Фраза «Кризис нельзя предсказать, потому что то, что предсказано, не будет кризисом», оказалась в начале 2020 года одновременно и очень верной, и совершенно неправильной. Для финансовых рынков, для бизнеса, для общества пандемия covid-19 закономерно стала не просто неожиданностью, а неожиданностью неожиданного типа. Мы привыкли к тому, что экономика мира живет по своим законам, а биологическая жизнь — по своим; единственным существенным местом пересечения раньше было «глобальное потепление». А вот для ВОЗ, для национальных систем здравоохранения, для правительств пандемия никак не должна была стать неожиданной: компетентные специалисты неоднократно предупреждали не только о потенциальной возможности вирусной пандемии, но и о возможности соответствующей мутации именно такого вируса.
Не должна была, но — стала. Ни SARS, ни MERS, ни успешные опыты по созданию высококонтагиозного коронавируса (на базе которых ученые предупреждали, что соответствующая мутация высоковероятна) не заставили тех, кому налогоплательщики поручили отвечать за мировое здоровье, ни озаботиться заранее подготовкой к созданию вакцины, ни написать эффективные протоколы борьбы с распространением вируса, ни подготовить резервные мощности для массового лечения заболевших.
Назад в карантин
Спустя почти 3 месяца после начала эпидемии только-только начали вырисовываться контуры внятного ответа государств на угрозу; внятного, но, похоже, далеко не самого адекватного. Все еще катастрофически недостаточны казалось бы очевидные реальные действия. Нужны быстрая организация массового производства и дистрибуции в районы поражения средств защиты, оксигенаторов, аппаратов ИВЛ; обеспечение, на уровне высшего государственного приоритета, логистики процесса создания вакцин и тестирования лекарств; снятие таможенных барьеров на пути всех товаров первой необходимости; отказ от национальной сертификации всех средств борьбы с вирусом, прошедших сертификацию в странах ОЭСР; отказ от «территориальности» медицинских дипломов и квалификаций на время пандемии, и многое другое. Все это если и делается, то совсем недавно, местами и в малых объемах.
Зато уже активно применяются старые методы — карантины (они применялись и во время «Черной смерти» в XIV веке — достаточно безрезультатно). Там, где они сочетаются с тщательным отслеживанием путей движения инфекции, более или менее массовым тестированием и изоляцией всех потенциально опасных, они работают лучше. Там, где упор делается только на ограничение социальных контактов — хуже. Есть подозрение (тут не надо быть врачом-вирусологом, это чистая математика), что именно отслеживание и изоляция потенциально зараженных и наиболее рискующих и есть оптимальная стратегия, а карантинные меры практически ничего не добавляют.
Во многих местах еще не делается толком ничего. Например, в Москве все еще крайне ограничены возможности сдачи теста, ответа ждать недопустимо долго, продолжают работать общественный транспорт и множество мест коллективного пользования. Это должно приводить к «сценарию Бергамо» — вопрос только во времени.
Однако везде правительственные меры всерьез затронули экономику. Кажется, именно ее все выбрали в священные жертвы, которая должна умилостивить кровожадного демона в короне. Разумеется, существенный экономический эффект оказывает даже сам страх заражения: сокращение социальной активности ведет к сокращению потребления оффлайн сервисов, депрессивное настроение — к снижению общего потребления. Но наибольший удар по экономике наносят установленные властью ограничения.
Карантины — это остановки большинства бизнесов и соответствующее снижение доходов их участников, а значит, падение потребления и сбережений. Первое вызывает падение доходов у вообще всех бизнесов по цепочке, второе — падение стоимости долгосрочных и финансовых активов. Падение стоимости инвестиционных активов вызывает переоценку их владельцами своей способности потреблять, и в свою очередь приводит к падению потребления. Замещение государствами выпадающих доходов потребителей не будет полным и будет вестись в долг — тем более, что налоговые сборы упадут вслед за доходами. Объемы государственного долга будут расти во всем мире, что заложит основу будущей инфляции (в период послевоенного восстановления инфляция всегда наблюдается). Это плохая новость для тех, кто сохранит сбережения.
Возможно, для них есть и еще одна плохая новость. В предыдущие периоды войн и катаклизмов государства очень часто обращались к накопленным сбережениям и доходам домохозяйств как к источнику средств для поддержания — самых бедных слоев общества, самых важных производств, собственных бюрократических систем.
Прогноз на завтра: Вирусная Депрессия '20
До первой мировой войны налоговая нагрузка на доходы и богатство во всем мире была почти нулевой. Великая Депрессия добавила к появившимся подоходным налогам еще и социальные. Во время Второй Мировой войны верхняя граница подоходного налога в США выросла до 94% от дохода, а плательщиками этого налога стали уже не 7% американцев, как перед войной, а 64%. Если катаклизм затянется, то в добавок к будущему инфляционному налогу мы можем увидеть рост налогов на доходы и состояние у наиболее обеспеченных членов общества. Война есть война, тут уж не до «бизнес-мотивации» и интересов элиты.
Если к власти в США придет представитель демократической партии, такой сценарий очень вероятен. В России, в условиях долгосрочного падения цен на нефть, с учетом специфики нынешнего премьера, этот сценарий тоже вполне возможен. Может быть, мы даже увидим единоразовый «военный налог» на состояние (по аналогии со швейцарским wealth tax).
Хотя мы не знаем, как быстро удастся остановить пандемию, мы уже точно понимаем, что произойдет это не раньше, чем иммунизируется большинство населения Земли (а на это нужно около 2 лет), или появится эффективная вакцина (от 9 месяцев до года), или чудесным образом найдется лекарство, существенно облегчающее течение болезни (надежды на это мало, но даже если это случится, потребуются 1-3 месяца на тестирование и какое-то время на массовое производство). Будучи реалистами, надо рассчитывать на 6-12 месяцев достаточно жестких ограничений. Если окажется меньше — ну что ж, это будет лучшей ошибкой в прогнозе, которую только можно себе представить.
Сокращение бизнеса почти на 100% произойдет в туристической индустрии, индустрии гостеприимства, индустрии развлечений и образовательной отрасли (оффлайн). Вероятная продолжительность такого сокращения — 1-3 квартала. Почти на 100% не будет летнего туристического сезона в европейских странах и Северной Африке. С учетом специфики этих бизнесов (значительные фиксированные издержки) можно ожидать тотального банкротства более мелких игроков (туроператоров, рестораторов, эвент-агентств и пр.) и существенной потери кредитоспособности отельеров, крупных туристических сетей и систем. Работу потеряет большинство сотрудников этих индустрий.
Ряд стран, в чьем ВВП туризм составляет значительную долю, будет поставлен на грань суверенного банкротства. Что произойдет в реальности — зависит от международных финансовых институтов и крупных экономических доноров (типа ЕС).
Из-за падения пассажирского трафика существенно сократится бизнес транспортных компаний; с учетом того, что авиакомпании во всем мире практически неприбыльны, всем им потребуется государственная поддержка.
Спрос на топливо сократится очень значительно — и это будет удерживать цены на нефть на низком уровне, даже если страны ОПЕК+ о чем-то договорятся.
Нас ждет существенное замедление любых изменений — законодательных, внедренческих, структурных — из-за отмены мероприятий, рефокуса на борьбу с болезнью, карантинных мер. Это не так страшно, если карантины продлятся 1-2 квартала (кто-то скажет, что это даже к лучшему). Но такое замедление — следствие торможения работы всей государственной машины. Это значит, что рассмотрение судебных дел, выдача разрешений и лицензий, одобрение проектов, обновление соглашений — все замедлится или остановится.
В зависимости от жесткости карантина на срок 1-3 квартала будет останавливаться множество предприятий и еще больше сервисных бизнесов затронутых зон (исключая онлайновые сервисы, и то не все). Потенциальное воздействие на ВВП будет варьироваться от страны к стране, но судя по предварительным данным по Китаю, Италии и Франции, снижение ВВП в моменте будет достигать 20-40% (то есть за каждый квартал простоя — 5-10% годового ВВП). Это беспрецедентный уровень падения ВВП: если карантины затянутся, мы можем увидеть сокращение мирового ВВП на 10% и более за один год. Уже есть прогнозы, обещающие рост безработицы в США до 25-30%. Эти показатели похожи на Великую Депрессию, только спрессованную в короткий период времени.
В отличие от Великой Депрессии, у основных государств мира сегодня в руках есть мощные монетарные средства перераспределения. Скорее всего, нигде в мире «Вирусная Депрессия ‘20» не вызовет голода, и толпы безработных не будут бродить по улицам в поисках работы: карантин. Несмотря на отсрочки и льготы по кредитам, несмотря на дефолты, банки будут поддержаны в нужном объеме, и финансовая система мира будет работать практически исправно (лишь станет еще более централизованной). Правительства и центральные банки используют свои эмиссионные возможности, чтобы частично покрыть выпадающие доходы своих граждан прямыми субсидиями нуждающимся. Крупные экономики уже напрямую заявили о таких программах, их общая обсуждаемая сумма превышает 10 трлн долларов (более 12% ВВП). Россия пока не спешит присоединяться к тем, кто готов заменить работодателей в вопросе поддержания платежеспособности работников (напротив, правительство предпочитает угрожать компаниям, которые будут увольнять персонал). Но вряд ли РФ удастся остаться в стороне. Альтернативы у тысяч малых и средних предприятий (и множества крупных) не будет — они либо частично сократят сотрудников, либо сократят всех — через закрытие. В принципе такие вливания должны поддержать теряющих доходы (где-то больше, где-то меньше), а та их часть, которая будет направлена на выкуп активов — поддержать цены на существенно снизившихся, но все же не нулевых уровнях.
Но это не означает, что все экономические агенты смогут пережить полугодовой шок падения потребления и ограничений в работе. Мы, безусловно, увидим существенный рост банкротств и дефолтов, поглощений и смен владельцев, национализаций и выкупов. И хотя физические и нематериальные активы останутся в целости, бизнес-ландшафт после эпидемии будет, конечно, сильно отличаться от текущего.
Прогноз на послезавтра
А потом эпидемия кончится. Не пострадают ни недвижимость, ни заводы и фабрики, ни транспорт, ни природа (она, скорее всего, станет только чище). Не пострадают предприятия, создающие реально необходимые продукты (будь то продукты питания, промышленные товары или сервисы), если только их бизнес до эпидемии не был слишком перекредитован и не имел возможности получить поддержку ликвидностью. На самом деле не пострадают и другие бизнесы — те, кто имел подушку ликвидности, достаточную для покрытия фиксированных расходов, позитивную unit-экономику и надежные источники финансирования.
Можно будет начинать снова, как будто ничего не случилось. Более того: можно будет отыграться за месяцы карантинов, ограничений и страха. Мир ждет потребительский и инвестиционный бум. Дополнительный стимул к развитию получат здравоохранение и фармпромышленность; дополнительные гранты — исследователи-иммунологи. Мир станет значительно более «он-лайновым»: попробовав и привыкнув, на порядок больше людей будет работать из дома, делать покупки, заключать сделки и организовывать переговоры в интернете. Настанет время великих поглощений: онлайн-сервисы, только упрочившие свои позиции за время карантинов, будут поглощать те оффлайны, в которых еще будет value.
Государства потратят большие средства на совершенствование систем слежения и тестирования (они всегда учатся именно так, из всех полезных практик выбирая для закрепления те, которые направлены на ограничения и регулирование), на национализацию и локализацию критически важных отраслей, на построение систем реагирования на глобальные кризисы нового рода — «эпидемические». Оппозиционные партии, конечно, будут активно протестовать; но в мире останется сильно меньше тех, кто поддерживает «свободу частной жизни», и сильно больше тех, кто не хочет умереть из-за безалаберности других.
Границы, прописки, регистрации, которые уже было стали терять свой сакральный смысл, снова станут важным элементом нашей жизни. Созданная один раз государственная система не сможет перестать работать, и нам придется привыкать, покупая билеты на самолет, проверять: принимает ли сегодня пункт назначения путешественников, которые в последние две недели побывали там, где побывали мы?
После победы в мире останется огромное количество денег, вброшенных государствами в экономику в процессе «войны». Это будет означать бурный рост стоимости многих видов активов, повышенную инфляцию и (как ни парадоксально) постепенное сокращение долгового пузыря — ставки наверняка будут отрицательными в течение долгого времени. Через год-два после окончания эпидемии может наступить период долгосрочного роста стоимости акций и период стагнации долговых рынков: отрицательные ставки никому не интересны, денег много, экономика растет.
Впрочем, не стоит загадывать. Текущая пандемия — не последний черный лебедь в истории человечества. Даже, возможно, в ближайшем будущем.