Дэвид Городянский — Forbes: «Мне важно сделать что-то позитивное для России»

Дэвид Городянский говорит, что все, чем он занимается, в перспективе должно решать проблемы миллионов людей. Он родился в Москве, а в девять лет вместе с семьей переехал в Калифорнию. В 2005 году Городянский вместе с партнером Юджином Малобродским создал компанию AnchorFree, которая разработала VPN-сервис Hotspot Shield для безопасного интернет-серфинга. В 2011 году, в разгар «арабской весны», приложением пользовались сотни тысяч египтян, в 2016-м, во время попытки военного переворота в Турции, — несколько миллионов турок. В 2012 году AnchorFree привлекла $52 млн от Goldman Sachs, а в 2018-м Городянский продал контрольный пакет компании фонду WindrCo за $295 млн. Hotspot Shield, по данным самой компании, скачали более 650 млн людей по всему миру. 

Сейчас Дэвид Городянский — председатель правления торговой площадки GlobeIn, которая позволяет торговать ремесленными изделиями по всему миру. Он инвестирует в несколько компаний, решающих социальные проблемы, среди которых производитель водородных авиационных двигателей ZeroAvia, приложение Humanity, отслеживающее биомедицинские показатели, создатель искусственной кожи и мяса Modern Meadow, стартап Knock, помогающий людям искать жилье для аренды.

Вместе с миллиардером Рубеном Варданяном и владельцем российской версии Forbes Магомедом Мусаевым Городянский запустил платформу для импакт-инвестиций ImpactFuture, в основе которой — ежегодный конкурс для предпринимателей, решающих глобальные проблемы. В этом году тема конкурса — профессиональное образование. Городянский рассказал Forbes, как познакомился с партнерами по ImpactFuture, чем проект отличается от аналогичных импакт-конкурсов и какие задачи решает.

— Дэвид, вы назвали ваш проект ImpactFuture. Хочется сразу понять, что вы вкладываете в понятие «импакт»? В последние годы эта тема стала очень популярной, и есть ощущение, что используется нередко в спекулятивных и имиджевых целях.

— Еще до того, как понятие «импакт» стало активно использоваться, то, что оно обозначает, я для себя называл социальным предпринимательством. В нем есть две важные составляющие. Во-первых, речь о компаниях, которые делают что-то важное для общества, что влияет на жизни миллионов и миллиардов людей. Во-вторых, такие компании должны быть экономически устойчивы. Это не филантропия, такие компании должны приносить пользу миру, и при этом их инвесторы должны получать возврат на свои вложения.

— В чем идея ImpactFuture? Какую проблему решает компания?

— ImpactFuture — это платформа для инвестиций в компании, которые решают значимые проблемы в России и в мире. Наша цель — создание инструмента для решения актуальных социальных задач за счет возможностей инвесторов и технологичных компаний. Мы объединяем сообщества инвесторов и предпринимателей для решения острых проблем человечества экономически устойчивым путем.

Мы считаем, что в мире есть большой разрыв между инвесторами и предпринимателями. Удивительная вещь — каждый человек может объяснить, чем он занимается, но почти никто не может ответить на вопрос «зачем?». Я встречаю умнейших предпринимателей в Калифорнии, в Нью-Йорке, в Москве. Когда ты спрашиваешь их: «Чем вы занимаетесь?» — они говорят: мы строим компанию, которая, например, будет новым Uber для выгуливания собак или новым Uber для химчистки, или создают решение, которое сделает корпоративные сервера на 10% быстрее. На вопрос «Зачем вы это делаете?»  нет ответа, кроме, конечно, возможности заработать.

Это проблема нашего поколения — умнейшие люди, вместо того чтобы придумывать, как двигать человечество вперед, думают о том, как заработать деньги на более удобном способе выгуливания собак или новой игре для iPhone. И одна из причин заключается в том, что инновации часто идут за капиталом. Предприниматели хотят идти туда, где есть финансирование, но не знают, что хотят финансировать инвесторы. Если ты не знаешь, какую проблему нужно решить, чтобы получить деньги, ты выбираешь какие-то легкие вещи, которые можно быстро протестировать, и часто это не самые важные вещи для продвижения мира и человечества.

Для инвесторов тоже существует проблема, что нет механизмов находить и инвестировать в компании, которые совпадают с ценностями инвесторов. ImpactFuture создает возможность для инвесторов стать не только потребителем инноваций, но и катализатором инноваций. Инвесторы наперед объявляют, какие масштабные проблемы они хотят решить и сколько денег хотят инвестировать в компании, которые докажут свою способность решить эти проблемы экономически устойчивым путем. Это создает вызов и мотивацию для компаний, направляя и предпринимателей, и инвестиции на решение острых проблем человечества.

— Важный момент. У Московской школы управления «Сколково», учредитель которой — Рубен Варданян, ваш партнер по ImpactFuture, есть собственная классификация социальных проектов, в которой говорится, что для импакт-инвестирования важен именно социальный эффект, а норма прибыли может быть и ниже рыночной. Нет ли здесь противоречия, доказывающего, что импакт-проекты в массе своей убыточны и крупный капитал не спешит в них инвестировать?

— В мире есть разные модели инвестирования, в том числе и разные модели импакт-инвестиций. Есть модели, где инвесторы хотят вкладывать в компании, для которых коммерческая составляющая менее важна, есть, наоборот, где коммерческая составляющая более важна. В нашей модели коммерческая и социальная составляющие одинаково важны.

Можно составить большой список компаний с оценкой больше миллиарда долларов, которые делают очень важные вещи для общества. Например, телемедицина — громадная отрасль, взлетевшая в пандемию, в которой много компаний с оценкой больше $10 млрд. Есть успешные проекты по производству чистой воды с помощью солнечных батарей. Есть гигантский сектор профессионального образования, как пример — Udemу (оценка в ходе последнего раунда финансирования составила $3,3 млрд. — Forbes), Сoursera (капитализация — $5,1 млрд. — Forbes). У инвесторов, которые вложили деньги в эти компании, выгода была гораздо больше, чем у тех, кто инвестировал в стартап, который делает, например, игры для iPhone. У меня есть фундаментальное убеждение, что компании, которые решают важные задачи для миллионов или миллиардов людей, более выгодные с точки зрения инвестиций, чем компании, которые делают неважные вещи для общества.

— Многомиллиардная капитализация компаний — это то, как их оценивает рынок. А рынки, как мы видим сейчас, могут быть чересчур оптимистичны. Можно составить немаленький список компаний, у которых может не быть дохода и активов, но стоить они будут миллиарды долларов.

— Да, есть компании, которые через SPAC вышли на рынок, при этом они ничего не зарабатывают, но рынок оценивает их будущие технологии. Но это немного другая история. Объявив о конкурсе ImpactFuture, мы поставили ограничения. Мы приглашаем участвовать только те компании, у которых есть минимум миллион долларов выручки в год — при этом у многих компаний, которые, как мы ожидаем, пойдут на конкурс, выручка $10-20 млн. Второе условие — должно быть хотя бы 70% годового роста.

— В чем суть конкурса? Как будет работать его механизм?

— Мы создаем новый инвестиционный механизм, которым могут пользоваться любые инвесторы — корпоративные или частные. Инвестор может прийти к ImpactFuture с желанием решить какую-то масштабную задачу в мире. Наша аналитическая команда прорабатывает проблему: насколько реально ее решить, какие компании на рынке способны это сделать, какие показатели нужно установить, чтобы показать, что проблема решается. И если это все выглядит реалистично, то устанавливаются соответствующие KPI и запускается инвестиционный конкурс, на котором мы приглашаем компании решить выделенную задачу или показать путь к ее решению. Мы им говорим: «Ребята, у вас классные продукты, у вас есть пользователи, есть выручка. Но смотрите: есть миллионы людей, кому ваши продукты недоступны по разным причинам. Сделайте их доступными». Мы будем измерять успех ImpactFuture тем, сколько глобальных задач будет решено компаниями, которых наши инвестиции и другие мотивационные ценности вдохновят на импакт, сколько людей это затронет и какой вклад это внесет в ВВП страны и мира.

— Есть ли аналогичные конкурсы в мире?

— Да, в Калифорнии есть замечательный проект XPRIZE. Им как раз недавно Илон Маск выделил $100 млн на проект по снижению CO₂ в атмосфере. Они как раз сказали: «Мы не будем, как обычные инвесторы, чисто потреблять инновации, мы будем сами выбирать проблему и приглашать людей ее решить». Дам пару примеров конкурсов XPRIZE: научить несколько миллионов взрослых людей в Африке читать и писать или сделать аппарат, который из воздуха делает чистую питьевую воду, — такие машины есть, но XPRIZE ставит задачу, чтобы такая машина стоила не больше $500.

Я общался с CEO и советом директоров XPRIZE, они крутые, но важная особенность — они не инвестируют, а дают гранты, и, чтобы победить в их конкурсе, часто занимает пять-шесть лет. Конкурсы такого типа доказаны как эффективный механизм для поиска позитивных решений, которые двигают человечество вперед. Фонд Билла Гейтса выделяет много денег на решение проблем Африки через конкурсы, и это тоже эффективно. Но все эти конкурсы основаны на грантах. И на такие конкурсы идут в основном академики и ученые, а не предприниматели. Предприниматели хотят инвестиции, а не гранты, и хотят их быстро.

Мы в некоторых аспектах похожи на XPRIZE, но у нас соревнование занимает не шесть лет, а шесть месяцев. И мы, как обычные инвесторы, инвестируем и покупаем акции компаний, которые мы считаем и выгодным финансовым вложением, и важными для общества. Мы создаем уникальную инновационную платформу для инвесторов, для предпринимателей и для общества.

— А кто будет инвесторами в ImpactFuture?

— Это в основном family-офисы и корпорации. Первый миллион долларов, который получит победитель конкурса, мы вкладываем сами как фаундерс.

— Как вообще образовался круг основателей ImpactFuture, как вы пришли к этой идее?

— С Рубеном [Варданяном] мы познакомились году в 2016-м в Нью-Йорке. Меня пригласили на ужин с Генри Киссинджером, Рубен был на нем тоже. И мы оказались единственными русскоговорящими из дюжины гостей. И за годы общения я понял, что у нас схожие ценности и взгляды. Мы обсуждали импакт, обсуждали, что можно сделать в России. Первая мысль была — привезти XPRIZE в Россию, но мы поняли, что из-за системы грантов у них отсутствует система экономической устойчивости. Так мы пришли к текущему механизму ImpactFuture.

С Магомедом [Мусаевым] нас познакомил Даниил Козлов, управляющий партнер Global Venture Alliance. Оказалось, что мы соседи, у нас дома в Калифорнии в пяти минутах друг от друга. Общаясь с Магомедом, я понял, что у него взгляды на будущее очень совпадают с моими и Рубена. Он тоже думает, как развивать бизнес не только для зарабатывания денег, а для решения проблем общества, и думает долгосрочно — на 20 и более лет вперед. У нас есть общее видение, что можно создать мощный мост между Кремниевой долиной и талантливыми предпринимателями в России и дать предпринимателям наши ресурсы для глобального масштабирования. У нас есть для этого все возможности.

— А кто проводил аналитическую работу? Как искали проблему для конкурса?

— Павел Лукша — он профессор в «Сколково», а его команда делала аналитические проекты по России для ООН и Всемирного экономического форума. Мы сказали команде Павла: «Ребята, какая существует проблема в России?» — и поставили ряд ограничений. Во-первых, проблема должна касаться миллионов людей, во-вторых, должна быть актуальна во всем мире, в-третьих, уже есть компании, которые ее решают, в-четвертых, эти компании должны быть интересны для инвестиций. Они смотрели все сферы и для первого конкурса выбрали сферу профессиональных навыков.

— Почему?

— Это хороший рынок, в России есть много привлекательных компаний, которые занимаются профессиональным образованием. При этом около 500 000 человек в России ежегодно покупают курсы профессиональных навыков. Большинство из них — это люди, которым за 30 лет, у них уже есть высшее образование, они пытаются повысить свою квалификацию.

А что насчет молодежи? Что насчет молодежи в регионах?  В 17 лет молодой человек, живя в регионе, вряд ли может позволить себе заплатить за такие курсы $1000-3000. Во-вторых, в 17 лет ему нужно выбрать институт, отучиться там пять лет — а как выбрать, если он еще ничего не пробовал в жизни? Это большая проблема во всем мире, половина людей в мире не работает по специальности. И в-третьих, даже если ты взял курс, скажем, по программированию, отучился, а что дальше? Компании в сфере профессиональных навыков, как правило, не ставят себе задачи трудоустройства. Мы хотим это изменить.

Мы запускаем первый инвестиционный конкурс, он будет в сфере профессионального образования, и задача будет следующая: дать профессиональные навыки 100 000 человек в регионах и трудоустроить или помочь монетизировать какой-то процент из них. Я использую слово «трудоустройство», но это необязательно — может быть стажировка, может быть фриланс.

— Есть понимание, какие компании уже готовы заявиться на конкурс? Это какие-то небольшие независимые компании или входящие в холдинги наподобие TalentTech Алексея Мордашова?

— Понимание есть. Мы общаемся где-то с 30 компаниями в сфере образования. Понятно, что, скорее всего, это будут независимые компании, не часть холдинга. А холдинги как раз могут выступить как инвесторы.

При этом, мне кажется, мы создали интересную платформу не только для небольших компаний, но и для корпораций, которым интересно продвигать свой бренд. Опять пример XPRIZE — они запускают конкурс, на него могут прийти академики, ученые, а может — Google. Зачем Google соревноваться в конкурсе XPRIZE и в случаи выигрыша получить условные $5-10 млн? Им важно показать миру, что они самые инновационные, и внести свой вклад в решения важных задач человечества. Также использовать победу в конкурсе для привлечения крутых кадров, для потенциальных инвестиций или покупок других участников конкурса.

— Конкурс будет проходить раз в год. Какие еще проблемы вы смотрели?

— Мы строим механизм для инвестиций, которым могут пользоваться любые инвесторы. Задачи могут определяться разные — разными инвесторами. Лично мне кажется, что очень интересна относительно новая индустрия психологического здоровья. Она стала очень важной во время пандемии. Мы смотрели на внутренний туризм — нам это тоже было интересно. Само собой, смотрели на здравоохранение. Хотя мое личное мнение, что настоящая медицина — сложные операции и прочее — должна быть государственная, не должна быть частная. Мы же смотрим именно на задачи, которые может решить частный бизнес.

— ImpactFuture может стать международным проектом?

 — Абсолютно. Мы с самого начала строим глобальную компанию, и одна из наших ценностей для предпринимателей — это наши возможности продвижения их на глобальном рынке. Наша цель — в течение следующих 10 лет пустить масштабные инвестиции через площадку ImpactFuture в компании, решающие острые проблемы человечество экономически устойчивым путем, и мотивировать целые индустрии на решение этих задач, это создаст экспоненциальный вклад в ВВП страны и мира. Мои партнеры в Америке спрашивают: «Почему вам интересна Россия? Почему не Индия? Почему не Марокко?» Мы живем в Калифорнии, у нас своя экосистема, много знакомых, много людей, которые готовы менять мир. Но для меня всегда было очень важно… Я родился в Москве, здесь родились члены моей семьи, здесь жили мои бабушки и дедушки. Мне всегда было важно что-то сделать позитивное для России. Для всего мира, конечно, тоже, но для России в частности. Мы намеренно строим глобальную компанию, но для нас важно, чтобы Россия была частью этой компании и чтобы импакт в том числе происходил и в России.