Полярные ворота: как остановить отъезд людей из богатой Мурманской области

В конце 2019 года правительство Мурманской области во главе с губернатором Андреем Чибисом приняло стратегию «На севере — жить!». Сегодня, прилетев в Мурманск, «#На севере — жить!» можно увидеть в аэропорту, на сувенирной продукции, футболках, баннерах социальной рекламы, на толстовках, в которых любят появляться на публике сам губернатор, его замы и другие чиновники области. Несмотря на активную пропаганду жизни в Мурманской области, в 2020 году регион покинуло четыре с половиной тысячи человек. В области работают «Северсталь», «Новатэк», «Норникель», «Русал» и «Фосагро», местные рыбаки добывают 13% всей российской рыбы, по объему валового регионального продукта на душу населения область занимает 13-е место в стране. Но люди уезжают: c 2000 года население области сократилось с 941 000 до 733 000 человек, трудоспособное — с 634 000 до 435 000. Можно ли остановить этот поток?

Являясь территорией европейской части России уже сотни лет, Мурманская область — относительно молодой регион в том, что касается освоения и развития. С давних пор тут жил малочисленный оленеводческий народ саамы. Жили тихо, платя дань одновременно русским и норвежцам, пока к XVII веку первые не утвердили свое безоговорочное владение территориями Мурмана, как раньше называли Кольский полуостров. Соседями саамов еще со времен Новгородской республики были поморы, занимавшиеся рыбным промыслом преимущественно в Белом море.

Большая цивилизация шла на Кольский полуостров следующие два с половиной века, оставляя неглубокие шрамы в виде серебряных и медных рудников и небольших сел и острогов. Связь с «материком» наладилась здесь только в 1916 году, когда поселок Семеновский, находящийся близ заложенного за два года до этого порта, получил статус города и название Романов-на-Мурмане. В том же году Романов был соединен железной дорогой с Петрозаводском.

Большинством сохранившихся до настоящего времени населенных пунктов и своей славой промышленного региона Мурманская область обязана академику Александру Ферсману, начавшему полномасштабную геологическую разведку территории в 1920-х годах. Им и коллегами были обнаружены месторождения апатитов, медно-никелевых и железных руд. В регион пришли индустриализация, коллективизация и прочие прелести ранних лет советской власти.

Первозданные горы Хибины начали взрывать и углуб­лять карьерами, тундру — застраивать горно-обогатительными комбинатами. Область была слишком малонаселенной для работ такого масштаба и таких темпов, поэтому на север устремились эшелоны «спецпереселенцев». Самые большие в Европе карьеры, шахты и фабрики — во многом дело рук десятков тысяч заключенных и ссыльных полуострова, о чем сегодня в регионе говорят только редкие экспонаты муниципальных краеведческих музеев и еще более редкие топонимы. Например, убранная в трубу под Кировском речка Услонка — от УСЛОН (Управление Соловецкого лагеря особого назначения).

Период сталинского принудительного труда и репрессий, тяготы войны сменились ударными стройками комсомольцев, северными надбавками и социалистическим подвигом, продлившимся чуть менее 40 лет и закончившимся распадом Советского Союза, приватизацией, оптимизацией, нищетой одних, процветанием других и массовым оттоком населения из области. Если в 1990 году в регионе проживало 1,2 млн человек, то сегодня население почти на полмиллиона меньше. При его концентрации преимущественно в моногородах и поселках в Мурманской области особенно ощущается влияние промышленных гигантов российских миллиардеров. Но славен регион, конечно, не только коптящими трубами и карьерами глубиной в сотни метров, но и рыбой, которая сделала миллиардером Виталия Орлова (№121 в списке Forbes, состояние $1 млрд), основателя холдинга «Норебо». На эту компанию приходится более 30% всей российской квоты на вылов рыбы.

Неподеленный улов

Сегодня в «Норебо» входит 16 рыбопромысловых компаний и более 40 рыболовных судов, их можно встретить и в Северной Атлантике, и у берегов Камчатки и Сахалина, и в юго-восточной части Тихого океана, и у западного побережья Африки.

Полномочному представителю директора управляющей компании «Норебо» Владимиру Григорьеву шестой десяток, он и сам был штурманом траулера, директором рыбопромысловых компаний, со временем влившихся в «Норебо», а сейчас, помимо позиции в холдинге, также председательствует в правлении Союза рыбопромышленников Севера, в который входит 67 компаний, больших и малых. Изменения в законодательстве грозят большими проблемами многим компаниям и могут уничтожить малый бизнес. Речь идет о распределении квот на вылов. Сегодня они распределяются в основном по «историческому принципу», согласно которому размер права на вылов определяется исходя из фактического вылова за определенный период. Другими словами, кто раньше ловил, тот и продолжает ловить. В последний раз квоты распределились на 15 лет вперед в 2018 году. Однако в 2020-м стало известно, что подготовлен проект указа президента, в котором предлагалось пересмотреть этот принцип в пользу аукционного. Против выступили Росрыболовство и объединения средних и малых промысловых предприятий, заподозрив, что за инициативой стоят интересы тех, кто только хочет зайти в отрасль, имеет солидные средства, но не имеет квот. Идею с аукционами отправили на доработку.

Угроза снова начала приобретать реальные очертания в конце июля 2021 года, когда в интервью газете «Ведомости» вице-премьер Виктория Абрамченко заявила о постепенном отказе от «исторического принципа» и о том, что преобразования не должны навредить тем, кто «пришел по правилам, которые обозначило государство: со своими инвестициями в строительство судов и прибрежной инфраструктуры». Речь тут идет об инвестиционных квотах, или, как их называют в рыболовной отрасли, «квотах под киль». С 1 января 2019 года 20% от всех квот было передано под инвестиции в развитие прибрежной инфраструктуры и обновление рыболовного флота. При этом флот должен быть именно российского производства. Сегодня по программе «квота под киль» в России строятся 25 судов разных классов, среди которых десять траулеров принадлежат «Норебо». Помимо судов, холдинг также инвестирует в развитие инфраструктуры — в селе Минькино на берегу Кольского залива. Здесь Григорьев показывает рыбоперерабатывающий завод, в ближайшие годы, по планам, рядом построят новый терминал «Ударник», инвестиции в него составят порядка 4 млрд рублей.

На пирсе из траулера выгружают охлажденную треску — 12 т, добытых за неделю в Баренцевом море. Судно простоит тут 12 часов и снова отправится на промысел. И так, пока не выберет свою квоту. «Здесь будет причал на 300 м, терминал построим, — говорит Григорьев, указывая на береговую линию вдоль залива. — Нам нужны достаточные глубины, чтобы сюда могли заходить контейнеровозы, а в рыбном порту Мурманска их нет. Сейчас ведь как происходит: траулеры выловили рыбу, загрузили в море же на транспорт, и она пошла в Голландию уже в замороженном виде. Наша идея — всю перевалку, всю отправку по всему миру сделать отсюда».

У «Рыболовецкого колхоза «Энергия» в поселке Ура-Губа есть только один траулер и квота 1700 т, которая была выбрана и принесла в 2020 году чуть более 13 млн рублей прибыли. В этом году колхозный траулер «Вутан» стоит на приколе в Мурманском морском рыбном порту. В «Энергии» надеются сдать его в аренду тем, у кого квота еще осталась. Но нужно спешить — в октябре «Вутан» должен встать на капитальный ремонт. Если его не провести, то судну запретят выход в море. Денег на «капиталку» сейчас у колхоза нет.

«Нам ведь дали квоту на 15 лет, что ж ее теперь отнимут? — председатель «Энергии» Антонина Амбросова еще пытается выяснить суть будущего законодательства. — А если отнимут, то всему — колхозу, поселку — крах».

Ура-Губа стоит на месте впадения реки Ура в губу (фьорд) Баренцева моря. К живописному поселку ведет не менее живописная дорога через лесотундру. Между сопок — озера, в озерах — острова с редкими стройными березами. В самой стремительной Уре водится горбуша и семга. За Ура-Губой закрытый поселок подводников Видяево, откуда в свое последнее плавание ушла подлодка «Курск».

Как и во многих селениях Мурманской области, в Ура-Губе с гордостью воспоминают времена «трудовых подвигов». Было тогда в колхозе 17 судов, были песцовая ферма и цех пошива меховых изделий, приносивший в иные годы прибыли больше, чем рыба, были птицефабрика и огромная молочная ферма, и жило здесь более 2000 человек в домах, построенных колхозом. От былого размаха остались только воспоминания, но «Колхоз «Энергия» как был главным работодателем, так им и остался, имея в штате 140 сотрудников при населении поселка 468 человек.

Для Амбросовой и пайщиков кооператива (их порядка 100 человек) поселкообразующий статус «Энергии» — это скорее предмет гордости, чем каких-либо преференций. «Хотели взять кредит в Россельхозбанке на покупку нового траулера, хотя бы миллионов тридцать, — говорит председатель. — Не дали. Мы раньше кредитов не брали, поэтому сказали, что у нас кредитная история плохая. Обидно даже: всю жизнь все деньги у них держали, пенсии, накопления».

Пока «Вутан» с ржавыми потеками по бортам стоит в Мурманске, в Ура-Губе ждут к концу года пополнения флота — новый траулер, который уже почти готов на одной из верфей Китая. На его покупку кооператив копил более десяти лет, «стараясь во всем себя ограничивать», и уже выплатил 95% его стоимости. «Энергия» была бы и рада получить «квоту под киль», да вот только строить траулеры в России получается раза в два дороже. Если «исторические квоты» отменят, колхоз останется без рыбы. А Ура-Губа — без колхоза.

Город под пятой

Не считая ЗАТО, подконтрольных военным, большинство городов области в той или иной мере «принадлежит» какой-нибудь компании. Как «Энергия» и есть Ура-Губа, так Оленегорск — «Северсталь», Кировск — «Фосагро», Ковдор — «Еврохим». Компании не только платят налоги, но в той или иной степени вкладываются в социальную сферу — здравоохранение, спорт, образование, выделяя на эти цели сотни миллионов рублей в рамках благотворительных бюджетов или договоров о социально-экономическом партнерстве.

Среди гигантов промышленности «Норникель», а именно его дочерняя компания «Кольская ГМК» выделяется как наиболее владетельная. Ей «принадлежат» сорокатысячный Мончегорск, пятнадцатитысячный Заполярный и Никель, поселок, где, по последним данным, проживало порядка 10 000 человек. По итогам года эта цифра может значительно уменьшиться, так как еще в декабре 2020 года было остановлено градообразующее предприятие Никеля — плавильный цех, где трудились 660 жителей поселка.

Дорога в Никель ведет через вершину сопки, откуда открывается вид на поселок и исполинских размеров плавильный цех с прилегающей территорией, общая площадь которой едва ли не превышает площадь самого населенного пункта. Вся сопка и территория до Никеля представляет собой выжженную землю — это последствия многолетнего загрязнения диоксидом серы. Так же тундра выглядит и вокруг металлургического цеха «Норникеля» в Мончегорске. Его компания тоже закрыла в этом году. Как и в случае с плавильным цехом в Никеле, причина остановки — неэкологичность производства и нецелесообразность модернизации.

Теперь Никель, ближайший к Норвегии российский населенный пункт, должен перестроиться и уйти от монозависимости. В этом ему должен помочь все тот же «Норильский никель» через центр социальных проектов «Вторая школа» и программу беспроцентных займов.

Андрей Фоменко, директор «Второй школы», работает в помещении с дизайнерским ремонтом в неприметном здании закрытой школы №2 в Никеле. «У Никеля новая ступень в развитии, — говорит он. — Это та территория, которая должна трансформироваться, потому что уход от монозависимости подразумевает поиск новых векторов развития. «Вторая школа» — это инструмент поиска этих векторов». Планируют развивать туризм и сферу услуг, а также осваивать площади бывшего цеха.

Превратить Никель в туристический центр — задача не из легких. Брошенные по окраинам дома с пустыми окнами, выжженная земля, разбитые дороги. Поселок не выглядит абсолютно брошенным, но и готовым к турпотоку его не назовешь. Привлечь туристов мог бы сам исполинский цех, но, по словам заместителя генерального директора Кольской ГМК Максима Иванова, инвесторов, готовых превратить его в музей или парк развлечений, не нашлось. Пока есть только три проекта: мини-завод по производству шаров для измельчения сыпучих материалов, предприятие по производству абразивных материалов и экозавод по изготовлению уличной мебели из вторичного пластика. Все три — победители конкурса «Норникеля», получившие от компании беспроцентные займы на пять лет в размере от 5 млн до 30 млн рублей. Всего компания выделила на конкурс 300 млн рублей, из них 5 млн достались Ирине Ташовой.

Ташова — энергичная женщина, хозяйка кафе «Северяночка» и жена бывшего сотрудника плавильного цеха, решившего выйти на пенсию после закрытия предприятия. «Северяночка» появилась как пристройка к цветочной лавке, которую Ташова открыла в конце 1990-х. К 2014 году было уже почти готово строение, в котором Ирина собиралась устроить кафе и ресторан, но обвал курса рубля вынудил ее заморозить стройку. Но на деньги «Норникеля» она смогла реализовать свою давнюю мечту — купила фуд-трак. Теперь этот ярко-красный обтекаемой формы трак стоит на улице Мира в ста метрах от «Северяночки». Пока это единственный работающий проект в Никеле, который укладывается сразу в несколько векторов развития, намеченных «Второй школой»: развитие городской среды, сфера услуг и туризм. С туристами, правда, пока в поселке плохо: российским тут все еще нечего делать, а для норвежцев, приезжавших сюда за продуктами и услугами, в разы более дешевыми, чем у них на родине, граница пока закрыта. «Хорошо с ними было, — вспоминает Ташова. — Они сюда ехали в магазине закупить продукты, алкоголь, заправиться, постричься, к стоматологу сходить, ко мне зайти».

Однако норвежский поток не стоит в приоритете у «Второй школы» и администрации Печенгского округа, они собираются привлекать столичного туриста масштабными проектами, такими как парк экстремальных видов спорта, горнолыжный курорт и туристический кластер на полуострове Рыбачий, где в этом году должны появиться первые глэмпинги и начнется любительский лов камчатского краба. На Рыбачий уже заходят инвесторы, а вот партнеров под проекты в самом Никеле пока найти не удалось.

Туры полярного дня

Массовый туризм в Мурманской области — явление новое, но в регионе уже есть визитная карточка — поселок на Баренцевом море Териберка. Сюда зимой приезжают охотники за северным сиянием, летом  —любители северных красот и уединения. Правда, тишины в поселке все меньше, по официальной статистике, в прошлом году Териберку посетило 40 000 туристов. Местные жители в группе «ВКонтакте» «Моя Териберка» жалуются на грязь, шум, находят страницы в соцсетях тех, кто оставляет надписи на скалах, и агитируют односельчан писать «провинившимся» оскорбительные сообщения.

Еще семь лет назад Териберка вымирала, но стоило выйти в прокат фильму Андрея Звягинцева «Левиафан», как жизнь в селе круто поменялась. Стали открываться рестораны и гостиницы, на улицах появился асфальт. Правда, дорогу до самой Териберки пока еще не доделали — остается закрыть дорожным полотном еще 30 км пути. В прошлом году на фоне пандемии и закрытых границ в Мурманской области побывало 350 000 туристов, годом ранее — 450 000, а за первые семь месяцев 2021 года число приезжих уже перевалило за 250 000.

«Сейчас мы уже находимся на грани вместимости региона, — говорит Владимир Онацкий, владелец турфирмы «Мурмания» и президент ассоциации «Арктические гиды». — Спрос растет, но предложение за ним не успевает. Январь, февраль, март — это те три месяца, когда уже невозможно в режиме реального времени найти здесь жилье и нанять ги

Туризм — одно из главных направлений развития региона, которое губернатор Андрей Чибис и его команда обозначили с самого начала работы в области. Онацкий вспоминает одно из первых совещаний у новоизбранного губернатора, на котором тот собрал представителей туриндустрии: «Он, если честно, нас покорил тогда фразой: «Туризм в Мурманской области должен оставаться дорогим и эксклюзивным, а не массовым и дешевым». Туризм на севере — это дорого. Здесь все сложнее, чем в средней полосе: стройка, доставка, отопление, амортизация. «Буквально на днях на грунтовке в Териберку у меня из джипа вывалились фары», — приводит пример Онацкий.

Но «дорого и эксклюзивно» подразумевает комфортно и доступно в плане инфраструктуры. А с инфраструктурой пока все совсем не блестяще. Например, по дороге из Мурманска в Никель первое место, где можно выйти из машины и отдохнуть под крышей, — поселок Титовка, в котором расположена погранзастава. До того по обочинам нет ни беседок, ни лавок, ни туалетов. Первый «туалет типа сортира» на куда более туристическом направлении — в Териберку — появился только этой зимой.

Пожалуй, единственный город в области, который сегодня максимально приблизился к статусу не только курорта, но и инфраструктурного чемпиона региона, — это Кировск. Город уютно расположился между склонами Хибинских гор и озера Большой Вудъявр. Здесь еще в советские времена функционировали кресельные подъемники для любителей горнолыжного спорта, но только с середины 2000-х АО «Апатит», дочернее предприятие «Фосагро», решило превратить Кировск в настоящий зимний курорт.

Если убрать из Кировска все объекты, к которым «Фосагро» приложил руку, то он будет неотличим от любого моногорода в России: пара кварталов сталинок, микрорайоны панелек, посредственное дорожное покрытие, непродуманная пешеходная среда. Но город без «Фосагро» уже невозможно представить. Холдинг трудоустраивает более 10 000 жителей Кировска и соседнего города Апатиты. Лучшая гостиница Кировска «Северная», стоящая на главной площади, принадлежит холдингу. Неподалеку часовая башня, напоминающая ратушу европейского города, — перестроенная компанией под музей бывшая пожарная каланча. «Фосагро» же построил плавательный бассейн, центр детского спорта, дворец спорта, ледовый дворец, единственный в городе новый многоэтажный дом, санаторий «Тирвас» и горнолыжный комплекс BigWood. Даже аэропорт, один из двух гражданских в регионе, принадлежит «Фосагро». Только за прошлый год по договору о социально-экономическом сотрудничестве с областью холдинг вложил в развитие Кировска 1,3 млрд рублей.

Заместитель директора кировского филиала АО «Апатит» Сергей Свинин на вершине северного склона горнолыжного комплекса BigWood показывает стройплощадку будущего ресторана из стекла и бетона в форме шайбы стоимостью полмиллиарда рублей. «Для нас туризм — это не бизнес, — признается Свинин. — Мы добываем и перерабатываем апатит — это бизнес, это мы умеем. А разве может окупиться ресторан за полмиллиарда?» По его словам, эти вложения нужны для того, чтобы в город пришел другой бизнес и развивался бы сам по себе: «Кадры — это золото, но кадры утекают, и мы в меру наших сил пытаемся переломить ситуацию, создавая здесь подходящий климат для развития бизнеса и жизни в целом».

Пока же население Кировска продолжает убывать, но бизнес действительно подтягивается. В самом городе много отелей экономкласса и хостелов, вокруг него есть кафе и частные базы отдыха, снегоходные и джипинговые компании. Парк «Таинственный лес», сооруженный по пути к южному склону BigWood частными предпринимателями, ежегодно принимает тысячи туристов.

«Бар Баревич» Александра Белова открылся в Кировске в 2015 году в помещении бывшей рюмочной. В то время «Апатит» как раз активно распродавал свои площади в городе и за его пределами. Рюмочная была одним из неликвидных активов компании.

«Моя идея была не в том, чтобы заработать на баре, а в том, чтобы принести пивную культуру в родной город, — рассказывает Белов. — Можно сказать, что я делал бар для себя, потому что мне надоело заказывать крафтовое пиво из Питера». В кировском «Бар Баревиче» бородатые бармены в татуировках, приглушенный свет и выбор пива, который встретишь не в каждом заведении. «Конечно, это был риск — делать крафтовый бар в городе, где нет баров вообще и слово «крафт» мало кто слышал. Но благодаря зимнему потоку мы стали популярными, и к нам потянулись уже местные. Для них такой выбор пива сначала был шоком», — смеется Белов.

В 2016 году он открыл бар в Апатитах, в прошлом году «Баревич» открылся в Петербурге, уже по франшизе, но не проработал и месяца — партнеры из Питера переругались между собой. С 2019 года по франшизе «Баревич» работает в Мурманске и в Киришах в Ленинградской области. Теперь Белов мечтает открыть настоящий ресторан в родном городе.

Другая жизнь

Нынешний год в правительстве области уже считают удачным. Несмотря на продолжающуюся пандемию, за первые пять месяцев 2021-го бюджет области получил прирост по налогу на прибыль на 10 млрд рублей, что, как утверждает вице-губернатор Ольга Кузнецова, для региона очень большая сумма. «У нас структура экономики, где достаточно сбалансирована доля разных отраслей, — рассказывает чиновник. — Мы это почувствовали в прошлом году на фоне пандемии. Да, малый бизнес, находившийся под серьезными ограничениями, пострадал, но благодаря диверсификации экономики региона в целом из кризиса мы вышли достойно. А что касается этого года, то сейчас цены на те же никель, медь и фосфорные удобрения растут по всему миру. Это как раз все то, что производят наши гиганты».

Недавно в регион зашел новый гигант — «Новатэк». На берегу Кольского залива недалеко от Мурманска на площади 150 га компания строит Центр строительства крупнотоннажных морских сооружений. Над возведением верфи сейчас трудятся более 5000 человек, а всего проект стоимостью под 200 млрд рублей должен будет трудоустроить около 15 000. Правда, сколько из них будет местных жителей, пока загадка.

«Новатэк» со своим проектом уже стал резидентом Территории опережающего развития (ТОР) «Столица Арктики», особой экономической зоны, дающей налоговые и административные преференции. Резидентом ТОР стал и терминал, строительство которого сейчас начинает холдинг «Норебо». Всего в ТОР уже инвестировано чуть менее 100 млрд рублей. Что же касается игроков помельче, то они могут получить поддержку от государства, став резидентом Арктической зоны Российской Федерации (АЗРФ), свободной экономической зоны, в которую входят восемь регионов страны и Мурманская область.

Андрей Дубовцев, заместитель директора компании Reindeer, — саам и потомственный оленевод. Предки Андрея осели в селе Ловозеро и стали работать в колхозе «Тундра» — до сих пор одном из двух крупнейших оленеводческих хозяйств региона с 24-тысячным поголовьем. В «Тундре» работал и сам Дубовцев, но из-за конфликта с председателем кооператива ушел в Reindeer, компанию по переработке оленьего мяса. У  него есть и собственное стадо, но сколько в нем голов, он не скажет — плохая примета. По образованию Дубовцев лингвист, учился в Будапеште, знает русский, саамский, английский и венгерский языки. В 2012 году он вернулся из Европы на родину, где собирается создать ферму по скандинавскому типу, он подсмотрел это у саамов в Норвегии. Дубовцев хочет, чтобы собеседник как можно лучше проникся этой идеей, поэтому, подталкивая его в плечо в моменты особой важности, повторяет «представляешь?»: «Как сейчас? Отел прошел в июне, и оленей выпускают на свободный выпас до октября-ноября. То есть они сами по себе, без людей. А в тундре — хищники, болезни, браконьеры. Представляешь? Потери у стада к зиме значительные». С оленями рядом должны быть люди, уверен он. Дубовцев уже зарегистрировал территориально-соседскую общину коренных малочисленных народов Севера, в которую вошли двадцать таких же, как и он, оленеводов-частников. Это позволит ему не только заниматься оленями, но и получить участки под вылов речной и озерной рыбы в местах прогона оленей. Субсидии у государства под общину Андрей брать не планирует, они слишком незначительны. В правительстве области ему предложили другой вариант — стать стратегическим инвестором региона. Льгот по страховым взносам и налогам это не даст, но для Дубовцева главное — это земля, которую он и партнеры смогут получить в аренду без конкурса. Участок они уже подобрали. «Там мой дед пас, я там со стариками уже все облазил. Отличные земли, и асфальт есть», — не скрывает радости оленевод.

Асфальт — важнейшая для Дубовцева составляющая его проекта, так как на убой он не будет гнать оленей всем стадом, как это делают сейчас крупные хозяйства, а повезет трейлером только товарную часть поголовья. Это сократит расходы на загоны и содержание животных. «И не нужны все эти перегоны, — объясняет Андрей. — Выбрал, погрузил 200 голов в трейлер — и вперед. А остальные в тундре, с людьми, под присмотром».

По его плану в тундре с оленями люди будут жить в комфортных разборных домиках с электрогенераторами и связью. «Раньше ведь так и жили, только без удобств, представляешь?» — в очередной раз толкает собеседника Дубовцев.