После формирования в 1989 году в Польше первого некоммунистического правительства и сочной «шоковой терапии» экономическая политика страны не привлекала большого внимания. Понятно, что читать про греческие буйства или французские забастовки — захватывает. Растущая безработица в Германии или США тоже привлекает внимание и вызывает некоторое сочувствие к «простому человеку с Пятой авеню». Но для разнообразия стоит посмотреть на страну, у которой (с точки зрения экономики) все достаточно хорошо, а именно на нашу «любимую» Польшу.
За прошедшие 20 лет Польша оказалась лидером региона по скорости и устойчивости экономического роста. Реальный ВВП удвоился, на фоне 70% роста слаборазвитой изначально Словакии и 45% роста в Венгрии и Чехии. При регулярно сменявшихся кабинетах и смене политического курса после каждых парламентских выборов, вне зависимости от состава конкретной коалиции у руля страны, польские власти проводили на удивление взвешенную политику по выращиванию экономических институтов. Пенсионная реформа, которая проходила с 1997-го по 2009 год (многоэтапно) при пяти разных составах парламента — один из самых удачных примеров. Она была разработана с участием профсоюзов, влиятельной католической церкви и всех политических партий. После того как первоначальный и излишне радикальный план реформы был скорректирован, населению удалось продать даже такие малоприятные вещи, как повышение пенсионного возраста и ограничение льготного выхода на пенсию. Пришлось предлагать «пряники» в виде наследуемых сбережений. При этом реформа не только снизила примерно на 25% обязательства государства на ближайшие десятилетия (когда демографическая ситуация должна резко ухудшиться), но и создала предпосылки для развития финансовой индустрии и появления «длинных денег». Местные пенсионные фонды — крупнейшие покупатели государственного и корпоративного долга, низкий уровень процентных ставок препятствует наращиванию внешнего долга компаний, а в кризис все это стало хорошей «подушкой безопасности».
Долговая и бюджетная политика страны также является исключением на фоне всеобщего расточительства еврососедей. Составляя Конституцию 1997 года, Польша уже прицеливалась к вступлению в будущую еврозону — и авторы, хорошо понимая стимулы своих будущих коллег, вписали в основной закон требования к уровню государственного долга (не выше 60%, при достижении 55% от ВВП — принудительный секвестр) и дефицита. В результате в нынешний кризис Польша имела материальную возможность запуска программ стимулирования экономики без выхода на долговой рынок. Сделано было обратное — расходы снизили на 1% ВВП, чтобы избежать раздувания дефицита и долга (около трети которого номинировано в евро и долларах).
При этом, несмотря на кризис, продолжалась приватизация госсобственности — медленная, но разумная. Фактически ее пришлось запускать заново (при кабинете братьев Качиньских в 2005–2007 годах она была фактически заморожена) и в 2009 году принесла всего €3 млрд, но на этот год запланировано уже €9 млрд, или 2,4% ВВП. В общем, не просто «еще Польска не сгинела», но демонстрирует чудеса долговой и бюджетной стабильности. Налоговая реформа привела к снижению ставок подоходного налога с 19% и 30% до 18% и «прогрессивной» ставки — с 40% до 32%. Бурный рост экономики вкупе со снижением уровней налогообложения начиная с 2008 года (когда был урезан налог на прибыль) уже в прошлом году привел к росту доходов бюджета на 0,8%. Отдельного упоминания заслуживает независимость Национального банка. Она практически абсолютна — ключевые решения о валютной и процентной политике принимает специальный Совет по денежной политике, состоящий из профессоров, назначенных президентом и парламентом по квотам. При принятии решений в СДП состоящий в нем по должности управляющий нацбанком часто оказывается в меньшинстве. Да и сами решения нацбанка регулярно бывают приняты наперекор краткосрочным интересам банков — как, например, радикальные ограничения на выдачу валютной ипотеки, введенные в 2006 году и спасшие банковскую систему и рынок недвижимости в кризис.
Девальвация злотого существенно улучшила положение Польши и способствовала перетоку покупателей из стран еврозоны и жестко привязанных к ней стран (Литвы и Эстонии в первую очередь). Но те же Швеция и Чехия пострадали от рецессии значительно больше — притом что их экономики более ориентированы на экспорт (77% и 54% ВВП), чем Польша с ее развитым внутренним рынком и 40% экспорта. Важным дополнительным фактором был приток фондов развития ЕС, которые были грамотно конвертированы в злотые на пике девальвации в марте 2009 года, чем пополнили бюджет и стабилизировали резервы и валютный рынок. Естественно, что даже самая разумная экономическая политика не полностью удалила влияние кризиса. Уровень безработицы впервые за много лет вырос с 7,4% до 8,9%, но для сравнения: еще в 2003–2004 годах он колебался в районе 18–19%. Долг вырос до 51% ВВП, что меньше, чем у соседей.
За счет чего это произошло. Во-первых, это опора на консенсус политических кругов, профсоюзов, церкви — то есть всех заинтересованных групп. Работа над реформами обычно идет годами, но после их запуска серьезные претензии бывают только у местных политических фриков. Главный польский урок: реформы необязательно должны быть непопулярными. Но для этого нужно разумно их готовить и плотно работать с населением, а не сваливать их без объявления войны, как это принято к востоку от Варшавы. Во-вторых, евроинтеграция и иные внешние ограничители (например, конституционные запреты на раздувание долга) препятствуют большим глупостям, а приток евроденег способствует большей финансовой подвижности. Деньги ЕС идут по большей части на инфраструктуру, через консорциумы европейских и польских компаний, и разворовываются довольно умеренно. В-третьих, польская смирительная рубашка сшита по уму — без самых суровых ограничителей. Страны, лишившие себя свободы в валютной политике, завидуют товарищам в Варшаве, имеющим более широкие возможности. Наконец, хорошо диверсифицированная (между производством и сферой услуг, экспортом и внутренним рынком, с развитым, но не раздувшимся финансовым сектором) экономика поддерживает все эти успехи.
Движение рабочей силы — хороший индикатор реального, а не статистического положения дел в экономике. Массовый отток польских рабочих на родину из Великобритании и Ирландии в 2008–2010 годах свидетельствует не только о структурных проблемах в этих странах, но и о том, что Польша вполне «заматерела» и перестала быть исключительно поставщиком качественных сантехников, медработников и дорожных рабочих в страны ЕС. Экономический рост привел к тому, что страхи соседей перед ордами польских мигрантов оказались нереализованными: в будущем году истекает переходный период и поляки спокойно смогут работать в Германии, но никто этого уже не боится. Чаще не польский рабочий едет в Германию, а немецкое производство переезжает во вполне европейскую по институтам и азиатскую по уровню налогообложения и регулирования среду. Собственно в разумном компромиссе и внятной экономической политике кроется секрет 20-летнего успеха Польши. Из вечного должника, не вылезавшего из переговоров о реструктуризации внешнего долга, страна стала уважаемым заемщиком, с $80 млрд валютных резервов и 2,4% годовой инфляцией.