В сентябре 2019 года у ТОР «Забайкалье» появился новый резидент. ООО «Дальцветмет», входящее в группу компаний «Мангазея», в рамках ВЭФ подписало с Корпорацией развития Дальнего Востока соглашение о реализации инвестиционного проекта по разработке и вводу в эксплуатацию месторождения Наседкино. Здесь планируют добывать до 3 тонн золота в год. Пусконаладочные работы на обогатительной фабрике начнутся в первой половине 2020 года. Это один из активов группы компаний «Мангазея», созданной с нуля предпринимателем Сергеем Янчуковым.
Помимо золотодобычи «Мангазея» занимается разработкой газоконденсатных месторождений, девелопментом и сельским хозяйством. О том, каково развивать промышленные активы, с какими вызовами приходится сталкиваться и чем интереснее заниматься, — в интервью Сергея Янчукова.
Как и почему вы стали заниматься индустриальными активами? Вы же начинали свой путь в бизнесе, если я верно помню, как финансовый инвестор.
Инвестор — это тот, у кого есть деньги. А когда тебе 19 лет, откуда они? Что видел, тем и занимался. Работал в сфере обмена валюты, потом торговля, потом работа в банке. Сначала действительно была исключительно финансовая сфера, но я всегда тяготел к чему-то натуральному. Перешел к торговле сырьевыми товарами: зерно, нефть. И только потом, с получением первой прибыли, стал инвестировать.
Трейдинговая деятельность отличается от владения индустриальными активами. Я слышала от многих финансовых инвесторов, что связываться с индустриальными активами им неинтересно: это надолго, человеческий фактор, капитальные затраты... Что вас к этому подтолкнуло?
Я считаю, что настоящий предприниматель должен создавать что-то материальное. Да, возможно, я не инвестор в классическом понимании. Инвестирую и развиваю только собственные бизнесы. Фактически мы создаем их с нуля.
К тому же добычей золота и газа нельзя заниматься «в теории». Во-первых, это большие финансовые риски, связанные с объемом и продолжительностью разведочных работ. Во-вторых, необходимость постоянного внедрения новых технологий, которые решают специфику каждой новой задачи. В-третьих, как и в любом другом бизнесе, все сконцентрировано вокруг человеческого ресурса, и опыт «изнутри» и «снаружи» отличается достаточно сильно. В результате получается, что ключевые решения нельзя на кого-то переложить, их нужно принимать самостоятельно.
Какие из направлений деятельности «Мангазеи» вам ближе, интереснее?
У меня нет приоритетов. Все дети — любимые дети. Где-то сложнее, где-то проще, где-то стадия более продвинутая, где-то мы пока вынуждены заниматься исследованиями, поиском решений. Новый бизнес, связанный с сельским хозяйством, тоже очень интересен.
Как случилось, что у вас появился проект в агробизнесе? Чем привлекла эта отрасль?
Мы только входим в этот бизнес. Земельный банк в Забайкалье начинаем формировать из участков, которые находятся в непосредственной близости от действующего рудника Савкино. В советское время в Забайкалье пахали 2 млн га, сейчас в 10 раз меньше. С одной стороны, это грустно и хочется что-то изменить, с другой — это хорошая возможность для бизнеса, потому что точка входа достаточно низкая в отличие от центральных регионов. Но имеются и серьезные осложнения — отсутствие инфраструктуры, нехватка кадров. В этом есть определенные вызовы, но мы понимаем, что с ними делать.
В отличие от работы на рудниках, сельское хозяйство гарантирует занятость на десятилетия.
Как вы будете решать проблему с человеческим ресурсом?
Привлекать будем, как из городов Забайкалья, так и из других регионов.
На вахту, как на рудниках?
Рассматриваем разные варианты. Аграрный сезон длится полгода. На практике люди готовы ехать работать на полгода. Естественно, планируем привлекать местные трудовые ресурсы. Кто-то из вахтовиков, возможно, захочет остаться в регионе. Рассматриваем варианты финансирования строительства жилья для тех, кто решит остаться. С учетом агропроекта и работ на месторождениях мы обеспечиваем в Забайкалье почти 1000 новых рабочих мест. И в отличие от работы на рудниках, сельское хозяйство гарантирует занятость на десятилетия.
Социальную миссию агропроекта я понимаю, а как бизнес он перспективен?
Если бы это направление не было прибыльным, мы бы его не рассматривали. Один из плюсов этого района — близость китайской границы. Климатические условия Забайкалья отлично подходят для выращивания рапса, горчицы, и эти культуры востребованы в Китае.
Кроме того, думаем о развитии мясного животноводства. Поэтому совместно с Минсельхозом и правительством Забайкальского края будем работать над открытием рынка мяса в Китае. Это долгая рутинная работа, но сначала надо построить современное предприятие.
Как раз к вопросу организации производства. Вы заходите во все темы позже, чем многие игроки первой волны. В газодобыче уже была разобрана большая часть активов, в золотодобыче тоже. Если я правильно понимаю, это дает возможность использовать чужой опыт и более современные технологии, не так ли?
В газовый бизнес я заходил, понимая как трейдер, что это направление перспективное. В 2005–2006 годах рынок действительно был перегрет, цены на все активы были космические. Мы нашли возможность войти в эту отрасль сравнительно недорого. В 2006 году я купил нефтяную компанию «Мангазея», у которой на тот момент было две лицензии — на Черничное и Тэрельское месторождения. Мне было 30 лет, и я не до конца понимал, как все устроено. Я верил в светлое будущее.
И с какими сложностями вы столкнулись?
Надо понимать, что добыча — это не бизнес-центр в центре Москвы. В этой отрасли у тебя масса обязательств. Если ты их не выполняешь, то просто теряешь лицензию. Тут все очень масштабно и очень дорого. Вокруг тебя крупные компании, и с каких позиций тебе, маленькой компании, с ними разговаривать? Небольшое месторождение Черничное, например, от ближайшей инфраструктуры находилось в 200 километрах. Если строить 200 километров трубы, никакая экономика не сходится. При этом в 90 километрах есть инфраструктура у «Газпрома» (Южнорусское месторождение), в 20 километрах — у «Новатэка». В итоге мы приняли решение продать Черничное «Новатэку».
По Тэрельскому месторождению в ЯНАО, которое гораздо крупнее, у вас вопрос с подключением к ГТС «Газпрома» уже решен. Каков сейчас статус по этому месторождению?
Мы сделали проект, прошли государственную экспертизу и пошли в геолого-разведочные работы. Пробурили три скважины, получили результаты, которые пока не позволяют принять окончательное инвестиционное решение. Продолжаем вести разведку и подбирать нужную технологию для более эффективной добычи газа. Основной пласт Тэрельского месторождения — это Туронский, газ которого относится к категории «трудноизвлекаемых». Несмотря на запасы более 100 млрд кубометров газа, Тэрельское месторождение требует повышенного внимания и дорогих технологий. Газ, если сравнивать с золотом, в целом более технологически продвинутая отрасль.
Больше крупных игроков?
Просто больше денег, больше возможностей. Газовая отрасль во всем мире больше денег тратит на науку и разработки.
А вы лично во все это вникаете?
У нас есть замечательный генеральный директор Александр Попов, он занимается вопросами геологии и технологии. Но когда проводили бурение, я, конечно, летал на месторождение, ночевал там, за ходом работ наблюдали вместе.
Рынок золотодобычи по сравнению с другими натуральными ресурсами очень живой, там много игроков разного масштаба, борьба идет не только за активы, но и за качественных людей.
У газа хорошие перспективы. Транспорт постепенно будет переходить на газовое топливо, газ экологичнее.
Это очень перспективный бизнес, прибыльный, даже если реализуешь газ по внутренней российской цене. Но нам пока нужно еще провести раунд геолого-разведочных работ, чтобы уточнить результаты, которые были получены в сезоне 2018 года.
В любом добывающем бизнесе цикл очень длинный — от разведки до получения первых доходов проходит несколько лет. Вы пошли в девелопмент в 2012 году, чтобы как-то диверсифицировать бизнес?
Девелопментом мы занялись из-за совокупности факторов. Во-первых, у моей жены была команда для старта этого бизнеса. Во-вторых, у нас была рублевая позиция, и мы искали возможности реализовать ее в реальном секторе. Если помните, девелоперский рынок поменялся после 2008 года, основными игроками на нем стали банки. А в результате кризиса на Кипре, где у многих инвесторов зависли деньги, стало меньше желающих инвестировать в столичную недвижимость. На меня вышли с предложением стать партнером в одном из девелоперских проектов. Долго вели переговоры. Совместный проект не сложился, но мы приняли решение сформировать собственную компетенцию в этой сфере, тем более что ключевые люди были. Создали компанию, купили на рынке три участка.
У частников?
Да, участки всегда есть, рынок девелопмента в Москве до сих пор живой. Все три участка — Озерная, Марьина роща и Измайлово — были куплены у частных лиц. Потом мы потратили еще год, чтобы пройти все проверки и доказать Стройкомплексу Москвы, что мы можем строить жилье и не подведем, не будет обманутых дольщиков. Сейчас это направление в группе хорошо развивается. Им занимается моя жена, я почти не вмешиваюсь.
Как инвестора вас девелопмент устраивает?
Финансовая отдача меня устраивает. Кроме того, ты создаешь реальный продукт, строишь дом, в котором кто-то будет счастливо жить. Мы стараемся поддерживать семейные ценности в инфраструктуре наших жилых комплексов — это качественные материалы, общественные пространства, детские и спортивные площадки и т. д. Для нас важно построить так, чтобы дома Москву только украшали.
А операционно вы больше всего вовлечены в золотодобычу? Как часто вы бываете в Забайкалье?
Раньше летал в Забайкалье раз в две недели, сейчас — раз в полтора месяца. Важно было сформировать управленческую команду. Рынок золотодобычи по сравнению с другими натуральными ресурсами очень живой, там много игроков разного масштаба, борьба идет не только за активы, но и за качественных людей. И нам порой непросто конкурировать с лидерами отрасли. Сейчас костяк команды сформирован.
Надо понимать, что добыча — это не бизнес-центр в центре Москвы. В этой отрасли у тебя масса обязательств. Если ты их не выполняешь, то просто теряешь лицензию.
Вы входили в золотодобычу в 2011 году исключительно как портфельный инвестор. Когда все изменилось?
Первый раз рудник мне показывал Максим Финский, я инвестировал тогда в его Century и WTG. Бизнес был для меня новым, а новичка всегда проще обвести вокруг пальца. Поэтому я понял, что нужно во все вникать самому. Золотодобыча — это не работа с бумагами в Москве, это рудники, тяжелый труд, сложный бизнес. Мне всегда интересно было операционно участвовать в бизнесе, выстраивать его. В 2013 году я стал владельцем золотодобывающей компании «Мангазея Золото», основой которой были российские активы WTG.
Правда ли, что самое большое по запасам месторождение «Мангазеи» — Кочковское разведано с нуля при вас?
Да, его вообще не существовало. Был пустой участок. Наш главный геолог, опираясь на собственный опыт, чутье и данные, убедил меня, что нужно вложиться в геологоразведку. Мы начали работы, они дали результаты. Запустили рудник, он сейчас работает в режиме опытно-промышленной разработки. И параллельно продолжаем разведку, объект достаточно крупный.
Сейчас таких проектов на рынке очень мало. В основном работают по месторождениям, разведанным во время СССР. Потом геологию почти убили, осталось очень мало специалистов. На мой взгляд, быть геологом и геологоразведчиком сегодня — это очень ценно и идеологически перспективно, поскольку отсылает к нашим корням и истории.
Статус резидента ТОР для проекта в Наседкино сильно влияет на экономику?
После того как Забайкалье вошло в Дальневосточный округ, очень многое для экономики региона изменилось в лучшую сторону. В этом большая заслуга Юрия Трутнева. По созданию инфраструктуры мы рассчитываем на субсидирование строительства ЛЭП и подстанции. Отрасль, как вы понимаете, требует высоких затрат. У нас только на проект в Наседкино нужно 13 млрд рублей инвестиций. Но государство создало комфортные условия для частных инвестиций в золотодобычу. В планах на этот год добыть 1,3 тонны золота с двух действующих месторождений.
А вы можете точно спрогнозировать, сколько золота в год получите с того или иного рудника? Или все зависит от технологии добычи?
Изначально при строительстве предприятия первый вопрос — это запасы, их количество и содержание ценного компонента в руде, а второй — выбор технологии, как это золото можно извлекать, как и когда ты меняешь технологию, если у тебя несколько типов руды, как, например, на Итакинском месторождении.
Итакинское месторождение тоже относится к вашим активам? Насколько я помню, пока по этому вопросу идет спор с продавцом.
Мы уверены, что спор разрешится в рамках закона, и мы начнем работать с 2022 года.
Будете возить оттуда руду на переработку в Наседкино?
Все зависит от финального инвестиционного проекта. Между Итакой и Наседкино 40 километров, от Наседкино до Кочковского по прямой 300 километров, по дороге — 600 километров. Я за одну поездку по рудникам за три дня проезжаю по 2000 километров. В Забайкалье очень красиво, я семь лет регулярно езжу туда. Для меня эти места стали уже родными. Когда лечу на вертолете, часто любуюсь одной рекой — мы перенесли чуть выше руслоотвод, чтобы рыба могла идти на нерест, как это было исторически. В этом году даже видели там стаю мальков хариуса весной и осенью.
В местных реках не рыбачите?
Времени нет.
Вас увлекает создание бизнесов с нуля. Но, может быть, какое-то хобби есть?
У меня шестеро детей, поэтому свободное время я провожу с семьей. Еще занимаюсь спортом.