Черный коллектор: как российское законодательство играет на руку рейдерам

Компании Дональда Трампа банкротились как минимум четыре раза, что не помешало ему стать одним из богатейших бизнесменов Америки, а потом и президентом. Что бы было, живи он в России? Смог бы Трамп восстановиться после очередного финансового краха, вновь преуспеть? Скорее всего, нет, поскольку российская правовая система, в отличие от американской, не помогает компаниям пережить трудные времена и найти новую точку опоры. Роль нашего законодательства о банкротстве на сегодняшний день сводится к бейсбольной бите в руках «черного коллектора» — выбить долги, и точка. Хотя на момент появления этого важного экономического института в сентябре 1993 года отечественная нормативная база, регулирующая этот вопрос, была одной из самых совершенных в мире. Когда была пройдена точка бифуркации и чего ждать от рынка банкротств в будущем?

Да, именно рынка. Ведь процедура банкротства уже стала прибыльным бизнесом для множества компаний. Причем вся конъюнктура этому благоприятствует.

Только за 9 месяцев прошлого года, по информации Единого федерального реестра сведений о банкротствах, арбитражные суды признали неплатежеспособными 13 117 организаций. Существенно выросло количество разорившихся компаний в городах-миллионниках. В 2018 году количество неплатежеспособных организаций увеличилось на 2% в Санкт-Петербурге и на 8% в Москве. Значительная доля банкротств приходится на предприятия строительного сектора и потребительского рынка, что говорит о снижении платежеспособного спроса даже в экономически стабильных регионах.

Как и любой кризис, долговая яма, в которую готова провалиться наша экономика, порождает беды для одних и дополнительные возможности для других участников рынка. В последнем случае речь идет об арбитражных управляющих.

От оздоровления к выколачиванию долгов

Немного истории. Цивилизованный институт банкротства появился в России в 1993 году, с момента создания Федерального управления по делам о несостоятельности (банкротстве) — ФУДН, хотя сам нормативный акт был принят чуть раньше, в 1992 году. Деятельность и становление нового института рыночных отношений регулировались федеральным законом и были направлены, с одной стороны, на финансовое оздоровление потенциально перспективных бизнесов, с другой — на расчистку рыночного пространства от просевших к тому времени многочисленных госпредприятий, приватизация которых не имела экономического смысла. Закон имел целый ряд позитивных положений, которые позволяли вводить процедуры финансового оздоровления через налоговые каникулы на период временного управления, сохранять активы и реструктурировать производство.

Однако в дальнейшем законодатели направили систему нормативного регулирования по другому вектору: процедуры банкротства стали приобретать ликвидационный характер и все больше нацеливаться на выколачивание долгов (как правило, в пользу банков и налоговой службы).

Вопросы финансового оздоровления в ходе арбитражного управления практически перестали рассматриваться. Примерно 90% всех рассматриваемых дел о банкротстве заканчиваются конкурсным производством, что означает ликвидацию предприятий и продажу их активов с молотка по заниженной стоимости.

С момента принятия нового по существу закона о банкротстве в 1998 году началась эра передела рынка с помощью специфического цивилизованного института банкротства. В реализации новой парадигмы лишним оказался государственный орган — Федеральная служба финансового оздоровления (ФСФО) — прямой потомок ФУДН.

При анализе ситуации, сложившейся вокруг банкротства, становится понятным, что не все так однозначно и прямолинейно. Многочисленные поправки, принимаемые именно в закон о банкротстве, вводят в заблуждение настолько, что не ясно, кто же является исполнителем в этой пьесе и как она будет доиграна. Важно выяснить, кто автор идеи этой постановки.

В развитии российского законодательства о банкротстве четко прослеживаются две тенденции: первая — преимущество интересов кредитора над интересами бизнеса  (неважно, насколько взвешенную финансовую политику вел заимодавец, оценивал ли логику бизнес-модели, хеджировал ли риски, — виноват всегда должник), вторая — постепенная эволюция арбитражных управляющих от свободных самозанятых профессионалов к полугосударственным служащим.

Например, изменения, вносимые в правовую базу института банкротства в 1992, 1998, 2002, 2008, 2009, 2015 и 2018 годах, последовательно разбрасывали сферу контроля за арбитражным производством, расширяли права кредитора в отношении имущества должника, вводили новые основания для начала процедуры банкротства, расширяли список заинтересованных лиц, включаемых в долговой реестр, основания для выплат.

Институт арбитражных управляющих

Что касается института арбитражных управляющих, то если, согласно Закону РФ от 19 ноября 1992 года №3929-1 «О несостоятельности (банкротстве) предприятий», в профессию мог фактически прийти любой желающий, получивший экономическое или юридическое образование, то поправки в Федеральный закон №6-ФЗ от 08.01.1998 уже устанавливали специальные квалификационные требования и лицензирование, Федеральный закон №127-ФЗ от 26.10.2002 упорядочивал деятельность СРО (саморегулируемых организаций) арбитражных управляющих. Другие поправки вводили обязательное членство в профессиональной организации и последовательно поднимали порог входа на этот рынок.

С одной стороны, децентрализовывались контрольные и надзорные функции — ответственность передана от единой государственной службы сразу трем ведомствам, налоговой службе, Рореестру и Минэкономразвития, с другой — централизовывался институт арбитражных управляющих, они становились членами многочисленных СРО, которые, в свою очередь, вступали в Российский союз саморегулируемых организаций арбитражных управляющих (РССОАУ). Что касается последнего, то членами РССОАУ стали чуть более половины СРО, но это не помешало аккумулировать в его составе наиболее деятельных поборников передела рынка. Только за последние 8 лет изменения в законодательстве, инициированные этой группой через целую череду поправок, подготовили почву для тотального разрушения малого и среднего бизнеса.

Примеры, иллюстрирующие этот негативный тренд, можно увидеть в последних законодательных актах, призванных, на первый взгляд, усовершенствовать процедуру банкротства. Но это далеко не так.

В частности, поправки расширяют перечень обстоятельств, при которых можно подать заявление о субсидиарной (коллективной) ответственности, например, в связи с отсутствием у должника средств на покрытие судебных издержек. Увеличилось число лиц, имеющих право требовать субсидиарной ответственности. К арбитражным управляющим и комитетам кредиторов прибавились представители трудовых коллективов или даже бывшие работники должника. Ни о каких оздоровительных процедурах для предприятий в нормативном регулировании теперь речь не идет.

Главное изменение коснулось деятельности самих саморегулируемых организаций арбитражных управляющих. Согласно этим поправкам, размер компенсационного фонда СРО с 1 января 2019 года вырос с 20 млн до 50 млн рублей. При этом размер единовременной выплаты за ненадлежащее исполнение арбитражным управляющим своих обязанностей увеличивается с 5 млн до 25 млн рублей. Это новшество фактически запускает очередной этап передела рынка банкротств.

В настоящий момент в Единый реестр сведений о банкротстве внесены сведения о 9700 арбитражных управляющих, большая часть из которых объединена в 49 СРО. В течение 4-6 месяцев примерно две трети профессиональных организаций будут вынуждены уйти из этой сферы деятельности из-за невозможности поддерживать столь высокую финансовую планку.

Новый этап передела на рынке банкротств

Такое развитие ситуации повлечет за собой сразу несколько негативных тенденций.

Во-первых, основными стали поправки, которые направлены на привлечение собственников предприятий к личной и субсидиарной ответственности и на невозможность реабилитации

Ответственность бенефициаров бизнеса не нужна для восстановления платежеспособности, но может пригодиться для выявления лиц, вывезших капиталы за пределы России с целью финансового шантажа. Разумеется, делать это можно, используя зарубежных партнеров или уже собственные зарубежные компании, которыми владеют практически все держатели самых состоятельных СРО.

Во-вторых, для тотального управления контингентом арбитражных управляющих Национальному объединению саморегулируемых организаций арбитражных управляющих придают форму централизованного псевдогосударственного контрольного органа.  Заинтересованные лица получат централизованный контроль за предприятиями и объектами, которые подпадают под процедуры банкротства. Растет риск финансовой неустойчивости в любой отрасли, производственной схеме, и сорвано выполнение любого контракта.

В 2018 году арбитражные управляющие, по данным Федресурса, заработали в среднем 775 000 рублей с одного случая частного банкротства и 9,5 млн рублей с корпоративного. Угрожающая ситуация в экономике страны, обвальный рост частных дефолтов и стабильно плохая ситуация с корпоративными банкротствами вносят свой вклад в появление нового рынка конкурсных процедур — быстро растущего и привлекательного из-за низких расходов и высоких доходов.

Изменения в законодательстве показывают, что государство в лице бюджетных организаций практически вышло из этого бизнеса, отдав его на откуп аффилированным структурам.

Грядет укрупнение саморегулируемых организаций арбитражных управляющих и превращение их в своего рода корпорации по выколачиванию долгов, а также рост числа рейдерских захватов предприятий с помощью института банкротства. Причем пострадать могут не только фирмы привычного потребительского сектора, но и негосударственные производства, включенные в цепочку поставок оборонных и инфраструктурных проектов. Менеджменту этих бизнесов придется привыкать к финансовой осторожности и осмотрительности в выборе деловых партнеров.