Основатель «Р-Фарм» Алексей Репик — Forbes: «Сейчас мы стоим $6-8 млрд»

—Расскажите про особенности ведения бизнеса с государством. У вашей компании очень много госконтрактов.

— Если говорить о бизнесе институциональном и out-of-pocket, то, конечно, институциональный у нас самый большой. Что это такое — государство или не государство, я не знаю. Допустим, мы продаем наш препарат в частную клинику «Мать и дитя», к примеру, или ЕМС. Это государство или не государство?

— Это не государство, это частная клиника. 

— А как вы думаете, что они с этим препаратом будут делать? Они будут лечить больного, а деньги на это возьмут в системе обязательного медицинского страхования. Вся онкология, все тяжелые заболевания покрываются ОМС. Это госзакупка? В общем-то, наверное, в этом контексте — да. То есть, это что-то, за что платит налогоплательщик, так или иначе. Если мы говорим про долю контрактов с Министерством здравоохранения, у «Р-Фарм» она составляет 4-5%.

— А регионы? 

— Москва самая большая, там эта доля близится к 10%. Дальше каждая отдельная больница — она же тоже в регионах является государственным учреждением в той или иной степени, да? Или ведомственная. А если не ведомственная, а РЖД или «Газпром»? Мы искренне будем смотреть друг другу в глаза и говорить, что это не государство? 

— Это довольно необычный рынок, довольно тяжелый, я предполагаю. Как устроена конкурентная борьба на этом рынке? Кто ваши конкуренты?  

— Я не отношусь к источнику средств на этом рынке. Я его по-другому дифференцирую. Мои конкуренты — это те лекарства и те продукты, которые могут наряду с нашими решать те задачи, которые решает наш продукт. Потому что основная конкуренция — это конкуренция инновационных решений. Конкуренция за то, чтобы доказать, что именно твои продукты лучше всего отвечают на вызовы, которые перед всем здравоохранением стоят. Для этого и продукты должны быть все время новыми, но и лучше, чем у других.

Если смотреть на российский рынок, то, к сожалению, в России препаратов своих и перспективных очень немного. Есть успехи у «Биокада», есть успехи у «Генериума», есть успехи у нас, но это все штучные истории. И если бы мы их сделали не в России, а в той же Америке, наверное, наши компании, ну, или, по крайней мере, «Р-Фарм» точно бы добавил не один десяток миллиардов долларов к капитализации просто на новостях об этих продуктах. Потому что мультипликатор другой. Знаете, какой средний постковидный мультипликатор в фармотрасли? 35-40 прибылей в России, я уже молчу про Китай и Корею, там я видел и 70, и 80.

— А по этому мультипликатору вы сколько стоите?  

— Когда я принимал решение о продаже 10% «Р-Фарм» компании Mitsui (в 2017 году. — Forbes), капитализация была $2 млрд. Если использовать такой же мультипликатор, как при той сделке, то сейчас мы стоим $6-8 млрд. Мы выросли где-то в 4 раза по мультипликатору EBIDTA с тех пор, и это хороший показатель, то есть, наши ставки сработали в новых продуктах. «Р-Фарм» в силу романтизма акционера не стремится максимизировать свою прибыльность. Если посмотреть коэффициент EBIDTA к выручке — он у нас существенно меньше, чем вы можете увидеть у наших коллег по цеху. 

— Но это из-за CAPEX (capital expenditure — капитальные расходы)? Все равно вы инвестируете. 

— Это из-за CAPEX и амортизации CAPEX, из-за принципа ценообразования. Условно, ну, вот вышла «Артлегиа» (препарат для лечения ревматоидного артрита. — Forbes). Мы вложили 300 с лишним миллионов долларов в клинические исследования. Из них нам 200 с лишним дал ВЭБ в кредит. Надо сказать, недорогой. Но уж точно не 2% и не 3%, как вы понимаете, да? Когда-то было 10-12%, когда-то — 8-9%.

— Подождите, у вас же такие связи...

— Знаете, что такое связи? Это зависимость между объектами. 

— И какой самый высокопоставленный объект от вас зависит?

— Знаете, когда болеют, наверное, любой, независимо от погон и статусов. Вот если кому-то нужна «Артлегиа», и он в больнице лежит, он от меня в моменте зависит. А я завишу от любого, кто определяет условия функционирования компании на рынке, инвестклимат, налоги и все остальное. 

— Есть распространенное мнение, что вы не реальный владелец компании, а «витрина» Татьяны Голиковой (вице премьер. — Forbes). Слышали такое?

— Я с Татьяной Алексеевной в своей жизни разговаривал два раза, на совещаниях. Один на один — ни разу. У меня очень много уважения к ее работе, которую она делала, будучи и министром, и находясь сейчас в позиции вице-премьера, но у меня колоссальное количество несогласия с ее действиями ровно потому, что она, наверное, самый большой регулятор в моей отрасли. Я бы так сказал, если эту гипотезу протестировать среди лиц, хорошо знающих меня, и среди лиц, знающих Татьяну Алексеевну, мало кто в этот концепт сможет поверить.

Я не знаю бизнесов, где ты можешь жить ситуацией, когда тебе нужно ежедневно принимать решения, а эти решения не твои и должны соответствовать чьим-то интересам. Это очень не по-предпринимательски, это сложно. Это наказание. Я думаю, что у кого-то из тех коллег, кто с этой ситуацией столкнулся в бизнесе, рано или поздно либо встает вопрос: что с этим надо завязывать, либо эти компании просто не доживают. Я не верю в возможность номинальных владений. К сожалению, на данном этапе роста я не верю в возможность управления даже акционерными компаниями.

Также в интервью: о чем может рассказать генетический тест, что мешает «Р-Фарм» выйти на IPO и почему Алексей Репик не согласен с регуляторами. Полную версию смотрите на канале Forbes в YouTube.

Интервью в рамках проекта Forbes Capital снято в флагманском бутике HENGE: instagram.com/henge.moscow