Президент Segezha Group Михаил Шамолин — Forbes: «Наша инвестпрограмма не завязана на IPO»
Segezha Group — один из крупнейших российских лесопромышленных холдингов с полным циклом лесозаготовки и глубокой переработки древесины. Компания занимает первое место в России и второе в Европе по производству бумажных мешков, первое место в России и третье в мире — по производству мешочной бумаги, пятое место в мире — по производству березовой фанеры и первое место в России по производству хвойных пиломатериалов, а также домокомплектов из клееного бруса.
— Совет директоров Segezha Group утвердил предложение акционерам о размещении по открытой подписке более 25% новых акций. Есть ли понимание, откуда и как будут привлекаться эти средства?
— Это один из шагов, чтобы сделать возможным будущее IPO, если мы решим его проводить. В общем-то, довольно формальный шаг, который необязательно будет завершен размещением акций, но, поскольку есть определенная процедура, то мы ей и следуем.
— То есть это для того, чтобы в феврале на общем собрании акционеров получить их согласие на увеличение уставного капитала?
— Да. Но это формальный шаг. Есть тема IPO [Sеgezha group], она обсуждается. И хотя однозначного решения проводить IPO и когда проводить нет, тем не менее идет техническая подготовка — на тот случай, если такое решение будет принято.
Reuters узнал о планах Segezha Group привлечь до $500 млн в ходе IPO
— Когда компании готовят IPO, они начинают неформально общаться об этом с инвестбанкирами. По Segezha такие встречи уже проводились, проводятся или будут проводиться?
— Мы постоянно поддерживаем контакт с разными инвесторами в рамках всей «Системы». Это большая работа. «Система» прощупывает их интересы к себе в целом, ко всем своим активам — и к компании Segezha в том числе.
— Я смотрел предварительные прогнозы некоторых аналитиков. К примеру, Goldman Sachs оценивает Segezha с коэффициентом 7,5 по EV/EBITDA. Ваши примерные прикидки совпадают с их оценкой компании в 112 млрд рублей?
— Goldman Sachs — уважаемая бизнес-сообществом компания, ее экспертам виднее.
— У компаний-аналогов, с которыми вас можно было бы сравнивать, мультипликаторы разнятся: невысокие — у тех, кто не имеет собственного леса, высокие — у тех, кто его имеет. У вас как раз есть собственный лес...
— Нельзя сказать, что это собственный лес. В России лес принадлежит государству, а мы — арендаторы. Да, у нас есть долгосрочное право аренды. Это стандарт, по которому работает индустрия у нас в стране. С одной стороны, это, конечно, не собственность, но с другой — мы имеем контроль над сырьем на условиях аренды.
— Если в Goldman Sachs правы и ваша компания стоит 112 млрд рублей, и если вы выпускаете больше 25% новых акций, то, выйдя на рынок, вы могли бы привлечь миллиардов тридцать. Правильно?
— Смотрите, мне как СЕО компании в ситуации, когда теоретически идет разговор про IPO, нужно быть крайне осторожным в любых прогнозах. Поэтому я не могу комментировать эти цифры.
— В декабре Segezha опубликовала результаты третьего квартала: выручка выросла по сравнению с прошлым годом на 38%, до 19 млрд рублей, OIBDA — почти на 106,9%, до 5,1 млрд рублей. У вас уже есть управленческая отчетность за весь 2020 год?
— Отчетность группы по МСФО за 2020 год будет готова в середине марта. Управленческая отчетность есть, эти цифры сейчас проходят окончательную проверку.
— И каковы результаты Segezha?
— Я не имею права раскрывать результаты, пока они не будут объявлены аудиторами официально. Мы не даем сейчас никаких цифр, потому что к нам приковано повышенное внимание. Но я могу сказать, что EBITDA за 2020 год будет, вероятно, больше, чем в 2019-м.
Новая нефть «Системы»: как Владимир Евтушенков за год удвоил свое состояние
«Все пакеты, которые вы видите в IKEA, «М.Видео», «Перекрестке», производим либо мы, либо из нашей бумаги»
— В 2020 году на многие бизнесы повлиял COVID-19. Предприятия во многих отраслях фактически приостановились. Как я понимаю, на вас это должно было тоже сказаться, особенно весной, когда рвались производственные связи.
— Из-за коронавируса 2020 год с точки зрения динамики цен был одним из худших за последние лет десять. Цены были на минимуме, причем практически по всем видам продукции: и на целлюлозу, и на бумагу, и на пиломатериалы, и на фанеры — практически на все. Кроме, пожалуй, пеллет (древесные топливные гранулы. — Forbes).
— Из-за спроса?
— Да. Строительная индустрия стояла как минимум треть года, а в некоторых странах и больше. Промышленное производство тоже сильно упало по всему миру, упал ретейл, хотя, например, интернет-торговля выросла, и это в определенном смысле поддержало спрос на целлюлозу, который мог бы упасть еще сильнее. В целом цены находились в депрессивном состоянии весь год. Но сейчас мы видим первые признаки роста цен и восстановления рынков: рынка древесины, даже древесного сырья, и рынка переделов, даже самых сложных переделов (конечной отбеленной целлюлозы, продуктов из нее). Когда падает цена на целлюлозу, соответственно уменьшается и ее выработка — в первую очередь у наиболее высокозатратных производителей. Производители отличаются друг от друга по удельным затратам на тонну продукции. В первую очередь производство начинают снижать те, у кого самая высокая себестоимость. Как только цена «пробивает крышу» этой себестоимости, объем идет на спад, а как только объем идет на спад, падает и спрос на сырье. В результате оно дешевеет. Когда дешевеет сырье, дешевеют пиломатериалы, произведенные из этого сырья. Это такая сложная система сообщающихся сосудов, где все происходит не одновременно, но тем не менее тенденции примерно едины. Если индустрия идет на спад — падает все, а когда она поднимается, поднимается тоже все. С разным лагом — где-то быстрее, где-то медленнее, но, как мы несколько раз уже наблюдали, идет циклическая волна.
— У вас основная доля продукции идет на экспорт…
— По 2019 году экспорт составлял 73% и 27% — Россия.
— Вы упомянули вашу себестоимость. И это, конечно, еще одно конкурентное преимущество. Правильно ли я понимаю, что ваша себестоимость ниже, чем у европейских конкурентов?
— Ниже, да.
— И кто ваши основные конкуренты?
— В области крафт-бумаги для производства бумажных пакетов и мешков это британская Mondi, шведская BillerudKorsnäs, канадская WestRock — целый ряд международных конкурентов. На рынке крафт-бумаги для мешков мы работаем на цементную промышленность, строительство, пищевую промышленность, выпускаем потребительскую упаковку. Все пакеты, которые вы видите в IKEA, «М.Видео», «Перекрестке» и других сетях, производим либо мы, либо из нашей бумаги. Здесь конкуренты у нас исключительно международные. Мы не конкурируем с нашими российскими партнерами, которые работают в отрасли, — у каждого из них есть своя специализация. Кто-то производит картон, кто-то делает белую бумагу, кто-то — салфетки и гигиеническую продукцию.
— 30 декабря прошлого года «Система» объявила, что завершила сделку по покупке 100% «Сибирского леса». Это значит, что планируется объединение этой компании с Segezha и вы будете развивать восточное направление в Красноярском крае?
— Сегодня это опцион для дальнейшего развития. Это венчур, поэтому этот актив приобрели не мы, а «Система» как инвестиционная компания, которая инвестирует в том числе и в венчурные истории. Там больше риска, чем может брать на себя Segezha как промышленная компания. Мы к венчурам относимся более осторожно и в основном инвестируем в проекты, в которых возврат денег и доходность более-менее гарантированы. Здесь же — как звезды сложатся. Когда этот проект дойдет до реализации, то, безусловно, это опцион очень хороший, и цена для него, на мой взгляд, очень разумная.
АФК «Система» миллиардера Евтушенкова решила купить «Сибирский лес»
«Наша инвестпрограмма не завязана на IPO»
— У вас довольно обширная инвестиционная программа, и по Segezha-Востоку, и по Segezha-Западу. Что главное в нынешнем году в инвестиционной программе?
— Утвержденная акционерами инвестиционная программа составляет часть стратегии и подразумевает набор относительно небольших проектов, в которые Segezha может инвестировать самостоятельно со своего баланса, удерживая соотношение долга к EBITDA на определенном уровне. Это целый ряд проектов, каждый из которых стоит от двух до пяти миллиардов рублей. И самый дорогой — это новая бумагоделательная машина на Сокольском ЦБК, которая будет стоить порядка 10 млрд рублей. Мощность Сокольского ЦБК — около 100 000 т, а мощность машины, которая там сейчас стоит, только 25 000 т. Производить и выгружать целлюлозу в жидком виде невозможно, потому что на нее нет покупателей, да и нерентабельно. Чтобы ее продавать, ее нужно высушивать и раскатывать на специальном дорогом пресс-паке. Мы посчитали и решили, что имеет смысл установить на комбинате еще одну бумагоделательную машину, чтобы увеличить объем производства, и, используя имеющиеся мощности, довести их до максимально оптимального значения.
— Ваша инвестиционная программа привязана либо к компаниям-партнерам, либо к банкам. Если состоится удачное IPO, означает ли это, что инвестпрограмма будет в какую-нибудь сторону пересмотрена?
— Скажем так: мы верим в нашу инвестпрограмму и видим окупаемость входящих в нее проектов. Так что вопрос скорее не в том, будем мы ее исполнять или не будем, а в том, с какой скоростью. Если у нас будет больше денег на входе, то мы будем делать ее быстрее. Будет меньше денег — будем делать медленнее, но будем делать все равно. И в данном случае источник денег может быть любой. Это могут быть вложения акционера или акционеров, может быть IPO, может быть вхождение стратегического партнера, или private equity фонда, или какого-то банка. Это вопрос соотношения акционерного финансирования и долгового. Мы исторически развивались за счет долгового финансирования, а дальше возникает вопрос, какое соотношение долга к EBITDA для нас приемлемо. Сейчас, по итогам третьего квартала, у нас соотношение долга к EBITDA в районе 3/1. С точки зрения международной практики это, наверное, довольно высокий показатель, потому что средний по индустрии, по-моему, 1,5-2. А если смотреть на российские компании и особенно на агрессивных предпринимателей, то мы очень часто видим компании с долг/EBITDA 5-8 или даже 9. Мы точно не агрессивные инвесторы. Вопрос в том, на каком уровне мы хотим держать соотношение долга к EBITDA и где баланс между долговым капиталом и акционерным. Банковские капиталы всегда дешевле, чем акционерные, потому что акционеры рискуют своими деньгами и ожидают увидеть больший возврат. И понятно, что акционерный капитал привлекается без залога, поэтому он всегда дороже, чем банковский капитал, когда, как правило, кредит дается под какой-то залог и права требования кредиторов банков идут всегда впереди прав акционеров. Вот поэтому акционерное финансирование дороже, но оно создает меньший риск. Если конъюнктура рынка портится, наступает какой-то глобальный кризис, финансирования нет или еще что-то происходит, а у тебя высокий долг, то у тебя будут проблемы. Но если долг невысокий, а деньги вложили акционеры — ну, акционеры в этом случае будут терпеть и ждать, пока стоимость компании не восстановится. Они не придут и не предъявят долги к выплате немедленно. В общем, инвестпрограмма не завязана железно на IPO.