Промышленная революция, стартовавшая во второй половине XVIII века в Британии, в следующем столетии захватила государства Западной Европы и Северной Америки. Она радикально изменила образ жизни всей западной цивилизации, превратив города в промышленные центры. Теперь здесь обитали не только аристократы, торговцы и городская беднота, но и рабочие новых фабрик и заводов. В отличие от традиционных горожан новые жители получали заработную плату — фиксированный доход, сумма которого определялась договором с владельцем предприятия.
Сумма эта была слишком маленькой, чтобы сделать работника (как правило, вчерашнего сельского жителя) настоящим горожанином, способным самостоятельно снимать жилье. В результате «фабричные» вынуждены были селиться в районах, где обитали представители традиционной городской бедноты. Несмотря на схожесть по имущественному цензу, эти группы разделяла пропасть с классовой точки зрения.
Люмпенизированные классы не собирались работать, они ориентировались на другие методы пополнения своего кармана — в основном за счет очищения карманов других людей в тайной или открытой форме. А рабочие пытались выступать в роли активных потребителей тех самых товаров, которые они сами же производили на фабриках и заводах, и были далеки от маргиналов по своим жизненным установкам. Жизнь в трущобах не способствовала превращению их обитателей в общество потребителей, создание которого было целью всемирной промышленной революции.
Таким образом, фабриканты и заводчики были объективно заинтересованы в интеграции своих работников не только в качестве производителей, но и потребителей. И это желание зачастую принимало форму если не симпатий, то искреннего желания улучшить жизнь рабочих, выстроив социальную систему, которая способна обеспечить рабочему полноценную материальную и духовную жизнь. Так на свет появилась концепция company town — корпоративного городка. В русском языке это понятие больше известно в советской версии — фабричный (рабочий) поселок.
Раньше всего эта тенденция проявилась в Соединенных Штатах Америки, стране, где забота о качественной рабочей силе имела четкую материальную подоплеку. В отличие от Европы в США не было дефицита земли, который выталкивал в города безземельных крестьян. Поэтому стоимость рабочей силы в Новом Свете была относительно высокой. Соответственно, любые мероприятия по ее интеграции в производственный процесс методом территориальной привязки были вполне оправданы.
Городок имени Пульмана
Первым проектом такой интеграции стало создание городка для работников компании Джорджа Пульмана, американского предпринимателя, прославившегося производством большого пассажирского спального железнодорожного вагона, известного под именем своего создателя.
Концепция такого вагона была совершенно революционной для эпохи, когда поездка по железной дороге воспринималась как неизбежное зло, а не интересное путешествие. Но спустя уже 10 лет с начала производства возможности фабрики, купленной Пульманом в Детройте и приспособленной для сборки вагонов, оказались недостаточными. Пришлось строить совершенно новые площади в южных окрестностях Чикаго. Вот тогда-то у предпринимателя и появилась идея — построить не только фабрику, но и целый город для рабочих. Будучи предпринимателем до мозга костей, Пульман никогда не скрывал того, что его город — это бизнес-предприятие, а не очередная социальная утопия.
Когда-то простые рабочие фордовских заводов напоминали преуспевающих представителей среднего класса, во многом благодаря социальной политике самого основателя компании.
Планировка Юзовки (нынешнего Донецка) не отличалась изыском американских корпоративных городов, но это было комфортное поселение по российским стандартам своего времени.
Корпоративный городок Пульман с образцовой застройкой и ландшафтным благоустройством выглядел скорее как кампус университета Лиги плюща, а не как рабочий поселок.
Отель Florence, где останавливались гости поселения Пульман и куда часто наведывался сам фабрикант, был единственным местом, где продавался алкоголь. На остальной территории городка действовал сухой закон.
Пульман стал первым в США промышленником Севера, кто массово нанимал чернокожих американцев. В основном они работали носильщиками в транспортной компании.
Опыт Пульмана с наймом чернокожих был важен для привлечения в промышленные центры США афроамериканцев из южных штатов.
Семья Прохоровых — владельцы Трехгорной мануфактуры — инвестировала в просвещение работников и членов их семей. Промышленники стали жертвами затеянной ими «культурной революции»: в 1905-м «Трехгорка» была центром революционного движения в Москве.
Большевики использовали американскую идею корпоративных соцгородов. Первой площадкой такого строительства стал сталинградский тракторный и поселок при нем.
Как и Пульман, все такие города (на фото — Детройт) стали заложниками судьбы предприятий, при которых они создавались. Собственной жизни у них так и не возникло.
Сам Джордж Пульман анонсировал свой проект следующим образом: «Наш бизнес-план — сама простота. Мы арендодатели и работодатели [одновременно]. Вот и все». Жилье, построенное в заводском поселке, должно было приносить компании не менее 6% в год, что по тем временам было более чем приемлемой рентой. Но сам характер бизнеса Пульмана, а также огромные прибыли, которыми располагал предприниматель от своей монополии на люксовый сегмент железнодорожных перевозок (пульманы не продавались операторам железных дорог, а просто включались в обычные составы в качестве отдельного сегмента, управление которым осуществлял производитель), позволили ему реализовать задуманный проект на широкую ногу и в очень жесткие сроки. Город был построен за два года, 1880–1882-й. Это сумасшедшие темпы даже для пионеров первых пятилеток в СССР.
Комплексное развитие территории (как сегодня назвали бы этот проект) доверили профессионалам. Главным архитектором проекта Пульман назначил Солона Бемана, у которого, несмотря на юный возраст, 27 лет, за спиной был опыт 14 лет работы в архитектурном бюро: 11 лет по найму и три в собственном. В результате никогда не проектировавший фабрики Беман сумел, посмотрев вблизи на здания в Детройте, быстро сделать все необходимые чертежи. Наняли архитектора в январе 1880 года, и уже весной на площадке начались строительные работы. Производство вагонов должно было начаться годом позже.
Еще более смелым было поручение ландшафтному архитектору Натану Барретту создать генеральный план и ландшафтное проектирование территорий. В результате в городке появился бульвар Флоренс (названный так в честь дочери Пульмана), который разделил производственную и жилую зоны. Это разделение сделало Пульман территорией настоящего урбанистического эксперимента, на который вряд ли решились бы городские власти Чикаго. Подобное нововведение впоследствии было положено в основу концепции «города-сада», ставшей библией для многих поколений урбанистов.
Проект Пульмана представлял собой настоящий «город будущего» с точки зрения социальной организации. В нем были библиотека, большой кинозал, множество красивых магазинчиков, размещенных в специально возведенной для этих целей Аркадии, но не было публичных домов и салунов — мест концентрации порока, бывших непременным атрибутом любого городка на Среднем Западе. Сухой закон распространялся на весь город, за исключением отеля (также называвшегося «Флоренс»), расположенного в центре Пульмана. Так или иначе, но сам Пульман жил именно в этом отеле. Все дома, построенные для рабочих, были обеспечены современной по тем временам канализацией и водоснабжением, а также отоплением.
Удивительным во всей этой истории было то, что идеи будущей урбанистики, традиционно поддерживаемые сообществом городской интеллигенции леволиберальной ориентации и полагающиеся на государственную волю, на практике были реализованы классическим капиталистом, преследовавшим свои корыстные цели. К слову, церковной организации в городе так и не возникло, а попытка самого Пульмана организовать единую площадку для всех конгрегаций провалилась.
Компания Пульмана владела не только землей, на которой размещался городок, и всеми постройками на ней, но и всеми землями вокруг городка, отделявшими этот рай от внешнего мира.
Социальные цели, поставленные Пульманом, не противоречили его задачам зарабатывать на этом проекте. Предприниматель всячески стремился к тому, чтобы заманить в город другие, не связанные с основным производством предприятия, но, увы, этого добиться так и не удалось. Город оставался заложником «вертикали Пульмана», в которой все предприятия были так или иначе связаны с производством и эксплуатацией спальных железнодорожных вагонов. Другими словами, моногородом. Это свойство оказалось врожденным пороком всего проекта, который его и похоронил.
Предприятие Пульмана не справилось с последствиями экономической депрессии 1893 года и было вынуждено сократить заработные платы, а стоимость аренды не изменилась, что опустило уровень жизни даже тех, кто работал на заводе, ниже минимума, не говоря уже о тех, кто эту работу потерял. На заводе был создан профсоюз (его возглавил Юджин Дебс, известный общественный деятель социалистического толка), и очень скоро конфликт рабочих с работодателем вышел на уровень забастовки и привел к столкновениям с полицией. В Чикаго были введены федеральные войска, которые покончили с беспорядками.
Но покончено было и с социальным экспериментом. Городок утратил былую привлекательность, Пульман умер в 1897 году, а в 1898-м акционеры корпорации взвалили «социалку» на плечи муниципалитета Чикаго. И очень скоро на территории городка были установлены обычные порядки — с борделями и барами. Он превратился в обычный пригород Чикаго, покатившийся по порочному кругу городской депрессии: сокращение занятости — выезд квалифицированных работников — заселение эмигрантских сообществ — деградация социальной инфраструктуры — уход мелкого бизнеса.
Восстание сытых
Не связанной, но удивительно схожей по своим последствиям с затеей Пульмана была попытка организовать жизнь и быт своих работников, предпринятая семьей Прохоровых, которые владели мануфактурой, известной как по их имени, так и под названием «Трехгорка». С самого своего основания фабрика прославилась социальными проектами. Уже в начале XIX века при ней была создана ремесленная школа для детей и работников. Затем появились и другие объекты так называемой социальной инфраструктуры: фабричный театр, библиотека, амбулатория и даже санатории.
Несмотря на все эти блага, именно Трехгорная мануфактура стала центром Московского восстания, захватившего город в декабре 1905 года. Его организаторы требовали открытия школ, больниц, детских садов, приютов — другими словами, всего того, что у них уже и так было, но принадлежало хозяевам мануфактуры. Феномен роста требований по мере повышения благосостояния хорошо известен историкам, которые обратили на него внимание еще при изучении крестьянских движений, анализируя механику «голодных бунтов». Несмотря на все попытки увидеть в центре волнений самых бедных, все получалось с точностью до наоборот. Впереди шли самые сытые, обеспеченные и более образованные. И в этом смысле «Трехгорка» ничем не отличалась от американских аналогов.
Еще одним примером корпоративного города стало строительство населенных пунктов на пустынных территориях, которые представляли интерес в качестве площадок для реализации новых бизнес-проектов — сырьевых или промышленных. В США такие проекты массово развивались на Северо-Западе, что дало основание считать весь этот регион корпоративной территорией. Основным направлением крупного бизнеса здесь стала лесозаготовка, а впоследствии — горная индустрия. Тон задавали крупные предприятия, способные создавать если не города, то крупные населенные пункты по своим лекалам. Никакой особой, продвинутой, социальной инфраструктуры и урбанистики в таких населенных пунктах не создавалось прежде всего потому, что рабочая сила там носила сезонный характер. Иначе обстояло дело в ситуации, когда открывалось производство, для которого требовалась квалифицированная рабочая сила на постоянной основе.
В России таким регионом стали территории Донбасса — малонаселенной, но богатой ресурсами южной провинции Российской империи. Классическим и самым ярким примером городского строительства «на южном фронтире» империи была Юзовка, получившая название в честь англичанина Джона Хьюза (Юза), основателя крупнейшего промышленного предприятия в регионе и заодно города, известного сейчас под названием Донецк. Изначально это был обычный рабочий поселок — с больницей, базаром, бакалейными лавками, пивной и другими питейными заведениями, в нем проживала пара тысяч человек. На первый взгляд ничего необычного, но с учетом того, что еще за несколько лет до этого (речь идет о 1870-х годах) это было совершенно пустынное и безлюдное место, появление цивилизации здесь выглядело чудом.
Если говорить о промышленном освоении территорий и строительстве на них городов и поселков, то тут Россия и США развивались похожим образом, но с поправкой на разницу в масштабах: в Штатах были более крупные промышленные проекты, а в России большие по площади и менее доступные территории.
От социализма к капитализму
Нет ничего удивительного в том, что эта схожесть приобрела форму прямых заимствований уже в советский период. Когда в годы первых (довоенных) пятилеток Стране Советов понадобилось создать крупные промышленные предприятия на необжитых территориях, в ход пошли американские технологии промышленного и городского строительства. Американские (как правило) архитекторы планировали не только сами предприятия, но и городки, размещенные рядом с заводами. Первой площадкой для такого строительства стал Сталинградский тракторный и поселок, созданный для обслуживания этого крупного завода. Его проектировали сотрудники бюро Альберта Кана, американского индустриального архитектора, также называемого архитектором Детройта. Того самого, где стартовала карьера Пульмана.
Под руководством Кана в СССР было построено в общей сложности около 500 промышленных объектов, включая все крупные тракторные и автомобильные заводы того времени. И при каждом таком объекте возникал свой рабочий поселок, который затем превращался в город. Эти поселения стали называть соцгородами, так как предполагалось, что они станут не просто комфортным продолжением фабрик и заводов, но основой для новой жизни — примерно так, как это предполагали Пульман и его архитекторы. Как и городок Пульман, все эти города стали заложниками судьбы предприятий, для обслуживания которых они создавались. Но собственной жизни у них так и не возникло.
Судьбу города Пульмана повторил Детройт, который американцы называли Мотор-сити из-за обилия промышленных предприятий, связанных с производством автомобилей. В начале ХХ века это был богатейший город, но уже в 1970-е он начал быстро превращаться в городское кладбище. Основной причиной такой трансформации стало стремительное нашествие германских и японских автопроизводителей, которые при размещении своих автосборочных предприятий старательно избегали каких-либо долгосрочных социальных обязательств и вообще предпочитали Юг США (а в случае с Германией даже Мексику). И эта модель оказалась куда более устойчивой не только в промышленном, но и в социальном отношении.
Советские соцгорода также стали заложниками позиции тех фабрик и заводов, для обслуживания которых они создавались. Превращаясь в частные корпорации, предприятия торопились избавиться от любой социальной нагрузки, обрекая тем самым города на прозябание. Исследователи в 1990-е годы даже использовали порой термин «кладбища соцгородов» применительно ко всей советской урбанистической системе.
Особым примером стал Тольятти, который превратился в начале 1990-х в настоящую криминальную столицу страны, хотя автомобили с одноименного завода продолжали продаваться.
В других случаях предприятия все-таки вернулись к своим социальным обязательствам (понятийным по большей части), в результате чего городская инфраструктура получила новый импульс. Но примеров тотальной перезагрузки таких городов российская история не знает.