Поздно вечером в воскресенье завершился Каннский фестиваль. Ни Сергей Лозница, ни Никита Михалков призов не получили. Рассказывая, что между их фильмами «Счастье мое» и «Утомленные солнцем — 2» в Канне нечаянно возникло этакое личное — эстетическое и идеологическое — соперничество, мы, собственно, предположили, что жюри во главе с Тимом Бертоном (чтобы не принимать ни одну из сторон) либо наградит оба фильма, либо наоборот не наградит ни один. И оно не наградило. Но, кажется, не потому, что побоялось быть втянутым в российские политико-киношные игры. А просто потому, что оба фильма — но по разным причинам — ему не приглянулись.
Фильм Лозницы, если судить по западным рецензиям, в Канне не поняли. Его восприняли как дикую выдумку, черный гротеск, как вариацию на темы Кафки, но вовсе не как отражение реальности. Да, реальности, в которой обитает не вся страна и не вся нация, а только ее часть, но все-таки отражение. То, что нам в этом фильме элементарно понятно, ввело западную критику в ступор.
Ситуация с фильмом Михалкова, который в Канне показали в последний конкурсный день, в субботу, еще более печальна. Он по требованию фестиваля сократил фильм на полчаса — до 150 минут. Ушли некоторые разговоры. Выпал эпизод с сапером, который, минируя мост, заглядывает снизу под юбки беженкам. Вырезана сцена с немецкими танками, которые для морального подавления противника катят под гигантскими парусами со свастикой.
Но по большому счету в фильме ничего не изменилось. Главное, что ему при отдельных удачных придумках (бой в тумане, когда видны только вспышки выстрелов, например) недостает энергии. Это стало особенно очевидно на фоне остальной каннской программы. Да, она была несильной. Но выделялся из нее фильм Михалкова только двумя обстоятельствами: 1) тем, что это не фестивальное кино, а мейнстрим; 2) тем, что это очень старомодное кино из середины XX века. Одно использование закадровой музыки чего стоит. Музыка тебе всякий раз заранее доходчиво разъясняет, как именно — трагически, патетически или ностальгически — воспринять следующий эпизод. Фильм энтузиазма явно не вызвал. Во время утреннего просмотра для прессы главный каннский зал «Люмьер» был на треть пустым. Аплодировали лишь несколько человек.
Да, у фильма был второй показ — вечерний, в 19:30 — официальный и смокинговый. И после него Михалкову устроили пятиминутную овацию. Но уже в воскресенье утром стало понятно, что ее можно считать лишь слабым утешением. Фильм, как выражаются в киномире, «получил плохую прессу». В частности, его разгромила самая авторитетная голливудская газета Variety, к мнению которой каннское жюри обычно прислушивается.
В Канне еще до начала церемонии награждения всегда понятно, кто именно получит призы (вопрос только, какого достоинства). Кто из участников кинобаталий приглашен на церемонию, кто входит на нее по красной лестнице — тот и получит. Остальных в Канне не мучают зряшными надеждами — они на церемонию и не приходят. Никита Михалков по красной лестнице не поднимался.
Собственно врученные призы комментировать не станем. Жюри решило так — а могло решить иначе. Год для Канна и впрямь оказался не слишком удачным. Обычно главная проблема жюри: как распределить призы так, чтобы охватить как можно больше достойных картин. Потому что достойных много, а призов — мало. На сей раз главной проблемой жюри было, пожалуй, как заткнуть дыры. Призов в кои-то веки оказалось больше, чем хороших картин.
В случае же с обладателем главной награды — «Золотой пальмовой ветви» — жюри выкрутилось как нельзя более удачно и логично. Хотя фильм-победитель из Таиланда «Дядюшка Бунми, который умеет вспоминать свои прошлые жизни» с точки зрения европейца логичным не назовешь. В нем умирающий дядюшка Бунми, который уехал провести остаток жизни в деревне, на природе, и впрямь вспоминает прошлые жизни. В компании племянника, сестры покойной жены и помощника-иностранца. А также призрака покойной жены и волосатого зверушки, похожего на Чубаку из «Звездных войн», который говорит, что он сын дядюшки, пропавший много лет назад. Призрак и зверушка присоединяются к дядюшке и его живым родственникам в первый же загородный вечер. Причем никто из живых им особенно не удивляется.
Наверняка этот фильм оказался для каннских критиков и каннского жюри куда более туманным, чем картина Лозницы. Совсем другая культура. Иная религия. Иное представление о жизни и смерти. Иное, между прочим, отношение к призракам. Но критики и жюри не признались, что фильм туманен. Потому что к загадочности в азиатском кино, особенно снятом в Юго-Восточной Азии, по-прежнему принято относиться с уважением. А еще потому, что картину сделал таиландец Апичатпонг Вирасетакул, признанный недавно в ходе опроса фестивальных директоров со всего мира самым талантливым режиссером XXI века. Раз самый талантливый и многие в киномире о том слышали, значит — бери свою «Золотую пальмовую ветвь». Все довольны. Никто не спорит.