремиться за рубеж. Наоборот, мы будем сокращать свое присутствие там, куда уже вышли, — на Украине и в Казахстане». Сравним это с высказыванием его китайского коллеги: «Мы покупаем активы в Европе и США не потому, что они принесут нам дополнительный доход сегодня, а потому, что они должны научить нас, как зарабатывать деньги завтра». В отличие от большинства наших бизнесменов, китаец понимает то, что сегодня стало прописной истиной: в современном мире крупные предприятия без глобальных амбиций обречены на вымирание или в лучшем случае маргинализацию. И поэтому к его компании есть неподдельный глобальный интерес, а к большинству российских — нет.
У читателя может возникнуть вопрос: а зачем нам внимание мирового сообщества, зачем нам, чтобы нас изучали? Скажу кратко: не будут изучать — не будут знать, а значит, будут бояться. Тем, кого боятся, всегда труднее. А рано или поздно российскому бизнесу придется интегрироваться в мировую экономику и становиться глобальным.
Автор — профессор бизнес-школы INSEAD